Ночь Патриарха - Эрика Косачевская

Надежды Ленина, что революция в Германии станет началом Мировой пролетарской революции, вождём которой он рассчитывал стать, — рухнули. Он неистово крыл немецких социал-демократов, как «самую грязную кучку отъявленных мерзавцев, продавшуюся капиталистической сволочи».

С уходом из России немецких полков власть большевиков зашаталась. Тогда уже и сам Ленин запаниковал — Деникин был под Тулой, большевики, как говорят, «паковали чемоданы». Но Белую армию охватила эпидемия разложения: в каждом городе она натыкалась на подвалы ЧК, набитые трупами и драгоценностями. Приостановить грабежи командованию стало не под силу. Особенно тяжёлый удар в спину белым нанесли казаки: когда они в Самаре наткнулись на такие подвалы, то решили, что война для них закончена. Москва находилась в деникинском кольце и, казалось, была обречена — для взятия столицы нужен был только последний рывок. Но казаки, нагрузив свои подводы награбленными золотом и драгоценностями, с богатой добычей двинулись к себе на Кубань, на Дон, чтобы там организовать свои, независимые от России, правительства — Казачьи Рады.

Их обозы растянулись на 60 вёрст. Из восьмитысячной конницы Мамонтова, осталось менее двух тысячи сабель. Казаки оголили северо-восточное направление фронта. Но они потом сами жестоко поплатились за всё, когда большевики опять взяли власть, и местная ЧК с применением методов особого воздействия вернула всё награбленное — до последнего золотого, до самого маленького брильянтика.

После того, как Ленин, разогнав при помощи немецких военнопленных Учредительное собрание, захватил власть, и стал формировать своё правительство, Патриарху дали какой-то непонятный пост Народного комиссара по делам национальностей. Но зато, благодаря этому, он становился членом правительства — Совета Народных комиссаров. К нему напросился в работники старший из детей Аллилуевых — Фёдор, который в качестве машинистки привёл свою младшую сестру Надежду. Весь штат его Наркомата вместе с ним и машинисткой составляли эти три человека. Патриарх сейчас уже не может припомнить, чем там занимался.

Троцкому Ленин предложил пост Председателя Совнаркома (по-старому — премьер-министра), но тот благоразумно отказался, заявив, что «Россия не готова к тому, чтобы её правительство возглавил еврей». Тогда пост Председателя Совнаркома Ленин взял себе, а Троцкому отдал наркомат иностранных дел. Но, когда над Россией нависла угроза наступления Белой армии, Ленин его назначил Народным комиссаром военных и морских дел, а также Главнокомандующим Красной армией.

Ильич организовал главный направляющий орган страны — Политбюро ЦК из четырёх человек, в которое включил себя, Троцкого, Зиновьева и Патриарха. Очевидно, Ленин, полагая, что двух евреев для одного Политбюро из трёх человек — многовато, и, скорее всего, именно поэтому, чтобы создать видимость интернационализма, он включил в эту компанию Патриарха. Как видно, Ильич считал, что этот молчаливый и безобидный «славный грузин» не будет высовываться и станет голосовать, как это будет нужно «вождю мирового пролетариата».

Троцкий носился по фронтам, организуя Красную армию, а «наркомат по делам национальностей» в полном составе Ленин отправил на Царицынский Фронт, чтобы Патриарх добыл там хлеб для умирающей от голода Москве. С риском для жизни Патриарху удалось добыть и отправить в столицу два эшелона вагонов с хлебом, и он вернулся обласканный Лениным. А мерзавец Троцкий и его компания стали распространять байки о серости и косноязычности Патриарха, который, скрипя зубами, вынужден был всё это терпеть. Положение было не из лучших.

Тогда все дела вершил Совет народных комиссаров под председательством Ленина, а все ответственные посты почти сплошь позанимали эти евреи — образованные, самоуверенные, легко излагающие свои мысли. Это всё было последствием недальновидной легкомысленной политики царского правительства. В своё время и Витте, и Столыпин указывали Николаю Второму, что евреи — единственный народ, который несправедливо лишён прав, дарованных Конституцией 1905 года. Но недалёкий царь, будучи, как и все Романовы, убеждённым антисемитом, не внял призывам своих премьер-министров. Идиотскими ограничениями прав евреев они продолжали выталкивать их в революцию, в которой этот активный, деятельный и хваткий народ искал реванша за свои унижения. Поэтому евреев много было как в управленческом аппарате, так и в руководстве Красной армией, и в органах ЧК. Как он ненавидел этих самоуверенных, речистых говорунов, получивших образование за границей и вернувшихся домой, чтобы внедрить в России порядки просвещённой Европы. А ведь он до этого не был антисемитом.

В Грузии любили евреев, а вся национальная неприязнь была направлена против армян. Так уж устроен человек, что часто для самоутверждения склонен искать корни своих неудач, своей недооценки обществом не в самом себе, а во враге — представителе другой расы, другой национальности. Как его бесили эти еврейские выскочки, и как он потом с ними всеми посчитался: не простил ни одной насмешки, ни одного косого взгляда.

Только потому, что Ленин чувствовал себя обязанным «славному грузину», он ввёл его в ЦК и назначил наркомом. А в это время «очень кстати» умер Свердлов, выступавший против широкомасштабных репрессивных мер — за смягчение внутренней политики, и Ленин параллельно поставил Патриарха еще и на мало значащий, занимаемый раннее Свердловым пост секретаря Центрального комитета одной из трёх правящих тогда партий — большевистской. Он же, будущий вождь всех народов, бывший Коба, а еще раньше Сосо, увидел в этом свою перспективу.

Пока Ленин изо всех сил искоренял эсеров, боролся с меньшевиками и приводил страну к тому, что в ней осталась одна единственная правящая партия — большевистская, Патриарх за какие-то год-полтора изменил положение вещей так, что главными критериями оценки любой проблемы стали идеологическая чистота, соответствие интересам правящей партии. Все решения на всех уровнях стали приниматься партийным руководством — от низовой ячейки до Центрального комитета партии, секретарём которого его назначил Ленин. Хозяйственники могли только ставить и разрабатывать вопросы, а принимались окончательные решения к действию партийными организациями. Тем самым Патриарх по существу вместо правления Совета народных комиссаров, утвердил правление страной Центральным комитетом партии большевиков во главе с Политбюро, генеральным секретарём которого был он сам. А во главе партийных организаций всех уровней Патриарх при помощи своего верного секретаря Товстухи предусмотрительно поставил преданных ему, людей.

К тому времени партия уже имела жёсткую иерархическую структуру в виде пирамиды, сходящейся в одной точке, и эту точку занял он — «великий вождь всех народов страны». При поддержке председателя ВЧК Дзержинского, не любившего как Ленина, так и Троцкого, он постепенно набирал всё больше власти.

А Ленин постепенно стал терять свой авторитет. Он, как всегда яростно, не стесняясь в выражениях, отстаивал свою точку зрения, которая часто противоречила тому, что он не менее яростно отстаивал прежде. Ленинские непримиримость и непоследовательность стала среди партийцев источником популярных анекдотов.

В то время «вождь мирового пролетариата» был в глубоком кризисе. Согласно утопической Платоновской теории, рассчитанной на коммунистическое сознание всех составляющих частей идеального социалистического общества, большевики отменили деньги. Но трёхуровневая иерархическая система «правители-мудрецы — воины и чиновники — крестьяне и ремесленники», легшая в основу ленинской теории «Военного коммунизма», почему-то не работала. То есть, отлично функционировала только её верхняя часть — «правители-мудрецы», в какой-то степени — «воины и чиновники», а нижний уровень — совсем не срабатывал. «Крестьяне и ремесленники» не проявляли коммунистической сознательности. Рабочие не хотели бесплатно трудиться, чтобы обеспечить обществу его существование. Крестьяне не желали отдавать даром хлеб, и никакие карательные меры, никакие продотряды не помогали.

Многочисленные крестьянские восстания происходили во многих районах страны. Рабочие голодали, бастовали, искали побочные заработки, поскольку скудные пайки их не обеспечивали. Заводы и фабрики стояли, гордость России — железные дороги не действовали, подвижной состав ржавел, рельсы разворовывались.

С отменой большевиками денег экономика полностью развалилась, умерла: она лишилась «кровеносной системы» — денежного потока, главного её регулятора. Своим «военным коммунизмом» Ленин вернул страну по существу к натуральному обмену, характерному для первобытного общества, но никак не подходящему развитой экономической системе XX века. Железные дороги были забиты «мешочниками» — горожанами, которые, спасаясь от голода, везли в деревню оставшиеся у них вещи и драгоценности, чтобы обменять их на продукты. И никакие заградительные отряды не могли остановить этих, озверевших от голода, людей.