«Странная война» в Черном море (август-октябрь 1914 года) - Денис Козлов

Около 1 часа ночи 29 октября на левом крамболе миноносцев показались огни большого города, до которого было миль пять-шесть. «Гайрет» отвернул немного мористее, чтобы войти в гавань как бы со стороны Севастополя. До самого последнего момента немцы создавали видимость (как показали дальнейшие события — создавали небезуспешно) того, что приближающиеся к Одессе миноносцы являются русскими. Через час оттоманские корабли повернули на W и направились прямо к входу в гавань…

* * *

Согласно директиве Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, преподанной адмиралу А.А. Эбергарду вскоре после начала войны, главной задачей флота Черного моря следовало полагать недопущение высадки неприятельского десанта на черноморское побережье. При этом наиболее угрожаемым участком штаб главковерха считал берега северо-западной части моря, то есть район Одессы{168}.

Отметим, что «десантобоязнь» российского командования имела под собой некоторые основания. Действительно, 10 (23) октября Энвер-паша и генерал-лейтенант немецкой военной миссии Ф. Бронзарт фон Шеллендорф (последний вскоре займет пост начальника штаба турецкого главного командования[33]) проинформировали германскую главную квартиру о своем видении первых шагов Турции после вступления в войну. Военные действия предполагалось открыть внезапным, без объявления войны, нападением на русский флот (выбор момента предоставлялся В. Сушону), за которым должно было последовать объявление джихада державам Антанты. На Кавказе османы планировали ограничиться обороной, а активные действия развернуть в направлении Суэцкого канала и, в случае присоединения Болгарии к австро-германскому блоку, против Сербии. Если же на стороне центральных держав выступит и Румыния, то турки выразили готовность совместно с ней вторгнуться в пределы России. Наконец, в документе фигурирует «высадка трех-четырех армейских корпусов под Одессой», причем десантную экспедицию предполагалось увязать с наступлением австро-германских войск на восточном фронте{169}.

Конечно, с военной точки зрения этот смелый прожект был совершенно невыполнимым, так как турки не располагали ни свободными войсками, ни тоннажем для перевозки 75-100 тыс. человек. Да и завоевание господства в Черном море, необходимого для проведения десантной операции глубиной более 300 миль, являлось для германо-турецкого флота задачей чрезвычайно сложной даже после вступления под оттоманский флаг двух германских крейсеров. На это обстоятельство, кстати, обратил внимание турецкого генштаба и сам В. Сушон в своем известном меморандуме от 27 октября (7 ноября) 1914г.: «Если в ходе войны зайдет речь о десантировании турецкой армии на вражеское побережье, то возникнет вопрос, соответствует ли эта задача возможностям флота. Если противник будет действовать хотя бы элементарно правильно, то оттоманский флот при его численности и боеспособности будет не в состоянии перевезти войска и обеспечить их высадку»{170}.

Очевидно, что пассаж Энвера о возможности десанта — не более чем образчик бравады юного турецкого генерала, которому, как отмечали многие современники и историки, не давали покоя лавры Бонапарта. Однако командование русского Черноморского флота вынуждено было считаться с возможностью вторжения османов на побережье северо-западной части моря. Там, кроме всего прочего, располагался и Николаев, где строились линейные корабли, миноносцы и подводные лодки, готовности которых с нетерпением ожидало командование русского Черноморского флота. «Одесский военный округ остался почти без войск, почему мог явиться искушением противнику для нанесения нам удара, последствием которого могло быть привлечение колеблющейся Румынии на сторону наших врагов и уничтожение наших достраивающихся в Николаеве кораблей», — констатировал А.А. Эбергард в одном из рапортов на имя Верховного главнокомандующего{171}. Действительно, осенью 1914 г. побережье от Днестровского лимана до Очаковской крепости прикрывалось лишь расквартированной в Одессе 10-й ополченческой бригадой, еще одна бригада — 11 — я — составляла гарнизон Очакова{172}.

Оборонять Одессу от турецкого десанта и николаевские верфи — от посягательств неприятельских морских сил командование флота предполагало прежде всего путем постановки минных заграждений в Одесском заливе с дальнейшей защитой их специально сформированной корабельной группировкой. Однако ставить мины адмирал А.А. Эбергард справедливо полагал целесообразным только после начала военных действий против Турции, так как заблаговременно поставленные заграждения были бы основательно разрежены зимними штормами (Министерство иностранных дел уверяло, что Порта может «колебаться» до весны 1915 г.) и в конечном счете представляли бы опасность не столько для противника, сколько для своего флота и каботажного судоходства{173}.

Канонерская лодка «Донец» (фото 1903 года) 

Корабельные же силы были сосредоточены в Одессе сразу после занятия Турцией угрожающего положения. Сюда были переведены минные заградители «Беш-Тау» и «Дунай», а также старый линейный корабль «Синоп», в начале сентября замененный канонерскими лодками «Донец» и «Кубанец».

25 сентября (8 октября), во время одного из выходов для отработки задач боевой подготовки, флот посетил Одессу, где состоялось совещание адмирала А.А. Эбегарда с главнокомандующим 7-й армией (бывшим командующим войсками Одесского военного округа) генералом от артиллерии В.Н. Никитиным{174}. Достигнутое соглашение предусматривало, что флот берет на себя постановку и охрану оборонительных минных заграждений, что же касается непосредственного отражения нападения неприятеля на Одессу, то А.А. Эбергард мог выделить для решения этой задачи только перечисленные выше немногочисленные корабли, и войскам округа приходилось рассчитывать на свои силы.

Капитан I ранга М.И. Федорович — старший морской начальник в Одессе в момент нападения турецких миноносцев 

К середине октября базирующиеся на Одессу корабли были сведены в «отряд судов обороны северо-западной части моря», обязанности начальника которого исполнял по совместительству капитан I ранга М.И. Федорович[34] — командир строящегося в Николаеве дредноута «Император Александр III». Ему же был подчинен Одесский район службы связи с соответствующими постами. Начальнику отряда предписывалось контролировать не только подступы к Одессе, но и вход в Днепровско-Бугский лиман, для чего заградитель «Дунай» и одна из канонерских лодок стояли, как правило, в Очакове. Однако в ночь на 16 (29) октября и «Донец», и «Кубанец» находились в одесской гавани. Налицо, таком образом, были все корабли отряда каперанга М.И. Федоровича, за исключением «Дуная».

Старшим на рейде состоял командир канонерской лодки «Донец» капитан II ранга 3. А. Шипулинский. Сведения об обстановке на подходах к порту он получал с береговых постов у Большого Фонтана, Днестровского лимана и портовой лоцманской вахты, с которыми корабль имел прямую телефонную связь. Наблюдение за ближайшими походами к Воронцовскому маяку велось непосредственно с «Донца», ошвартованного кормой у западной оконечности брекватера. Правда, обзор с корабля ограничивала высокая эстакада на Карантинном молу, закрывавшая большую часть горизонта, поэтому на оконечности волнолома командир лодки выставил дополнительный наблюдательный пост, снабженный сигнальными ракетами на случай ночной тревоги. Однако и этот пост мог обнаружить неприятеля только после того, как последний обогнет Воронцовский маяк и, таким образом, будет не далее как в одном кабельтове от «Донца». Кроме того, на выносной пост выставлялись в порядке очереди свободные от корабельной вахты люди, не имеющие специальных навыков сигнальщиков. Остальные корабли отряда связи с наблюдательными постами не имели и могли получить информацию об изменениях обстановки только с «Донца».

Командование отряда полагало, что находящиеся в порту корабли и суда в достаточной мере защищены стенками молов и брекватера, поэтому не озаботилось установкой бонов или сетевых заграждений при входах в гавань. Маяки и входные огни на ночь гасились, но на волноломе, молах и набережных горели фонари. Ночной вход и выход судов не запрещались, однако ни на один из военных кораблей не были возложены задачи встречи и опознавания входящих плавсредств. Не предусматривались для этого ни посылка портовых катеров, ни установка прожекторов на оконечностях молов. По данным впоследствии показаниям офицеров «Донца», ночью процесс опознавания ограничивался окриком «Что за судно?». Учитывая, что это происходило в момент, когда возможный неприятель находился уже на траверзе канлодки у самого ее борта, приходится согласиться с советским историком, полагавшим, что «эта пародия на предосторожность не могла иметь никакого реального значения для предупреждения нападения»{175}.