«Странная война» в Черном море (август-октябрь 1914 года) - Денис Козлов

Через семь минут после начала бомбардировки адмирал А.А. Эбергард со своим походным штабом на катере перешел с «Георгия Победоносца» на линкор «Евстафий». Стремясь обезопасить заградители, командующий флотом в 06.55, то есть уже после прекращения обстрела, семафором приказал контр-адмиралу Н.Г. Львову перевести свои корабли вглубь бухты, к Инкерману, что и было исполнено к половине восьмого.

Вот как описывает современник реакцию горожан на первое с 1878 г. появление неприятельского флота перед бастионами Севастополя:

«Внезапно… раздались орудийные выстрелы, задрожали стекла в окнах. Жители проснулись, никто не предполагал прибытия неприятеля, все в городе думали, что происходит просто-напросто учебная стрельба. Но вот выстрелы стали учащаться, удары из тяжелых орудий делались все сильнее и сильнее. Население в беспокойстве бросилось к набережной, думая там узнать разгадку внезапных орудийных залпов. Все спрашивали друг друга: «Что такое?». Никто ничего не знал. Кто-то сказал: «Кто его знает. Турок пришел». Мощная канонада, то стихая, то учащаясь, продолжалась. В море ничего не было видно. Сумрачное утро и густой туман повисли над бухтой, и только огни и звезды орудийных выстрелов на мгновение разрезали непроглядную тьму»{198}.

Несколько снарядов взорвалось на берегу. Первый попал в угольный склад, другой разворотил насыпь близлежащего железнодорожного пути и, как свидетельствует очевидец, «высоко подбросил рельсы вместе со шпалами», третий (о нем упоминал Н.А. Монастырев) угодил в склон горы над сухим доком и осыпал камнями и осколками заградитель «Великий князь Алексей». Другой снаряд взорвался на набережной Морского госпиталя, как раз под крыльцом венерической палаты, пациенты коей вышли «полюбоваться бомбардировкой». Взрыв неприятельского снаряда прекратил страдания двоих нижних чинов, еще восемь получили тяжелые ранения{199}. По некоторым сведениям, на Корабельной стороне было убито и ранено восемь обывателей{200}, впрочем, севастопольский градоначальник контр-адмирал С.И. Бурлей в отчете министру внутренних дел указал, что неприятельская бомбардировка «не причинила потерь среди гражданского населения и лишь немного повредила несколько зданий»{201}. Сообщалось, в частности, что один из снарядов попал в земскую школу, разрушив классную обстановку, при чем проживавший при школе учитель уцелел, но от пережитого стресса повредился рассудком{202}. В целом же, если верить С.И. Бурлею, севастопольцы, «веря в несокрушимую силу своих войск и своих твердынь, … спокойно отнеслись к этому набегу и продолжали свою мирную жизнь».

Германо-турецкий дредноут, несмотря на изменения скорости и использование зигзага, находился под плотным и достаточно точным огнем крепостной артиллерии. «Адский шум сотрясает воздух. На суше бушует смертоносный огонь, русские бешено отстреливаются… Вновь загорается огненная цепь, начинается слева, прекращается далеко справа… Перед нами, за нами, вокруг нас снаряды падают в воду, метровые фонтаны рядами поднимаются из воды, вокруг по взбаламученному железным градом морю, словно сделанные по волшебству, танцуют белесые колонны. Вздымающаяся шипучая пена ухудшает видимость — временами ничего не видно, побережье на мгновенье исчезает», — свидетельствует член экипажа «Гебена», оставивший весьма эмоциональное описание многих боевых эпизодов войны на Черном море{203}.

Гидросамолет типа «Кертис» в Севастопольской бухте. На заднем плане линкор «Три Святителя»

Утром 16 (29) октября впервые вступила в дело и авиация Черноморского флота, точнее, самолеты 1-го и 2-го боевых отрядов («Б-1» и «Б-2») Севастопольской гидроавиастанции лейтенанта И.И. Стаховского. Первым — в 07.03 — поднялся в воздух на гидроплане типа «Кертис» мичман Б.Д. Светухин, который вскоре обнаружил «Гебен», «стоящий приблизительно на створе Инкерманских маяков»; наблюдал неприятельский дредноут и вылетевший следом лейтенант А.А. Тюфяев{204}. В тот день на разведку вылетали, кроме того, лейтенанты В.Р. Качинский, Е.Е. Коведяев, В.В. Утгоф, Б.Р. Миклашевский, мичманы Н.А. Рагозин, Г.В. Корнилович, К.М. Ламанов, Р.Ф. фон Эссен, кондуктор А.А. Черный.

В девяти из 16 проведенных боевых вылетов авиаторы наблюдали неприятельские корабли{205}. Однако стало очевидным, что к добываемым авиацией разведывательным данным о количестве, типе и характере маневрирования кораблей противника следует относиться весьма критически. Так, в донесении А.А. Тюфяева вдвое против фактического было преувеличено удаление неприятельского крейсера от береговой черты, а Б.Д. Светухин доложил об обнаружении «Гебена», «повернутого носом на N и стреляющего правым бортом», тогда как на самом деле линейный крейсер двигался на юго-восток и вел огонь левым бортом. Недостоверными оказались и сведения о том, что «ему в кильватер держались 4-6 миноносцев». Неподалеку от «Гебена» действительно находились миноносцы — два турецких и три русских, однако первые шли впереди по курсу дредноута с тралами, а вторые держались более чем в сотне кабельтовых к западу.

Между тем скверная видимость и помехи в пристрелке, которые создавали друг другу одновременно стреляющие многочисленные батареи, поначалу не позволяли береговой артиллерии добиться попаданий в линейный крейсер, большинство залпов ложились на перелетах. Только после десятого залпа с «Гебена» вероломного неприятеля настигло возмездие: подчиненные генерал-майора Г.П. Коркашвили поразили флагманский корабль османского флота сразу тремя снарядами в район второй дымовой трубы{206}. «Четыре огненных языка взметнулись на батарее, грохот выстрелов ударил по барабанным перепонкам батарейцев, и четыре двадцатипудовых снаряда понеслись к противнику. Через некоторое время опять залп, и четыре снаряда полетели к вражеским кораблям… И вот первый успех. При втором залпе на корме крейсера взметнулся столб черного дыма… Дым и пламя окутали корму крейсера. В это время мы заметили еще два попадания… На корабле возник пожар, да не обошлось, наверное, без убитых и раненых», — вспоминал впоследствии фейерверкер Королев, находившийся на одной из батарей Северного отдела{207}. Однако, несмотря на множество осколков, экипаж «Гебена» потерь не понес, далеко не фатальными оказались и нанесенные дредноуту повреждения. Верхняя палуба почти не пострадала, лишь один осколок через тракт дымохода проник в котельное отделение и перебил трубку одного из котлов, который пришлось вывести из действия.

Справедливо полагая, что при плохой видимости бомбардировка береговых объектов едва ли даст решительные результаты, и принимая во внимание «молодецкий отпор» (выражение генерал-лейтенанта А.Н. Ананьина) со стороны крепостных батарей, контр-адмирал В. Сушон приказал ворочать вправо и увеличить ход до 22 узлов. С помощью цветных ракет на миноносцы передали приказ убрать тралы. В 06.48, выпустив в течение четверти часа сорок семь 280-миллиметровых и двенадцать 150-миллиметровых снарядов, «Гебен» прекратил огонь и на зигзаге вышел из-под обстрела. Через две минуты, когда германо-турецкий дредноут оказался все зоны досягаемости крепостной артиллерии, замолчали и береговые батареи, успевшие израсходовать 360 снарядов{208}.

* * *

Распоряжение о «вводе» крепостного заграждения адмирал А.А. Эбергард отдал, напомним, в 06.23. Однако приказание, и без того не сразу принятое начальником минной обороны подполковником Н.К. Широгорским, еще и задержалось с передачей по телефону на минные станции (магистральные кабели минных заграждений были заведены на четыре станции — № 1 и 4 на Северной стороне, № 2 для заграждения у мыса Фиолент и № 3 для заграждения к югу от Карантинной бухты{209}).

Объясняя морскому министру мотивы решения о «выводе» крепостных заграждений и причины задержки с их включением, адмирал А.А. Эбергард изложил события так: «С рассветом… боевые цепи заграждения были выключены, так как к этому времени ожидался приход «Прута». Как только было донесено с постов, что в море открылся «Гебен», немедленно было отдано приказание ввести боевые цепи. Приказание было отдано лично начальником охраны рейдов на минную станцию. Выведя заграждение, начальник минной обороны вышел из помещения на пристань, где минеры готовились к работам. Поэтому принял приказание от начальника охраны рейдов унтер-офицер, который побежал доложить о том начальнику минной обороны. Через некоторое время начальник минной обороны лично ответил начальнику охраны рейдов, что цепи введены. Это было уже после первого выстрела».

На вопрос о том, находился ли кто-нибудь у включателя, командующий флотом ответил, что «дежурный офицер всегда находится на станции у коммутатора, но приказания ему отдаются только начальником минной обороны. Поэтому в передаче приказания с корабля «Георгий Победоносец» до станции произошла задержка»{210}.