Пятое Евангелие. Явление пятистам - Владимир Буров

Она назвала Германна чудовищем не только потому, видимо, что он влюбился не в неё, а ее роль, но и потому, что Германн стал причиной гибели графини. Ведь можно было надеяться, что он будет любить ее в роли графини. А если графиня умерла… Кто же, собственно говоря, умер? Только что было столетие Альфреда Хичкока, поэтому тут вспоминается его фильм «Психоз». Там сын долго сохранял труп своей матери и разговаривал с ней, как с живой. Платонов, которому тоже только что было 100 лет, не решился на изображение покойника в комнате, у него сын разговаривает с отцом на его могиле. Впрочем, и действие «Пиковой дамы» происходит на кладбище. Ведь все они покойники. Какая разница теперь кому из них 200 лет, а кому 260? Все они в одном мире. С нами! Ведь Германн это пометка Ферма на полях книги Диофанта «Арифметика». Он из другого времени. Если ставить спектакль, то надо разделить сцену на три части. На прошлое, когда графиня встретилась с Сен-Жерменом, настоящее, когда появился Германн, и будущее, когда сейчас мы смотрим или читаем эту пьесу. Все три времени существуют, так сказать, одновременно. Возможность этого и доказана Великой теоремой Ферма.

Так была ли на самом деле в спальне старая графиня? То есть слуги разыгрывали её роль без неё или все-таки она потихоньку жила, пока Германн не испугал её? Или это была кукла, оживляемая Месмеровым магнетизмом?

Думаю, что все-таки ее там не было.

Кажется, без мистики здесь не обойтись.

Германн, скорее всего, понял то, чего не знал никто. Он понял, что настоящая графиня на самом деле появляется в этом доме. Все только играли ее роль, но никто не видел настоящей графини. Германн, как настоящий граф, как законный наследник, ее увидел. В зеркале. Впервые перед читателем графиня появляется «перед зеркалом» и уходит из повести – «перед зеркалом». Она жила в симметричном подземном мире, и эта спальня была местом, где соприкасались два мира, прошлый и настоящий. Графиня видела в зеркало тех, кто играл ее роль, а они ее не видели. Точнее, они думали, что видят самих себя. Графиня удивилась, увидев незнакомого человека. Она привыкла к тем, кто играет ее роль.

«Вдруг это мертвое лицо изменилось неизъяснимо. Губы перестали шевелиться, глаза оживились: перед графинею стоял незнакомый мужчина», – написано в «Пиковой даме».

Возможно, ей пришла пора умереть. Недаром Германн беспокоился, чтобы она не умерла: «… ей восемьдесят семь лет, – она может умереть через неделю, – через два дня!»

«Он не чувствовал угрызений совести при мысли о мертвой старухе. Одно его ужасало: невозвратная потеря тайны, от которой ожидал обогащения».

Возможно, Германн надеялся действительно узнать какую-то тайну от графини в зеркале, чтобы обыграть шулеров, а может под тайной он имел в виду совсем другое? Может быть, он хотел знать, как слуги смогли завладеть этим домом?

Видимо этот дом «старинной архитектуры» был непростым домом. Возможно, зеркало было окном или дверью в прошлое и графиня уходила в него, чтобы оставаться вечно молодой. И однажды, когда ей было 27 лет, она не смогла вернуться назад. Может быть, Германн хотел узнать, почему? Что произошло тогда?

Зеркало разделило два мира временем в 60 лет.

Возможно, Германн и есть любовник графини. Опоздавший на 60 лет.

Разные варианты можно предположить. Может быть, графине 87 лет уже давно. Настолько давно, что молодой счастливец успел истлеть в могиле, а сердце престарелой его любовницы только сегодня перестало биться.

Странно, что Лиза сразу не дала Германну ключ от потайной двери. Сама она боится проводить его, потому что узнала от Германна, что графиня на самом деле жила в этой спальне. Только за зеркалом. И до сих пор лежит там. Это пострашнее того, если бы мертвая графиня на самом деле умерла, т.е. лежала «по эту» сторону зеркала.

Если бы графиня существовала в этом времени и умерла, этот факт можно скрыть и продолжить играть роль графини. Но теперь Лиза считает, что потеряла все, потеряла эту роль, ибо она не сможет решиться играть роль того, кто умер мистически. Страшно просто.

Сами похороны графини происходят на «том свете». Это можно видеть хотя бы потому, что написано: «Наконец приблизилась старая барская барыня, ровесница покойной». Откуда она взялась эта ровесница? Как говорится, столько не живут. Это все равно, что считать, что в 87 лет графиня постоянно ездила по ночным балам. Уже в самом начале «Пиковой дамы» создано впечатление, что все ровесницы графини давно умерли. Нет почти никого. Это пустой дом. Все уже на том свете. Там и похороны происходят. Мистика. Тем не менее, это так. Лиза и Германн тоже попадают на эти похороны. Видимо, кто знает о смерти, тот должен быть на похоронах.

Германн идет играть. С моей точки зрения, он должен выиграть. Он сам тоже на это надеется. Читаем: «Он был спокоен: сердце его билось ровно, как у человека, решившегося на что-нибудь опасное, но необходимое».

«Опасное, но необходимое», так написано. То есть Германн понимал, что можно проиграть, но есть шанс и выиграть. Выиграть несмотря на то, что выиграть, казалось бы, нельзя. Ведь как рассматривается выигрыш? Ставится на кон отцовское наследство и… выигрывается. Германн уже знает, что случай не поможет: против него шулера. Более того, Чекалинский это по сути дела фокусник.

Конечно, можно предположить, что шулера-слуги хотели, чтобы Германн выиграл. Тогда бы он и приоткрыл их на всякий случай настоящим графством, и был бы тогда у них на службе.

Вот, рассматривая все эти варианты, Германн и понимал, что задумал предприятие «опасное, но необходимое».

Трудно разобраться, кто такой Томский. Смотрим на «мазурочную болтовню»:

«– От кого вы всё это знаете? – спросила она смеясь.

– От приятеля известной вам особы, – отвечал Томский, – человека очень замечательного!

– Кто ж этот замечательный человек?

– Его зовут Германном.

Лизавета Ивановна не отвечала ничего, но её руки и ноги поледенели…

– Этот Германн, – продолжал Томский, – лицо истинно романтическое: у него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля. Я думаю, что на его совести по крайней мере три злодейства. Как вы побледнели!..

– У меня голова болит… Что же говорил вам Германн, – или, как бишь, его?

Германн очень недоволен своим приятелем: он говорит, что на его месте он поступил бы совсем иначе… Я даже полагаю, что Германн сам имеет на вас виды, по крайней мере он очень неравнодушно слушает влюбленные восклицания своего приятеля.

– Да где ж он меня видел?

– В церкви, может быть, – на гулянье!.. Бог его знает! может быть, в вашей комнате, во время вашего сна: от него станет…

Подошедшие к ним дамы с вопросами – oubli ou regret? – прервали разговор, который становился мучительно любопытен для Лизаветы Ивановны.

Дама, выбранная Томским, была сама княжна ***. Она успела с ним изъясниться, обежав лишний круг и лишний раз повертевшись перед своим стулом. Томский, возвратясь на своё место, уже не думал ни о Германне, ни о Лизавете Ивановне. Она непременно хотела возобновить прерванный разговор, но мазурка кончилась, и вскоре после старая графиня уехала.

Слова Томского были не что иное, как мазурочная болтовня, но они глубоко заронились в душу молодой мечтательницы».

Сразу видны несколько вариантов ответа на вопрос, почему слова мазурочной болтовни «глубоко заронились в душу молодой мечтательницы». Почему этот разговор «становился мучительно любопытен».

Слова «замечательный человек» можно отнести: первое, к самому Томскому, ибо он приятель «известной вам особы», т.е. приятель Германна. Тогда получается, что он и есть Германн. Ибо на вопрос:

– Кто ж этот замечательный человек?

Даёт ответ:

– Его зовут Германном.

Можно также думать, что Томский все знает от самого себя, когда говорит, что все знает от приятеля «известной вам особы».

В общем, из этого предложения получается, что и Томский, и Германн и приятели, и оба замечательные люди.

Но ведь вроде они не были приятелями. Ведь Томский хотел представить графине Нарумова, а не Германна. Поэтому правильным, я думаю, надо считать другой вариант. Тот же, что в «Воображаемом разговоре с Александром 1». То есть замечательный человек – это «чёрный человек», это автор, обладающий в пространстве «Пиковой дамы» способностями Сен-Жермена, способностями графа де Сен-Жермена.

Не зря написано:

– У меня голова болит… Что же говорил вам Германн, – или как, бишь его?..

Действительно, голова заболит. Ибо становится не ясно, кто этот «как, бишь, его?..»

Когда мы читаем, что Германн, по словам Томского, «очень неравнодушно слушает влюбленные восклицания своего приятеля, то можно думать и про Нарумова. Возможно, тот не зря хотел быть представленным графине. Тоже хотел жениться. На ком только?