Блистательный обольститель - Кристин Монсон

— Наверное потому, что не верю, будто Бог проводит достаточно много времени в церкви. Зачем ему слушать гимны в свою честь в то время, как дети плачут от голода на улицах Калькутты? Впрочем, вероятно, Бог находится там, где он нужен. — Он сделал паузу. — Как и вы. Вы добрый ангел этого дома, Анне-Лиз.

Она выглядела изумленной.

— Но я ничего такого не сделала…

Он наклонился вперед, блики от огня сделали его тяжелое лицо еще более мрачным и суровым.

— Покой вашего духа — это благо. Я думаю, именно ваше спокойствие помогло мне принять решение: ведь вы считаете, что все в руках Господа и все делается во благо. Ваше спокойное лицо заставляет меня верить, что все будет хорошо, хотя, может быть, это просто спокойствие ребенка.

Ее ресницы дрогнули, янтарные глаза сделались таинственными.

— Думаю, мы оба знаем, что я больше не ребенок, полковник.

Он вспомнил вдруг их поцелуй. Дерек откинулся на спинку кресла, его глаза потемнели.

— Мы уже говорили об этом. Я не должен был воспользоваться вашим доверием. Можете быть уверены, что это не повторится.

— Мне понравилось, когда вы меня целовали, полковник, — ее глаза были спокойны. — И будет очень жаль, если вы не поцелуете меня снова.

Он пристально посмотрел на нее.

— Почему вы поцеловали Роберта?

— Я хотела сравнить его поцелуй с вашим, — ответила она просто.

Он коротко рассмеялся.

— Ну и как?

Она задумалась.

— Его поцелуй был больше… настойчивее, чем ваш.

Он удивленно нахмурился?

— Я был робким?

— Не столько робким, сколько… исследующим.

— А у Роберта не был… исследующим?

— О, нет, — ответила она.

Теперь он уже не смеялся.

— Вы не должны целовать его снова!

— О, я тут совсем ни при чем, — сказала она невинно. Потом спросила, чтобы переменить тему:

— Вы собираетесь покупать нового жеребца на ярмарке в Чичестере?

Однако Дерека нелегко было сбить с толку.

— Так вам понравилось, как я целовал вас?

— О, не будьте таким серьезным и не придавайте этому такого большого значения. — Она серьезно сложила руки на коленях. — В конце концов, если барон поцеловал дочь священника, это не значит, что он должен жениться на ней.

— Вы-то определенно равнодушны к такой возможности. — Дерек задумался, а потом как-то отрешенно произнес: — А вообще… поцелуй всего лишь… поцелуй.

— Тогда зачем вы набросились на Роберта за то, что он взял мою руку? — теперь уже Анне-Лиз хотелось продолжить разговор на эту тему.

Его тон стал почти злым.

— Потому что я сказал, чтобы он не делал этого. Вот почему!

— Но я не фарфоровая статуэтка, а Роберт не двухлетний ребенок. Почему вы вмешиваетесь?

— Я отвечаю за вас, — ответил он раздраженно.

— Но вы не отец мне.

Он резко поднялся.

— Целоваться с Робертом — очень необдуманный поступок, вы слишком молоды и ничего не понимаете в жизни. Пока я ваш опекун, вы будете поступать так, как я вам велю.

Она тоже встала.

— Не думаю, что опекунство дает вам право распоряжаться мной, как вещью. Я не принадлежу вам, полковник, о чем бы вы ни договорились с моим отцом, — но, вспомнив о завтрашнем дне, Анне-Лиз добавила мягко: — Тем не менее я постараюсь быть более осторожной в моих личных делах.

Но Дерек как будто не слышал этого:

— Значит, вы снова собираетесь целоваться за кустами?

— Я сообщу вам, когда полюблю какого-нибудь мужчину, но запомните, я не буду спрашивать вашего совета.

— А я думал, что вы спокойная маленькая девочка, — выпалил он. — Разве ваш отец ничего не говорил вам о дочернем долге?

— Не больше, чем ваш отец, когда вы обручились с Мариан Лонгстрит. Вспомните, за что вас послали в Индию! — парировала Анне-Лиз и вышла из комнаты с гордо поднятой головой.

«Ах ты, маленькая нахалка! — восхищенно подумал Дерек. — Ты отчитала меня, как артиллерийский сержант новобранца».

Доктор приехал на следующий день, обошел дом и распорядился:

— Буду оперировать в гостиной. Она лучше всего освещена, и я могу контролировать здесь атмосферу не хуже, чем в больнице.

Доктор Сотби затворил все окна и двери в гостиную. Стояла полная тишина. Запах карболки и хлороформа, распространившийся по всему дому, дурманил голову страдающей Анне-Лиз, которая, затаив дыхание, не отходила от дверей гостиной. «О Боже! Я ничем не могу ему помочь», — шептали ее губы.

Вдруг тишину разрезал страшный крик Дерека. Анне-Лиз кинулась к Роберту:

— Господи, что я наделала! Зачем я поругалась с Дереком вчера вечером, Роберт?! — бормотала она. — Он ведь может умереть, а я столько наговорила ему.

— Вы хотите извиниться?

— Нет… Я только сожалею, что рассердила его.

В его глазах светилось участие, он взял ее руку.

— Не волнуйтесь так. Все будет хорошо. Всю свою сознательную жизнь Дерек вечно с кем-нибудь ссорился. Ваша ссора — просто ерунда по сравнению с конфликтами, происходившими между ним и отцом. — Он замолчал, потом его глаза хитро сузились: — А о чем вы ссорились?

Ее быстрый взгляд сказал ему все, что он хотел узнать, хотя она ответила:

— Ничего особенного. Я сказала ему, что в нем слишком развито чувство собственности.

— Дерек чересчур серьезно относится к своему мнимому отцовству. Однако мне иногда кажется, что оно пошло ему на пользу. Вы не можете себе представить, каким свирепым он был до отъезда в Индию. — Роберт с беспокойством посмотрел на дверь гостиной. — Несмотря на его бешеный характер, я всегда очень любил своего брата… Что же Сотби там так долго возится?

Ожидание было бесконечным. Когда дверь наконец открылась, доктор Сотби выглядел изможденным. Весь его фартук был в крови. Анне-Лиз и Роберт кинулись к нему.

— Он перенес операцию, — сказал доктор. — Я вынул массу осколков, обработал старую рану. Теперь остается только ждать, выдержит ли он горячку и принесет ли операция пользу. Ему необходим абсолютный покой, его нельзя беспокоить по крайней мере в течение месяца. Я пришлю опытную сиделку из больницы.

Целую неделю Дерек находился между жизнью и смертью Анне-Лиз поочередно с сиделкой дежурила у его постели, постоянно смачивая ему лоб холодной водой, чтобы уменьшить жар. Через несколько дней она выглядела не менее изможденной, чем Дерек, белый и неподвижный, как мертвец. Сильно накачанный опиумом, он едва узнавал ее. Лишь иногда она догадывалась по губам Дерека, что он произносит ее имя.

— Не старайтесь говорить, — сказала она мягко. — Только отдыхайте. Я здесь, если я вам понадоблюсь.