Черные минуты - Мартин Соларес

— Послушай, Чимуэльо, — сказал он, — ты же знаешь, я всегда говорю с тобой откровенно. Терять мое расположение не в твоих интересах. Люди, что придут после меня, не настолько терпеливы.

Мясник, подумав, кивнул:

— Ну хорошо! Чапарро, скажи лейтенанту, где вещи, которые ты подобрал на свалке.

— В магазине Теобальдо, — басом ответил помощник.

— У испанца?

— Ну да.

— Ах, чтоб он сдох, этот Теобальдо! Когда ты был у него?

— Вчера.

— Он заплатил тебе?

— Пока нет.

— Отлично! Тебе не придется возвращать ему деньги. Идем сейчас же к нему.

Полчаса спустя Ранхель помог дяде погрузить в машину телевизор, аудиоцентр и шкатулку с бижутерией, пока владелец магазина, испано-мавританец, брызжа слюной, посылал на их головы всевозможные проклятия.

— Не вздумай снова торговать награбленным, Теобальдо, а не то я запру тебя в тюрьму, — предупредил Ривера. — И это мое последнее предостережение, тупица. В следующий раз ты так запросто не отделаешься.

Они развернулись и поехали обратно. Их груженая машина, буксуя, с трудом карабкалась вверх по песчаной дороге.

— Тут не все, — злился Ривера, — мы столько сил и времени угрохали на эту поездку, а нас же потом и обвинят, что недостающее мы украли.

Слушая его, Ранхель думал: «Ты бы не украл, а другие копы не столь щепетильны».

Его приняли в штат месяц спустя — конечно, в основном благодаря дяде, который похлопотал за него у шефа. Раз в две недели он получал зарплату — к удивлению прочих новичков, которые месяцами ждали, пока им что-нибудь обломится. И хоть деньги были небольшие, они вызывали у коллег зависть, а у него смущение, потому что они роняли его в его собственных глазах, разрушали его представление о себе. Чавезу, например, не светила постоянная работа, поскольку за ним числилось уголовное преступление — он зарезал двух человек. «В виде самообороны», — уверял он, но шефу Гарсиа было плевать. И Чавез был обречен перебиваться подачками своего напарника Траволты, который присваивал себе его заслуги. Чавез рисковал, честь и награды доставались Траволте.

На свои первые песо Ранхель купил черные туфли и брюки, а гавайскую рубашку и костюм в пастельных тонах, которые надевал на сцену, он выбросил. Музыкант в нем умер, и родился коп.

Его день начинался рано. После подъема он гладил рубашку, качал пресс, отжимался и приседал, чтобы не заиметь пивной живот, как у дяди, и кашель курильщика. Наскоро приняв душ, он одевался и выбегал из дома, ловил «аквилу», или такси (такси в порту называлось «аквила» (орел), потому что на эмблеме их профсоюза был изображен орел) и ехал в кафе. Как Ранхель ни старался, а приехать на завтрак раньше дяди ему никогда не удавалось. Как бы рано он ни вставал, но к его приезду дон Мигель Ривера успевал прикончить огромную тарелку чилакилес с бобами под соусом сальса ройя, выпить апельсиновый сок и черный кофе с корицей и паточным сахаром.

После завтрака Ранхель отчитывался по всем делам, и они вместе анализировали проделанную работу. Если поблизости не было любопытных, которые могли бы их подслушивать, дядя посвящал племянника в планы начальства: кого предстоит арестовать, кого наградить. Еще они обсуждали последние новости — вроде траулер гринго незаконно ловит креветок в территориальных водах Мексики.

Подбив таким образом итоги за день-два, они ехали в полицию. Когда Ранхель втянулся в работу, он почувствовал, что черная гнетущая тоска мало-помалу отступает и если вновь накатывает, то ненадолго. Через год он купил подержанный «шевроле-нова» — коллега пригнал из-за границы.

Свою убогую комнату в центре города он сменил на дом за рекой, не дом, а целый особняк, который приглянулся ему как-то раз, когда он проезжал мимо. Это был типичный особняк а-ля Новый Орлеан постройки начала века. В любом портовом городе можно до сих пор найти множество образчиков этого стиля: большая гостиная, кухня, маленькая столовая и две спальни. Благодаря высоким потолкам в доме было прохладно. Также имелась большая терраса, откуда открывался чудесный вид на реку. Еще одним преимуществом было то, что старушка владелица назначила ему чисто символическую арендную плату.

За домом начинались кукурузные поля. От реки к его дому поднималась неимоверно грязная в любую погоду тропинка, надежно охранявшая Ранхеля от непрошеных гостей. Он не любил, когда его беспокоят. Ближайшие соседи — две рыбацкие семьи — жили довольно далеко, у самой воды, и тишину вокруг нарушали разве что редкие гудки курсирующих по реке паромов. Пожив в шумной комнате в центре города, возле доков, он наконец получил возможность насладиться покоем. Он лежал в гамаке на террасе, потягивая коктейль и слушая тихую музыку, видел небо цвета индиго и отражение огней в воде.

Жизнь шла своим чередом. Вскоре он заметил, что примерно раз в месяц некоторые сотрудники получают от Чикоте чеки с печатью Petróleos Mexicanos, а также что пятнадцатого числа каждого месяца какой-то тип, с виду бухгалтер, приносит им деньги в конверте. Оказалось, что это благодарность за некие услуги от миллионера Джона Уильямса, владельца местного завода «Рефрескос де Кола». Более того, шеф ежемесячно принимал у себя человека в дорогом клетчатом костюме, который, как говорили, является владельцем трех мотелей и бензозаправочной станции.

После таких встреч у шефа всегда поднималось настроение. Он приглашал к себе пару-тройку ребят, которым раздавал конверты с логотипами разных госучреждений. Так Ранхель понял, почему Чавез и Траволта всегда при деньгах и одеты они лучше, чем он, хотя у них с Траволтой одинаковое жалованье, а у Чавеза и того меньше. Когда он спросил у дяди, как он это терпит, Ривера, помявшись, ответил:

— Понимаешь, Винсенте, у нас очень трудная работа. Бывает так, что ты выполняешь свой долг, но твои благие намерения… создают тебе одни проблемы. Представь, что ты стреляешь в стену и пули бумерангом возвращаются обратно.

В один из дней, во время визита клетчатого, шеф вызвал Ранхеля к себе.

— Ранхель, это конгрессмен Тобиас Волфер. Неизвестный преступник угрожает похитить его дочь. Необходимо предотвратить похищение. Сеньор Волфер хороший достойный человек, спонсор профсоюза учителей. Бросай все дела (а Ранхель как раз был не занят), передай их ребятам, и сам поезжай к его дому и установи там наблюдение.

Затем он обратился к конгрессмену.

— Ранхель — один из наших лучших сотрудников. Это он раскрыл недавнее похищение в Тантойуке, штат Веракрус.

Пусть шеф преувеличивал его заслуги, возражать Ранхель не стал, поскольку они были не одни. Перед просителями шеф играл роль справедливого пастыря, хотя они приходили совсем не за духовной помощью и хорошо понимали, что он не святой. Но обращение к нему было, например, единственным легальным способом завести телохранителя. Интересно, почему шеф поручил это Ранхелю, а не своим дружкам Траволте или Крузу Тревино? Не то чтобы эта компания не уважала Ранхеля, но для них он был чужой, и не в последнюю очередь благодаря родству с Мигелем Риверой, известным своей принципиальностью и независимостью. Раскрыв дело, этот брезговал, не снимал сливки, как делали прочие.

Поскольку Ранхель был уже не новичок, он понимал, что конгрессмен Волфер что-то скрывает. Скорее всего, никаких угроз он не получал. Если он хочет установить наблюдение за домом, то это может означать, что ему нужен коп, чтобы следил, не ходит ли кто к его жене. Наверное, у него есть подозрения, что жена ему изменяет.

Все оказалось не так, как он ожидал. На следующий день без десяти семь Ранхель был на месте. Волфер ждал его.

— В последнее время моя дочь взяла за моду пропускать школу, — сказал он. — Отвезите ее на занятия и следите, чтобы она не сбежала. — Он протянул Ранхелю ключи от голубого внедорожника.

Из дома вышла смуглая девочка, шестиклассница частной школы при католическом монастыре. Несмотря на жару, она была одета в водолазку с длинными рукавами и явно обливалась потом.

— Включить кондиционер? — спросил Ранхель, когда они сели в машину.

Девочка не ответила. Ранхель взглянул на ее руки и увидел темное пятно пониже левого рукава, будто кто-то с силой сжимал ей запястье. Второе такое же пятно было на шее. Ранхель все понял: и водолазка, и распущенные длинные волосы призваны скрыть следы избиений. Неудивительно, что она не любит своего отца.

Так продолжалось восемь дней.

— Как моя маленькая негодница? — поинтересовался Волфер в следующую пятницу. — Она не доставляет вам хлопот?

— Нет, — ответил Ранхель. — Но она, наверное, упала, потому что у нее руки в синяках. Может быть, отвезти ее в больницу?

Конгрессмен покраснел.

— Спасибо, не нужно, я ее уже возил. На сегодня вы свободны.

Ужасным потрясением стала для Ранхеля смерть дяди. Он настолько расстроился, что хотел бросить работу. Он остался один, без защиты, без опоры, и коллеги немедленно принялись строить разные каверзы, наперебой стараясь сделать его жизнь невыносимой — особенно Траволта и Чавез. А однажды они подрались с Вонгом. Удивительно, но даже получив мощный прямой удар в лицо, Ранхель не отступил, а смог уклониться от его следующего выпада, и затем так отделал коллегу, что прочие, видя это, предпочли оставить его в покое.