Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После разговора с Веспер Дандас я никак не мог уснуть. В голове мелькали, то исчезая, то возникая вновь, какие-то картины и образы, реальные и воображаемые, жизнь и смерть. Возможные стратегические схемы и тактические ходы. Устав вертеться с боку на бок в поисках удобной позы, которая вмиг становилась неудобной, – я к тому же спал в нижнем белье, потому что пижама, как и почти весь мой багаж, осталась на яхте, – я встал и подошел к двери на балкон. Днем оттуда открывался чудесный вид на недальний холм, густо поросший по склону деревьями, но сейчас все сливалось в одно угрюмое бесформенное пятно, которое в лунном свете выделялось из тьмы.
Тело требовало толику спиртного, и я старался об этом не думать. На помощь я призвал недавнее прошлое и чуть более отдаленные воспоминания о вирусном гепатите и о размолотой печени, а заодно припомнил слова Ларри Оливье, сказанные им однажды вечером в Лондоне, когда в «Савое» под филе «Веллингтон» много было и возлияний, и излияний: «Если не брать в расчет это великолепное животное Джона Уэйна, всегда играющего самого себя, хороший актер проживает жизнь не свою, а того, которого хочет видеть в нем публика. Мы с тобой, Хоппи, не сами по себе, а то, что захотели сделать из нас сценаристы, режиссеры, продюсеры. А потому не обольщайся: эти твари не позволят нам отделаться ни от персонажей, которых они для нас придумали, ни от тех, кто появляется на экране и кого зрители принимают за нас. Представить себе не можешь, старина, чего мне стоит отрешиться от Нельсона, Генриха Пятого, Дня святого Криспина, быть или не быть и всякого прочего дерьма».
Я оделся, закурил и стал смотреть поляроидные снимки Эдит Мендер. Потом вышел на балкон. Несмотря на поздний ночной час, было свежо, но не холодно. Из-за холма доносился отдаленный вой ветра, но вокруг отеля царил полный штиль. И цикады возобновили свои монотонные ночные псалмы.
Грех мне жаловаться, подумал я. Со спиртным я покончил более или менее вовремя, кое-какие средства скопил, хотя моя карьера в кино убита и в землю зарыта. Но все же, не считая других фильмов, я снялся в пятнадцати картинах о Шерлоке Холмсе, имевших большой коммерческий успех. Не все мои друзья сумели добиться такого: к примеру, Уильям Пауэлл, при всей своей элегантности и обаянии, к концу своей долгой карьеры сыграл (вместе с Мирной Лой) только в пяти сиквелах «Тонкого человека».
По смежной ассоциации я вспомнил о Пьетро Малербе и его предложении сняться в телесериале. Предложение было не из самых заманчивых, но, по крайней мере, мне было бы чем заняться. Кроме того, пришла пора принять кое-какие финансовые предосторожности. Да, дом в Антибе выкуплен полностью, но жизнь на юге Франции становилась дороговата, тем паче что я не знал, сколько той жизни мне отмерено. А старость в стесненных материальных обстоятельствах – это ад. Но в одном я был уверен – в Англии больше жить не буду: не надо мне этих туманов, ничтожных политиков (я был страстным поклонником Черчилля), газовых калориферов, которые включаются, только если опустить монетку, и тоски по распадающейся империи. А в Средиземноморье жизнь бурлит и полна отрадных сюрпризов – возможных или вероятных, как сказал бы Шерлок Холмс.
Упоминание, пусть мысленное, великого сыщика обратило мои мысли к насущной проблеме и к тому, какие шаги по решению оной следует предпринять, – то есть к весьма занимательному расследованию, которое мы полушутя-полусерьезно затеяли, и к моей довольно двусмысленной роли в нем. Какое-то время я размышлял об этом, опершись о железные перила и покуривая, а потом заметил, что сна по-прежнему ни в одном глазу, вернулся в номер, сунул в карман портсигар и зажигалку от Марлен Дитрих, взял ключ, вышел в коридор и направился вниз, в библиотеку.
– Какой сюрприз, – сказал я, войдя.
Пако Фокса поднял глаза от книги, которую держал в руках, и взглянул на меня. Он сидел в кресле и читал при свете трех керосиновых ламп. На полках, помимо книг – изобильно представленных творений Генри Джеймса и Томаса Манна вперемежку с Моэмом, Грином, Цвейгом, Йерби, Слотером и еще несколькими, – стояли переплетенные комплекты «Пари-матч», «Эпоки», «Лейдис хоум джорнал» и греческого «Имброса» сороковых годов.
Оправившись от первоначального замешательства, испанец мне обрадовался.
– Не спится, – сказал он, словно оправдываясь.
– И мне.
Я уселся напротив. В пепельнице лежали три окурка.
– Вы ищете что-нибудь конкретное?
– Факсимильное издание рассказов Конан Дойла в «Стрэнде». О котором упомянула мадам Ауслендер. – Он приподнял книгу. – Она имела в виду это.
Я потерял дар речи, а Фокса, казалось, наслаждался моим изумлением. Ничего удивительного, сказал он через минуту, что нам в голову пришла одна и та же мысль. Это лишь подчеркивает нашу с вами синергию.
– Я подумал, что недурно было бы освежить кое-какие литературные воспоминания, – сказал я.
– Таково же было и мое намерение.
Он протянул мне тяжелый толстый том большого формата: «Шерлок Холмс. Полное иллюстрированное издание „Стрэнда“». Когда журналы переплетали, с ними обошлись довольно небрежно, но страницы не пострадали.
– Ничего нет нового под солнцем, – заметил я. – Все уже было или было написано.
Рассматривая иллюстрации, я медленно перелистывал страницы, пока не дошел до 118-й, где были изображены Холмс и Ватсон: один стоял спиной к камину, другой сидел. Подпись гласила: «Потом 〈он〉 встал перед камином»[44]. Я показал ее Фокса.
– Эти иллюстрации сделал Сидни Пэджет в тысяча восемьсот девяносто первом году, – отозвался он. – Вам света достаточно? Это гравюры. Первые иллюстрации – к «Скандалу в Богемии» – навсегда определили канон: Ватсон – пониже ростом, более коренастый и плотный, с усами, а Холмс – долговязый и сухощавый, с высоким лбом и крупным орлиным носом. Были и другие иллюстраторы, но никто не сумел передать так точно самую суть персонажей. – Он помолчал. Потом взглянул на гравюру и на меня. – Вылитый вы.
– Некоторое сходство есть, – согласился я.
– Похоже, вы помните все подробности всех совершенных в девятнадцатом веке злодеяний.
Я улыбнулся, узнав парафраз из «Этюда в багровых тонах», но промолчал. Дошел до 197-й страницы, где помещалось классическое изображение Холмса, которое уже никто никогда не смог изменить, – в халате и с трубкой в зубах. Показал его и Фокса.
– Как две капли, – подтвердил он.
– Потому-то мне и дали эту роль когда-то. Уж не знаю, к добру или к худу, но своей славой я обязан Пэджету и его рисункам. И своим манерам.
– А вот теперь он приобрел ваши черты. Даже манера останавливаться и смотреть точно такая же: «Взгляд острый, пронизывающий…»[45] Вы обращали внимание, как часто Конан Дойл, описывая взгляд своего героя, употребляет эпитет «острый»?
– Вы преувеличиваете, – ответил я. – Если это относится ко мне.
– Нисколько не преувеличиваю. Это похоже на графическую версию принципа неопределенности Гейзенберга: если наблюдение изменяет объект наблюдения, то интерпретация изменяет интерпретируемое[46]. Холмс – это вы и пребудет вами навсегда.
Польщенный, но смущенный, я перелистнул еще несколько страниц.
– Идея ваша забавна, однако абсурдна.
– Вы ведь тоже курили трубку?
Мимическими средствами я подтвердил, что некогда был подвержен этому пороку. И уточнил:
– Крепкий, крупной резки табак?
– Разумеется, – засмеялся Фокса.
– Только в кино. Я, что называется, завзятый курильщик, как и вы и как сам Шерлок Холмс. Но трубку терпеть не могу. Она неудобна и портит зубы.
Мое собственное замечание воскресило давешнюю мимолетную идею, но она снова мелькнула в голове и исчезла, не дав мне времени проанализировать ее: зубы, покрытые налетом или испачканные чем-то, – я что-то когда-то где-то об этом читал. В этот миг я остановился на иллюстрации к рассказу «Звездный», изображавшей Холмса и Ватсона в вагоне поезда. Фокса, наклонившись, тоже взглянул на нее.
– Вот здесь изображены пальто с капюшоном «ольстер» и знаменитое кепи, – сказал он с явным удовольствием.
– Да, но вы не представляете, как нелепо я себя чувствовал, когда на съемках какой-то ранней картины меня заставили надеть эту каскетку с ушами, по-английски именуемую deerstalker. Покойный Брюс Элфинстоун неустанно меня этим дразнил.
– Почему же вы перестали играть Шерлока?
– Я же вам говорил: телевидение стало заполонять все, и крупные продюсеры решили
- Рассказы - Гилберт Честертон - Детектив
- Золотой жук. Странные Шаги - Эдгар По - Классический детектив
- Красным по белому - Артур Дойл - Классический детектив
- Детективный Новый год - Устинова Татьяна - Детектив
- Английский язык с Шерлоком Холмсом. Собака Баскервилей - Arthur Conan Doyle - Классический детектив
- Английский язык с Агатой Кристи. Убийства по алфавиту (ASCII-IPA) - Agatha Christie - Классический детектив
- Английский язык с Агатой Кристи. Убийство в Восточном Экспрессе - Agatha Christie - Классический детектив
- Концы в воду - Николай Ахшарумов - Детектив
- Лобстер для Емели - Дарья Донцова - Детектив / Иронический детектив
- Тайна голландских изразцов - Дарья Дезомбре - Детектив