Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пашни были еще мокрыми. В тайге, особенно в глухих, тенистых местах, под слоем мокрых прошлогодних листьев лежали грязные ледяные глыбы.
Но и осокорь на утесе уже отяжелел, вольготнее распустил во все стороны свои голые пока ветви, сизовато поблескивая, плавая в космах теплых туманов, поднимающихся с земли.
Деревню все плотнее заволакивало острым запахом оттаивающей, просыпающейся к жизни земли, набухающих почек.
Потом к этому запаху начал примешиваться холодновато-терпкий, пьянящий аромат. Это значит — на лугах и в тайге зацвели подснежники, а на деревьях начали лопаться первые почки.
И только Чертово ущелье еще дышало влажным холодом. Там, на дне, все еще лежал снег…
Когда зацвели подснежники и начали лопаться почки на деревьях, умер Анисим Шатров.
Перед самой кончиной он велел Иринке сбегать за председателем.
Когда Захар пришел, старик долго-долго глядел на него молча.
— Тяжело мне, Захарыч, помирать-то, — вымолвил он наконец. — От твоих слов тяжело… от этих, что на кочан я похож. Вот все думаю — верно ведь ты определил.
— Да я же, Семеныч… Я же не хотел обидеть тебя, когда сказал так, — мягко произнес Большаков.
— Что — ты… Сам я тебя обидел. Обездолил, проще. Свернулся в кочан, а развернуться не мог. От этого тяжело…
С его щеки упала слезинка. Старик попросил:
— Хоть и не по заслугам будет честь, а попрошу вас… похороните меня там же, под осокорем…
Это были его последние слова.
Похоронили Анисима там, где он просил.
…Мертвым лежать спокойно, а живым — жить.
Вскоре зашевелился, загудел Зеленый Дол, зазвенел голосами. Зарычали грузовики, затрещали тракторы. Весь этот гул и грохот в несколько дней уполз за Светлиху, и вот уже первые зерна упали в прогревшуюся пашню.
Деревня обезлюдела. По улицам только часто и торопливо шныряли грузовики, развозившие от семенных амбаров во все стороны тугие многопудовые мешки.
Однажды утром к амбарам подошла худенькая девчонка, присела на солнцепеке и раскрыла книжку. Но она не столько читала, сколько следила за подъезжающими и отъезжающими грузовиками.
Когда показалась обшарпанная полуторка, она вскочила, замахала книжкой. Из кабинки высунулся Мишка Большаков, заулыбался.
Он подогнал машину к раскрытым дверям амбара, выскочил из кабинки, подбежал к девушке:
— Ксеня! Вот здорово! Ты надолго приехала?
— На денек всего, — ответила Ксения. — Мамку проведать… И вообще подышать воздухом.
— Вот здорово! — опять воскликнул Мишка. — А тебе сейчас… тяжело, наверное?
— Да как сказать… не шибко легко, Миша, — ответила она. — Ну ничего. Литературу больше уже не сдавать.
И вдруг, когда прошли первые минуты встречи, оба смутились, замолчали.
Колхозники, не обращая на них внимания, грузили машину.
Ковыряя землю носком ботинка, Ксения спросила:
— Ты куда семена возишь?
— На зареченские пашни. А сейчас батя велел в третью бригаду отвезти. Там у них не хватает, что ли…
Неожиданно Мишкин голос перехватило. Но он промолвил все же:
— Слушай… Поедем со мной? Проветришься… А в лесу — цветов!
— Нет, что ты… Физику надо зубрить. До свиданья.
И она пошла прочь от амбаров. Но пошла не к дому, а вдоль улицы, на край деревни.
Через несколько минут Мишка догнал ее уже за деревней, притормозил, распахнул дверцу. И девушка быстро шмыгнула в кабинку.
— Только ты остановись, где побольше цветов, — сказала, краснея, девушка.
Мишка заглушил мотор возле небольшой полянки, сплошь усеянной подснежниками.
Ксенька тотчас забрела в траву, шла и шла по полянке, спускающейся к берегу лесной речушки, выбирала самые лучшие цветы. Но вдруг остановилась, к чему-то прислушиваясь. К ней подбежал Мишка.
— Гляди, каких я тебе нашел!
— Тише! — прошептала девушка. — Там, на берегу, кто-то разговаривает, что ли…
Оба замерли. За невысокими кустами, огородившими поляну, булькала речушка. Потом в самом деле послышались голоса.
Мужской:
— Машина, что ли, остановилась на дороге?
И женский:
— Да нет, проехала вроде.
Парень и девушка несколько секунд стояли недвижимо, не зная, что делать.
— Пойдем… потихоньку, — потянула девушка Мишку за рукав к дороге.
Но в это время из-за кустов опять еле слышно донеслось:
— Не надо больше встречаться нам, Фрол. Не надо. Вскоре после того, как ты ушел от меня, я почувствовала — ребенок будет… Спасибо тебе. Я уж думала — возьму какого-нибудь сиротку из детдома. Да разве со своим-то сравнить!
За кустами помолчали. Потом снова:
— И как же теперь, Клавдия? Я тоже думал: как оно все это выйдет, если ребенок будет? Чей он — кому ж не ясно… Степанида — это ничего. А Митька, Зина? Только-только вроде прилаживаться друг к другу стали…
— Уеду, однако, куда-нибудь я…
— Совсем?
— Почто же?… Года через три-четыре — вернусь. Скажу — из детдома взяла. Или… Да и кому какое дело тогда, откуда у меня ребенок…
— Плохо это, уезжать-то…
— Нехорошо. Не хочется. Да что ж… Зато теперь у меня счастье есть. Когда будет можно, я и ребенку своему, и всем скажу, кто его отец. Ладно?
— Конечно, чего ж тут… Да-а, вон как даже оно бывает, в жизни-то…
Ксенька с Мишкой стояли не шелохнувшись, пораженные чем-то большим, таинственным и пока им не совсем понятным.
Первая опомнилась Ксенька. Она нагнулась, осторожно зачем-то положила на землю нарванные цветы и тихонько пошла к машине.
— Букет соберем где-нибудь в другом месте, на обратном пути, — сказала она, когда Мишка тихонько тронул грузовик. — А кто это там говорил — не знаешь?
- Река непутевая - Адольф Николаевич Шушарин - Советская классическая проза
- О чем плачут лошади - Федор Абрамов - Советская классическая проза
- Зеленая река - Михаил Коршунов - Советская классическая проза
- Весенняя река - Антанас Венцлова - Советская классическая проза
- Вечный зов. Том I - Анатолий Иванов - Советская классическая проза
- Презумпция невиновности - Анатолий Григорьевич Мацаков - Полицейский детектив / Советская классическая проза
- Селенга - Анатолий Кузнецов - Советская классическая проза
- Сага о Певзнерах - Анатолий Алексин - Советская классическая проза
- Владимирские просёлки - Владимир Солоухин - Советская классическая проза
- Чертовицкие рассказы - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза