Небо в алмазах (СИ) - Younger Alexandrine

— Не ойкай, прошу тебя, — Лиза услышала звонок в дверь, — а там, кажется, твой любимец домой вернулся, Софа.

— Иди, встречай! С караваем и комсомольским приветом из Гондураса! — изощряться над Пчёлкиным получалось и на расстоянии. Видела же Голикова в этом какое-то незримое удовольствие. — Ладно, не ворчу, ты помнишь? Хорошо, что завтра одна пара. Не опоздай, смотри!

— Как штык, командир… — Валентина Анатольевна открыла входную дверь, и из коридора послышалось бодрое восклицание — «мамочка-а-а…». — Ну, Голикова, точно твой «Гондурас» приперся!

— А Фантомас твой не с ним?

— У меня будет нервный тик!

— Не накаркай себе, Лизка.

— До связи, Соф, правда! Спасибо, что предупредила.

— Попробуйте не помириться, семейка!

— Давай уже, Голикова, до скорого…

Павлова положила трубку ровно в тот момент, когда в гостиную вплыл старший брат, вместо приветствия распяливший перед сестрой пятерню. Пчёла пришел один, совершенно не промокший, на ходу скидывая с себя куртку. Высунулся на лоджию, поозирался по сторонам и закрыл форточку, впускающую свежий воздух в квартиру.

— Продолжаешь дуть губы? Мамочка там чай кипятит, а ты, рыбка, опять на телефоне?

— Пока ты не признаешь, что честнее было подыграть, а не голосить о своей правоте, будешь чай пить без меня! — Лиза не собиралась говорить Вите о том, что звонила Софа, но он и сам все понял. Даже лицо преобразилось. — Чего так пялишься? Угадал! Но знай, что морочить голову Софки я тебе не дам.

— Софико не по мою розу трубу обрывала? Мы с ней уже подруги хлеще, чем с тобой, понимает она меня…

— Ладно, чай найдешь на кухне через две минуты.

— Поговорить не хочешь, — спросил Пчёлкин, когда сестра уже направлялась на кухню, решив помочь матери семейства с разливом чая по чашкам, — о том, куда ушла после пар?

— Где мне ещё быть, как не дома?

— С Косом тогда потолкуй, — вдогонку пробурчал Пчёла, ища где-то под разложенным диваном свои домашние тапки.

— Не стоит, разберемся сами!

— Я тебе зла, что ли, желаю?

— Сахар положишь себе сам. Я чай попью в своей комнате!

Брат и сестра никогда не признавали всю бесполезность собственных споров.

***

Софка любила вечерние прогулки.

В трехкомнатной квартире стало пустынно: проводила родителей в Форос для поправления здоровья матери. После перенесенного воспаления лёгких Марине Владленовне требовалось перемена мест. И отец решил сорваться в отпуск прямо посреди осени, надеясь на благотворный крымский климат.

Мешать родителям не хотелось, и именно поэтому Софа осталась дома. Пары в институте ей никто не отменит. При желании отец мог бы и договориться с деканатом, но Софа сама от этого отказалась. Папу напрягать по таким мелочам совершенно не стоит.

— Эй, красотка, — хрипловатый голос за спиной заставил вздрогнуть. Переулок был пустынен, практически ни души. Только кто-то из жителей многоэтажки стоял на балконе, наблюдая за вечерними видами, — далеко собралась?

Вечер… Улица… Фонарь… Жаль, что для полноты картины рядом нет аптеки.

Но тусклый свет дал рассмотреть силуэт, на грузную тень которого Софка обернулась, и сразу же приоткрыла рот в радостном изумлении. Раньше эти интонации были привычны. Особенно когда Голиковы жили почти на окраине Москвы, всего каких-то лет восемь назад.

Таинственным прохожим оказался упитанный паренек в коричневой куртке, прячущий руки в карманах. Старый друг Пума, а если по паспорту — Василий Олегович Быков. Свою подругу детства — Софку — он не видел почти год.

— Если только с тобой, дружок! Какими, блин, судьбами, Быков? Ты бы еще года три не появлялся, чтобы я забыла, как ты выглядишь!

— Забей, чучундрик, все тебе да расскажи. Малые, но проблемы… Я порешал, и вернулся, обещал же!

— А пропадал-то куда?

Все, что знала Софа о товарище детства — слухи и сплетни, которые изредка рассказывал ей Никита Милославский. Васька связался с какой-то компанией и слонялся без определенного жизненного занятия. В ВУЗ поступать не стал, зная, что не выдержит и не захочет учиться, но, судя по презентабельному виду, Софья могла сказать — жил на уровне. Заметно преобразился.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Давай лучше о тебе! — предложил Пума, мысленно замечая, что ему все же рады, чем шокированы его появлением. — Не страшно поздно одной по улице пешочком?

— Всего-то восемь с половиной вечера! — поучения всегда оставляли Софку равнодушной.

— Конечно, мадам, — сейчас выкинет какой-нибудь скабрезный вопросик — это в его стиле, — выкладывай!

— Что за заявы, Пума?

— Вы теперь с такими понтами за мороженым гоняете!

— Вася! Жигулевское вредит печени! — Софа и не помнила, сколько они не виделись — года полтора, не меньше. — Я тебя не понимаю!

— Я в школе нормы ГТО лучше всех сдавал, ты меня не списывай! — Пума шутливо пригрозил Софке пальцем. — Не пришел бы, если не повод…

— Какой? — удивление Софы достигало крайнего предела.

— Не я же с Пчёлой на свидания хожу!

Как тесен мир… Или… Москва — большая деревня? И как-то сразу же стало понятно — чем на самом деле занимается друг детства. Что ж… Молчание нужно было как-то прервать…

— Расслабься! Я почти одобряю, мелочь…

— Пума, твою же… — зеленые глаза Софки закатились к небу. — Это просто старший братец моей подруги — проводил до дома, общаемся…

— С Пчёлой? Нифинты! Стоп, ты с герлой Космоса, что ли, дружбу водишь?

— И с Лизкой знаком? — нет, это даже не деревня, а какое-то селение Крайнего Севера или глухой аул.

— Пару раз с Космосом наблюдал, но близко не подходил. Бля, красивая девчонка, я бы тоже замутил, но там такой цербер…

— И не пытайся, Космос за нее голову открутит, а Пчёла добавит.

— Шучу же! Куда я своим свиным круглым рыльцем? Ладно, малая, я тебе сказать хотел не о том…

— Тогда-то о чем?

— Предупредить хотел… — и, несмотря на долгие перерывы в общении, случавшиеся часто, Пума относится к Софе подчеркнуто покровительственно, и даже заботливо. Как к сестре, которой у него никогда не было.

— Мозгами опять не вышла?

— Не-а, ничуть, — парень с девушкой не спеша прогуливались по старому пустынному скверу. — Ты обещай, что наши разговоры не перескажешь и подружкам, да и кто знает, вдруг из меня советчик хреновый. Вон, будь как памятник! — Пума указал на скульптуру, стоявшую чуть поодаль.

— Я тебя когда-нибудь сдавала?

— Так, слушай… — вполне обыденно начал Быков. — Ты у нас девица смышленая, иногда аж слишком. И ты внимание обрати… дружок твой новый, который тебя до дома провожает, как я сейчас…

— Знаю, Вася, — перебила юношу Софка, давая понять, что тема ей неприятна. Второй после Лизы человек пытается ее предупредить, а ведь она и сама не знает, что чувствует, и куда ведет их беззаботный треп с Пчёлкиным. Друг — и все тут. — Занимается таким же благородным делом, Робин Гуд!

— Я не из-за этого… Я о том, что береги себя, и свои нервы, в придачу! — добрый доктор… нет, не Айболит. Пума! — И не обманывайся…

И опять повисло молчание… Не излишне ли много для встречи двух друзей детства? И Софка опять его пресекла:

— Вася… ты не делай на мой счет выводы, раньше времени!

— Разобралась?

— Быть может. Хватит обо мне! Ты лучше расскажи… Как сам?

— Как видишь, — и показал Софке руку с новенькими часами, — заебись!

— А как мать?

Отец давно не интересовался жизнью сына. Мать Пумы беспробудно поддавалась воздействию зеленого змия, забывая о существовании Васи. Алкоголизм вошел в решающую стадию, когда Быкову было чуть больше шестнадцати, и Алевтина Борисовна перестала бороться за свое человеческое лицо. С тех пор-то и Пума знал — он мог помочь себе только сам…

— А чё мать? Твою мать… — тягостно произнес Пума, не зная, где могла шататься сейчас родительница — не видел ее дома уже дня два. — Она меня не трогает, и мне на неё пофигу…

Врал… Переживал, как и тогда в шестнадцать.

— А вообще? — студентка переключила собеседника на другую волну.