Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский

издан между 1590 и 1592 годами». Но уже Сперанский в своем «Историч. Обозрении изменения в праве поземельной собственности и в состоянии крестьян» (издан, в Архиве Калачова) прямо объясняет указ 1597 года потребностью правительства положить пределы многочисленным и бесконечным искам о беглых крестьянах, для чего и был назначен теперь пятилетний срок. (стр. 35). Погодин в названном выше рассуждении по справедливости ссылается на это объяснение Сперанского. Он ссылается также на исследование К. Аксакова (в Рус. Беседе за 1858 г. кн. III), где последний доказывал существование крестьянского перехода и после закрепления не только de facto, но и de jure. Возражая им, Костомаров настаивает на том, что в 1592 году «что-то произошло» в смысле закрепления крестьян. Важной опорой для себя он и другие сторонники того же мнения считали указ царя Василия Шуйского 1607 года, приводимый Татищевым.

Указ сей действительно весьма любопытен. Он начинается следующим введением: «лета 7115 (1607) марта в 9 день царь и великий князь Василий Иванович всея Руси с отцом своим святейшим Гермогеном патриархом, со всем освященным собором и со своим царским сигклитом, слушав доклады Поместной избы от бояр и дьяков, что переходом крестьян причинилися великие крамолы, ябеды и насилия немощным от сильных, чего де при царе Иоанне Васильевиче не было, потому что крестьяне выход имели вольный; а царь Федор Иоаннович, по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьянам заказал, и у кого колико тогда крестьян было, книги учинил, и после того началися многие вражды, крамолы и тяжи. Царь Борис Федорович, видя в народе волнение велие, те книги оставил и переход крестьянам дал, да не совсем, что судьи не знали, как потому суды вершити, иным великия в том учинились распри и насилия и многим разорения и убивства смертные, и многие разбои и по путем грабления содеяшеся и содеваются. Сего ради приговорили есми и уложили по святым великим соборам и по правилам святых отец. Которые крестьяне от сего числа пред сим за 15 лет в книгах 101 году положены и тем быть за теми, за кем писаны; а будете крестьяне вышли за кого иного» и проч. Далее следуют меры против беглых и тех владельцев, которые их держат («Судебник». Изд. 2-е. 240–248).

Последователи Татищевского мнения ссылаются на помянутое введение к указу 1607 года, где Борис Годунов прямо называется виновником запрещения переходов, а пятнадцатилетний срок для возврата беглых как раз падает на 1593 или приблизительно на 1591 год. Уже Карамзин заподозрил подлинность указа 1607 года, называя его «сомнительным по слогу и выражениям необыкновенным в бумаге того времени» (к T. X, прим. 349). Беляев (стр. 111–112) пошел еще далее и отвергает этот указ, говоря, что «он сочинен кем-то в начале XVIII столетия и прямо по указам Петра I», так как в нем встречаются места, тождественные с последними. Погодин тоже считает этот указ подложным на основании заключающихся в нем противоречий; например, он начинает от того, что порицает прикрепление крестьян Федором Ивановичем, произведенное якобы «по наговору Бориса Годунова», а затем предписывает еще более строгие меры для их укрепления. Костомаров не видит в указе 1607 года необъяснимого противоречия, так как он «состоит из двух частей: доклада и постановления»; доклад относится неблагосклонно к Борису Годунову, а постановление повторяет его меры. Профессор Ключевский, защищая подлинность этого указа, принимает мнение Костомарова и прибавляет, что предшествующий указу приказный доклад Татищев изложил в сокращении своими словами; отсюда необычные для XVI века обороты речи и другие странности. Вместе с тем г. Ключевский дает следующее весьма вероятное объяснение: «Указ 1607 г., устанавливая 15-летнюю давность для иска о беглых, прямо принимает за основание для решения таких дел писцовые книги 1592—8 (7101 сентябрьского) года. Надобно думать, что в этом году закончено было составление писцовых книг, если не по всем указам государства, то по большей их части». Впрочем, еще Сперанский в помянутом выше его «Обозрении» относительно пятилетнего срока по указу 1597 г. заметил: «К постановлению сего срока принято было то основанием, что в 1593 году учреждены были переписные книги». По моему крайнему разумению, правы те, которые отрицали существование предполагавшегося указа 1597 года о закреплении крестьян; но прав отчасти и Костомаров, доказавший, что в этом году «что-то произошло». Это «что-то», как оказывается, было составление данных писцовых книг, которому соответствует и пятилетняя давность указа 1597 года, и пятнадцатилетняя закона 1607 года, и тем более, что сей последний прямо ссылается на книги 7101 года.

Что же касается до введения к указу 1607 года или до приказного доклада, то с своей стороны укажем на заключающиеся в нем такие положения, которые историческими фактами не подтверждаются: эти неверности могли быть сделаны уже самими составителями его дьяками (под влиянием возобладавших тогда нареканий на память Годунова), а потом еще более усилены в вольной передаче Татищева. Во-первых, будто при Иване IV «крестьяне выход имели вольный» и потому не причинялись «ябеды и насилия немощным от сильных». Дошедшие до нас акты напротив свидетельствуют о тех строгостях и стеснениях, которым подвергался тогда переход, и о их насилиях, которые при сем нередко терпели крестьяне. Например, вот что говорит царская грамота, посланная на Белоозеро Михаилу Стромилову в 1559 году: «Писал к нам Успенья Пречистыя Богородицы Кириллова монастыря игумен Феоктист с братьею о том; которые крестьяне в Белозерском уезде выходили из наших из черных волостей в их Кириллова монастыря села и деревни, и за князей, и за детей боярских не в срок без отказу, и вы де, по нашему наказу, тех крестьян из их Кириллова монастыря сел и деревень из-за князей и из-за детей боярских выводите назад в наши черные волости на геже места, где которой жил наперед сего». (Рус. Ист. Библ. II. № 36. Спб. 1875 г.). Или вот жалоба, относящаяся к 1556 году. «Бил челом Иванов человек Володимерова сына Шатилова Федко на Богдана на Кутузова, а сказывает: что деи отказал он из-за того Богдана крестьянина Васюка да сына Бутана за государя своего за Ивана, и Богдан деи у него отказ взял и пошлины пожилые все поймал, да после деи того животы их пограбил». (Дополн. к Акт. Ист. I № 51. XXIV. Те же случаи приведены у Блюменфельда «О формах землевладения в древней России» стр 233 и 237).

Во-вторых, будто царь Федор Иванович выход крестьянам заказал, «по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр». Эти последние слова — в связи с указанием Татищева на то, что духовные и