Ветер перемен - Василий Владиславович Скородумов

хотелось, чтобы из темноты туннеля выскочили пару вражеских лазутчиков – это хоть как–то развеяло бы эту смертную скуку. Но впереди было пусто, луч фонаря не высвечивал ничего подозрительного, и от этого на душе почему–то становилось еще тоскливее.

* * *

Время шло, минуты медленно сменяли друг друга, и я, не зная, чем себя развлечь, достал из нагрудного кармана мою спасительницу – серебряную пятирублевую монету. Осмотрел со всех сторон, покрутил в пальцах. Вмятина от пули была неглубокой – немалая толщина металла значительно погасила удар. Тот день, когда я нашел монету, поистине знаменателен, ведь если бы не она, меня бы уже не было в живых.

В руках у меня была вещь, которая спасла мне жизнь. Верится с трудом, но это так. Что это: простая случайность или же кто–то хотел, чтобы я ее нашел? Этот вопрос остался без ответа, по крайней мере, до некоторого времени.

Мой взгляд скользнул по Юркиному лицу. По его глазам было крайне сложно определить: спит ли он с открытыми глазами или же просто уставился на носки своих ботинок. Я ни разу не видел, чтобы мой друг спал с несомкнутыми веками, однако вполне допускал возможность такого явления.

На станции в данный момент царила тишина, и лишь голос Славы, который рассказывал Валере очередную историю, нарушал безмолвие:

– Представляешь, бывал я как–то раз на «Приморской». Давно это было, подробностей уже не помню, но самое главное глубоко отпечаталось в моей памяти. В общем, шли мы втроем – я, Пашка и еще один паренек нашего возраста, Андрей его, вроде бы, звали, по перегону на «Приморскую». На касках у каждого – по фонарику, все с оружием – все чин по чину, как положено. Значит, шли мы, шли, как Андрей вдруг закричит, громко, протяжно. Так кричат от невыносимой боли обычно. Я повернулся и вижу, что Андрей стоит на месте неподвижно, а голова у него повернута на девяносто градусов, а то и больше. И продолжает при этом орать. Я схватился за оружие, да только куда стрелять–то? Объекта не вижу. А голова Андреева продолжает выкручиваться какой-то невидимой силой. Уже вовсю слышен треск позвонков. А парень еще жив, как ни странно. Ну я сжалился над ним и выстрелил в голову, чтоб не мучился. Я думал на этом ужасы и закончатся, ан нет, черта с два. Практически сразу после того, как я пристрелил Андрея, стал кричать Пашка. И секунды не прошло, а руки и ноги его уже отделились от тела, и на рельсы упало только четвертованное тело. Стены, потолок и сам я - всё было залито кровью. От страха чуть в штаны не наделал. Бросился что было сил в сторону «Приморской», не особо–то рассчитывая, что доберусь до туда. Но, как видишь, добрался, иначе бы не сидел тут с тобой и не разговаривал.

– А что это было? – севшим голосом поинтересовался Валера. История произвела на него сильное впечатление.

– Что убило ребят? А хрен его знает! Может, призраки, может не призраки. Мне по большому счету все равно. Одно скажу: после этого случая я на «Приморскую» ни ногой.

Ох, Слава, Слава. Любишь ты придумывать, фантазер! Я был на девяносто девять процентов уверен, что рассказанная им история – не более чем выдумка. Во-первых, Пашка, который якобы ходил с ним на «Приморскую», умер от воспаления легких и не где-нибудь, а на своей родной «Новочеркасской». Во–вторых, история была совсем уж неправдоподобной. А уж зная Славку не первый год, могу с уверенностью сказать, что услышанное мной – не что иное, как его очередная байка.

Валера доверчивый человек и верит кому угодно. Скажешь ему, что инопланетяне существуют, приведешь парочку сомнительных фактов на этот счет и готово – он уже на крючке. А Слава пользуется этим и рассказывает ему разные небылицы, которые, вполне возможно, сочинял на ходу.

Как бы то ни было, вмешиваться в их разговор я не собирался.

Я повернул голову и посмотрел на вестибюль станции «Лиговский проспект». Как и «Новочеркасская», раньше он был освещен тусклым оранжевым светом. Теперь же единственным источником света были четыре энергосберегающие лампочки, прикрученные на конец стоящих вертикально металлических балок и подключенные к бензиновому генератору.

Палаток на станции было немного – всего семь. Здесь остались только смельчаки, не захотевшие покидать привычное место. Почему смельчаки? Да потому что в случае чего первый удар придется по ним.

И вообще «Лиговский проспект» претерпел значительные изменения и не в лучшую сторону. Еще бы, двадцать лет за станцией никто не следил. Такая же участь постигла многие другие станции петербургского метрополитена, некоторые из них и вовсе оказались заброшенными и сложно представить, что там вообще сейчас творится…

Вдруг стало совершенно тихо – будто я в одночасье оглох. Неслышно было ни единого звука, вообще ничего. Такое бывает, когда целиком погружаешься в свои мысли. В данный момент я не думал ни о чем и одновременно о всем сразу. Что интересно, объяснить это нельзя, и никто бы, думаю, не мог, хотя, наверняка, такое у всех случалось.

В итоге я и не заметил, как заснул.

* * *

Открыв глаза, я осмотрелся. Юры рядом не было. Куда он мог уйти? Конечно же, в сортир, куда же еще?

Я встал, протер глаза, потянулся. В спине что–то хрустнуло, – так у меня всегда бывает, когда тянешь позвоночник. Потом встал на ноги и поднялся на платформу. Покидать пост в отсутствие своего напарника было большой глупостью – враг может быть только этого и ждал – но я хотел посмотреть, на месте ли Валера и Слава. Отчего–то мне стало вдруг неспокойно. Но, конечно же, они были на месте, куда им было деваться. Говорили о чем-то своем. Было бы очень странно, если бы я их там не застал.

Увидев меня, оба помахали мне руками и возобновили беседу.

Все сомнения мгновенно улетучились, и я вернулся на свое место. Сел на мешок