Последнее дело Холмса - Артуро Перес-Реверте

на спинку кресла:

– Даже не знаю, благодарить вас или обидеться.

Я засмеялся. И, вставая, сказал вполголоса:

– Завтра присмотримся повнимательней к Клеммерам. Ну, думаю, теперь я наконец смогу уснуть. Идете?

– Нет, посижу еще вот с этим. – Он побарабанил пальцами по корешку книги.

– Ну ладно… Тогда спокойной ночи, Ватсон.

– До завтра, Холмс.

Не прошло и четверти часа, как я вернулся. Фокса продолжал листать книгу и, подняв на меня глаза, удивился моему раздражению.

– Что вам известно об этом? – спросил я, немного драматизируя.

И протянул ему сложенный вдвое листок. Он закрыл книгу и взял его.

– Ваша работа? – наседал я. – Решили подшутить надо мной?

Он развернул листок. На почтовой бумаге с грифом отеля карандашом, заглавными буквами было коряво выведено:

НА ПЕСКЕ, ИСТОПТАННОМ АЯНТОМ, ЭЛЕМЕНТАРНА ТОЛЬКО СМЕРТЬ

Он перечел текст несколько раз.

– Если это шутка… – начал я.

– Это не я, – перебил он.

Я долго и пристально вглядывался в его лицо. Потом вырвал из его руки записку и перечел в молчании. Потом спросил:

– Даете слово?

– Да, разумеется. Где вы ее нашли?

– Лежала у меня в номере, на полу под дверью. Я заметил, когда ложился спать.

Я вытащил из кармана нож для разрезания бумаги – узкий, плоский, остроконечный, как кинжал. Чеканная рукоять и блестящее стальное лезвие длиной сантиметров семнадцать.

– Этого достаточно, чтобы протолкнуть записку под дверь.

Фокса растерянно рассматривал нож. Попробовал острие на подушечке большого пальца.

– Нож тоже был в номере?

– Да.

– Он не ваш?

– Впервые вижу.

Он попросил у меня записку и принялся ее рассматривать.

– В рассказе «Райгейтские сквайры», – сказал он, возвратив мне листок, – Шерлок Холмс извлек из клочка бумаги двадцать семь умозаключений.

– Мне и одного бы хватило.

– Кажется, что писал ребенок.

– Или тот, кто имитировал детский почерк: все буквы заглавные. Я уже думал об этом, пока спускался.

– А может быть, написано левой рукой? Вы это имели в виду?

– Или левша писал правой.

Мы замолчали, уставившись друг на друга.

– А вы понимаете, что это значит? – спросил я.

– Может быть, кому-то пришла охота подразнить нас? И это не имеет никакого отношения к…

– Вот как? Вы в самом деле так думаете?

Он не нашелся с ответом. В наступившей паузе я скользил взглядом по корешкам книг на полках. Ночь вокруг нас казалась теперь еще темней, а мрак – еще гуще.

– В делах подобного рода, – сказал я наконец, – нужно совершить два дополняющих друг друга действия: поставить себя на место преступника, приняв как данность, что он умнее нас, либо – что мы умнее его. И в том и в другом случае мы сталкиваемся с определенными трудностями.

– И как нам быть сейчас?

– Пока не знаю.

Я сел на прежнее место.

– «На песке, истоптанном Аянтом…» Может быть, подразумевается пляж?

– Может быть, – ответил Фокса.

– Следы на песке, ведущие к павильону.

– Вполне вероятно.

Я вспомнил, как Шерлок Холмс дразнил Ватсона, прикидываясь невеждой, и решил повторить:

– А что это за Аянт такой?

Фокса удивился:

– Вы не знакомы с античной драматургией?

– Дорогой друг, вы представить себе не можете, до какой степени необразованны люди моей профессии. Мы, актеры, состоим из пустот, которые заполняем каждым новым персонажем. И почти все мы, получая новый сценарий, читаем только свои реплики.

Я помолчал, словно припоминая сценарии и картины, а на самом деле следя за тем, как воспримет мои слова Фокса. Потом раскрыл перед ним портсигар. Фокса качнул головой. В пепельнице лежали уже четыре окурка.

– Да-да, уверяю вас, никто не сравнится с актерами в пустоголовости, – продолжал я, закуривая. – Вы слышите это от человека, который считается знатоком Шекспира, – что же тогда говорить о прочих?

– Аянт – это Аякс.

– Кто-кто? – переспросил я.

Это был явный перебор, и Фокса, почуяв его, взглянул на меня с подозрением:

– Вы меня дурачите, да?

– И не думаю даже.

– Хотите сказать, что не знаете, кто такой Аякс?

Я поднял брови с самым невинным видом:

– Ну, положим, знаю… Один из героев Троянской войны.

– Есть такая пьеса у Еврипида… То есть, виноват, у Софокла. Называется «Аянт». И записка явно имеет в виду этого персонажа.

– А истоптанный песок?

Он ненадолго задумался. А потом лицо его просияло, словно от вспышки блица.

– Что такое? – спросил я.

– Это даже лучше, чем я думал, – ответил он. – Очень изысканно.

– Пребываю в недоумении.

– В первой сцене первого акта ахейский герой Улисс стоит на коленях и рассматривает следы, оставленные на песке его товарищем Аяксом, который в припадке безумия и бешеной ярости убил всех быков у себя в хлеву, а заодно и пастухов.

Я изобразил на лице восхищение – впрочем, сдержанное:

– Вот как… И что дальше?

– Я помню не всю пьесу, а один-два эпизода… Улисс прибегает к «чутью лаконской собаки»… А второй: «И вот – то убеждаюсь, что след – его, то сам не знаю, так ли.

Я посмотрел на него с искренним уважением:

– Черт возьми… Какая память.

– Я был последним учеником по всем предметам, кроме литературы, греческого и латыни.

– Эта история с Улиссом тянет на детектив. На первый детектив в мировой литературе, а?

– Может быть. Впрочем, Улисс соперничает с пророком Даниилом, который посыпал пеплом пол в храме, чтобы по следам доказать, что священнослужители входили туда и съедали подношения. И с Эдипом, который установил, что убил своего отца и женился на родной матери.

– Да что вы говорите. – Я сделал удивленное лицо. – Такой древний жанр?!

– На первых же страницах Библии описывается кража и братоубийство. Ну а потом сами знаете: По, Габорио, Леблан… Даже у Александра Дюма в «Виконте де Бражелоне» д’Артаньян действует как сыщик. И, как говорится, новое – это хорошо забытое старое.

– Следы… – заметил я задумчиво.

– Да. Это древнейший детективный элемент. С длиннейшей родословной.

– Они появляются и во многих рассказах про Шерлока Холмса.

Фокса с повышенным вниманием наблюдал, как я выпускаю густую струю табачного дыма.

– И все это означает, – добавил я, – что если в отеле есть убийца – а он, по всей видимости, есть, – то это образованный человек.

– По крайней мере, он читал Софокла.

– «Элементарна только смерть…»

– …дорогой Ватсон, – подхватил Фокса.

– Именно так. Он глумится над нами.

Фокса показал на записку и на разрезной нож:

– Не вижу связи между этими предметами.

– Я тоже не вижу. Но злая насмешка налицо. Адресовано мне. И вам.

Мы помолчали, размышляя каждый о своем видении проблемы. Должен признаться, что, вопреки обстоятельствам, я испытывал приятное ощущение. Своеобразное, бесспорно, однако зловещая подоплека уравновешивалась азартом. Хотелось настичь добычу, пусть даже она окажется не той, о которой все думают. В этот миг я чувствовал себя так, будто в зале погас свет и с экрана зарычал лев «Метро-Голдвин-Майер» или мускулистый атлет ударил в гонг. Или как если бы я стоял у своей отметки и ждал, когда раздастся звук хлопушки.

– Да, – заключил я, – это неожиданный оборот дела. Оно движется теперь в непредсказуемом и неведомом направлении. И если мы в самом деле столкнулись с преступлением…

– А это, мне кажется, именно оно и есть, – объективно заметил Фокса.

– А если это оно, с чем я согласен, спрашивается, каков же должен быть преступник, чтобы провоцировать нас таким образом?

– Понятия не имею.

Я молчал, окутавшись дымом, словно сидел в квартире на Бейкер-стрит, одной рукой обхватив локоть другой, а ладонью подперев подбородок. Я был уверен, что если мой собеседник снова откроет книгу и поищет среди иллюстраций, то без труда найдет изображение Шерлока Холмса в такой позе.

– Сегодня днем, – промолвил я наконец, – мы с вами говорили об игре, помните?

– Помню, разумеется.

– И мадам Ауслендер высказалась по этому поводу.

– Подумать только, какое совпадение.

– Однако, сдается мне, совпали не три мнения, а четыре. Ваше, мое, хозяйки отеля и безвестного игрока, сведущего в античной драматургии.

Я увидел, как Фокса подскочил. Я не преувеличиваю – он в самом деле чуть не вывалился из кресла. И уставился на нож, как на змею, готовую ужалить.

– Мориарти? Человек, виновный в половине преступлений, совершенных в мире?

– Клянусь Юпитером… – Я раздавил в пепельнице окурок сигары, словно мне вдруг расхотелось курить. – Не говорите так.

5

Тайна запертой комнаты