Пятое Евангелие. Явление пятистам - Владимир Буров

И когда человеку говорят, сиди на месте, береги отцовское наследство, это просто лукавство. Не может человек этого сделать, не в его это природе. «Есть упоение в бою», – это значит, что нельзя остановиться на том одном таланте, который бог дал человеку. Он неизбежно попрется за вторым. Как бы трудно это ни было. Ведь иначе он будет выброшен в бездну, где будет слышен только скрежет зубовный.

Это первая тайна «Пиковой дамы»: сохранить отцовское наследство можно только одним способом: приумножив его. Что, впрочем, давным-давно написано в Библии.

Утверждения: не ходи, а если пойдешь, проиграешь, – разлетаются в прах, как только на них направляется «Чёрный квадрат» Малевича.

Вторая тайна заключается в том, что бал правит челядь. Слуги захватили власть в доме графини. Слугам, а не господам все поклоняются.

Дело в том, что Лизавета Ивановна – это и есть графиня. Недаром написано:

– Здравствуйте, grand`maman, – сказал, вошедши, молодой офицер. – Bon jour, mademoiselle Lise. Grand`maman, я к вам с просьбою.

Это обращение к одному человеку. В другом месте тоже самое:

– Простите, grand`maman: я спешу… Простите, Лизавета Ивановна!

Не зря графиня существует только шестьдесят лет назад. Её нет после 27 лет. Нигде не упоминается она ни в 30 лет, ни в 40. Везде говорится только, как шестьдесят лет назад, как шестьдесят лет назад.

Графиня или умерла шестьдесят лет назад, или была убита. Сложность в том, что как только становится ясно, что в роли графини Лизавета Ивановна, так сразу возникает много разных вариантов. Казалось, что должно быть всего два варианта: тот, который мы видим написанным и тот, который возникает из него. Хотелось из всех вариантов выбрать один, в который бы входили все остальные. Но, видимо, этот один и написан Пушкиным, а все остальные входят в него. Но этот один есть только «мёртвый след, подобный узору надписи надгробной на непонятном языке». Его надо распечатывать.

Мы часто удивляемся: должно бы быть плохо, а дело обстоит намного хуже. Как будто кто-то увеличивает плохое до еще худшего. Кто бы это мог быть? Мы идем по улице, смотрим на людей, они, в общем-то, такие же, как и мы. Кто же тогда, например, обрушивает финансовые пирамиды до того, как они обрушены? Оставь все как есть. Тогда мы бы хоть думали, что сами во всем виноваты. Нет, мы вам покажем куськину мать, как в пирамиды играть. Все должны знать, что должны быть «труд и глад». Вот и интересно бы знать, кто всем этим занимается. Президент, налоговый инспектор? Да нет, не может быть, ведь вроде бы они такие же люди, как ты да я. И не могут призывать к бессмысленному труду и неизбежности глада.

Вот и Пушкин об этом же думал. Думал о том, кто же это так командует парадом, кто правит бал, кто господа? Из «Воображаемого разговора с Александром 1» следует, что мир – это рассказ, а, следовательно, человек делится на два: на автора и на роль, которую он играет.

Поэтому один человек получает два обращения: grand`maman и Лиза. Одно обращение – это обращение к роли, а другое к актёру или актрисе. Фантастическая распечатка. Но это так и есть. Кого душит Отелло? Дездемону, имея в виду актрису, или актрису, имея в виду Дездемону? Или обоих вместе, или, наоборот, по очереди. Или только одну?

Не зря говорится, что муж графини был рода дворецкого. То есть можно думать, что и та графиня, о которой рассказывает Томский, как она играет в фараон с герцогом Орлеанским, была уже не графиня. Когда произошла эта подмена? Когда слуги начали играть роль господ? И если Пушкин говорил, что дороги раньше, чем через 500 лет не сделают, то, значит, он думал, что канитель так и будет продолжаться.

С первого взгляда кажется, что группа шулеров хочет обуть осмотрительного немца. Чтобы обыграть того, кто не хочет играть, надо ему внушить, что он может выиграть на сто процентов. Это первое, а второе, надо знать, какие карты он будет ставить.

Здесь всё-таки хочется узнать, кто играл роль графини до Лизы, т.е. эти самые шестьдесят лет. Её муж? А потом эта роль передавалась по наследству? Мужу тоже было бы уже много лет, если это был все еще он, тот, который не дал графине денег расплатиться за карточный проигрыш. Смешно думать, что 87-летняя старуха и 87-летний старик ездили по ночам на балы, как это написано в «Пиковой даме».

Написано: «… графиня, чуть живая, вошла и опустилась в вольтеровы кресла». Можно подумать, что это приехала старуха. Нет! Так будет именно с молодым. Попробуйте поездить на балы и увидите. А старуха не то, что ли не выдержит, а ей просто в голову не придет делать что-либо подобное. Это делает кто-то другой. Всегда ли это делает Лизавета Ивановна? Есть несколько вариантов. Можно думать, что эту роль иногда играет и Томский. Не исключено, что и Чекалинский. Может быть, и Нарумов хотел, когда хотел быть представленным графине. Или он хотел быть представлен новому человеку, играющему эту роль.

В общем, эта группа шулеров обыгрывает Германна и всё. Он уверен в выигрыше, не понимает, что перед ним шулера и попадается.

– Не надо было лезть, – как говорится.

Берег бы свои 47 тысяч, любил бы Лизу, и всё было бы хорошо. Так и пишут все современные русские детективы. Это их рассказ. Так сказать, черная магия в популярном изложении.

Ничего этого не происходит в «Пиковой даме». Во-первых, ясно, что Германн, так сказать, не просто инженер. Как говорит Томский: у него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля.

Почему Германн затрепетал, когда увидел первый раз дом графини?

– Чей это дом? – спросил он у углового будочника.

– Графини ***, – ответил будочник.

Германн затрепетал.

Он затрепетал не потому, что «неведомая сила» влекла его к пороку, как бывает, говорят. Просто он узнал дом отца своего. Ибо он и есть настоящий граф. Поэтому он знал, с кем ему придется играть. Он должен был играть со слугами, захватившими его дом.

Он размышляет, стоит ли вступать в этот бой, где нельзя выиграть. Ведь карты, которые он выберет, будут известны. Как же выиграть?

Не знаю. Пока что рассмотрим некоторые особенности, Написано.

«В самом деле, Лизавета Ивановна была пренесчастное создание. Горек чужой хлеб, говорит Данте, и тяжелы ступени чужого крыльца, а кому и знать горечь зависимости, как не бедной воспитаннице знатной старухи!»

Эти тяжелые ступени, эта зависимость, от которой Лизавета Ивановна хочет избавиться, является зависимость от роли, которую ей приходится играть. Она не хочет играть роль восьмидесятилетней старухи.

– Вы всегда говорите наобум! Отворите форточку. Так и есть: ветер! И прехолодный! Отложить карету! Лизанька, мы не поедем: нечего было и наряжаться.

«И вот моя жизнь!» – подумала Лизавета Ивановна.

То есть ей не только приходится все это выслушивать, но и говорить!

Она ждет избавителя. Чего же она хочет? Разве так уж плохо? Ведь она графиня. А графиня бессмертна. Можно всю жизнь продолжать, так сказать, этим заниматься. Где лучше?

Может быть, она думает, что Германн, женившись на ней, будет играть роль графини? И таким образом избавит её от этой участи?

Когда Германн всё рассказал, Лизавета Ивановна сказала:

– Вы чудовище!

Почему она так сказала? Видимо потому, что поняла, что письма из немецкого романа он писал ей, а искренние, свои письма, он писал её роли. От которой она-то сама хотела избавиться.

Может быть, она думала, что Германн, увидев прекрасную бедную актрису, женится на ней, как на Золушке и возьмет с собой в теплые края? Сомнительно. Тогда чего же она хотела?

Германн разгадал её тайну и влюбился в 87-летнюю старуху. Кто говорит, что Германн выбрал не любовь, а деньги? Он влюблен, а как говорят: сердцу не прикажешь!

Пора сказать третью тайну «Пиковой дамы». Только, пожалуйста. Спокойно. Итак:

– Любовь без денег невозможна.

И это написано в «Пиковой даме», что молодые люди не удостаивали её внимания, «хотя Лизавета Ивановна была сто раз милее наглых и холодных невест, около которых они увивались». Считается, вроде, что все они дураки были. А кто же умный тогда? Если все дураки.

Дело в том, что «любить по-русски» это значит не любить, а «желать любви». И это обусловлено боязнью смерти. Ведь если любить в настоящем, уже любить, то любовь может кончиться и тогда не останется ничего. А это страшно. А если желать любви, то любовь кажется вечной: разве может кончиться то, что еще и не началось. Поэтому деньги принижают любовь, то есть перемещают её из прекрасного далека, из будущего, в настоящее. Сон, иллюзия, пропадает под тяжестью денег, и любовь начинается. Только тогда начинается. Собственно, что тут доказывать, все так и делали. Поэтому сомнительно, что Лизавета Ивановна хотела чего-то другого, чего хотели все.