Наполеоновские войны - Чарльз Дж. Исдейл

например, газеты[88]. С одной стороны, Наполеон ввёл жёсткую цензуру, а с другой, стремился, чтобы его обращения стали достоянием широкой гласности, он добился удешевления газет, журналов и чтения вслух в общественных местах. К тому же писателей, поддерживавших правление, ждало покровительство, а тех, кто был не согласен, отправляли в тюрьму или изгоняли из страны. Область образования неукоснительно попадала под государственный контроль, студентов лицеев заставляли носить униформу, заниматься муштрой и учиться по разработанному государством учебному плану, в котором практические знания сочетались с идеологией. Церковь, получившая свободу отправления религиозных обрядов, вскоре обнаружила, что религию стали использовать в интересах диктатора — по случаю нашли даже святого Наполеона, а кафедру — в качестве трибуны для политической пропаганды. Наконец, искусство — живопись, музыка, архитектура, — как водится, отражало достоинства имперского правления, чему мы обязаны появлением стиля ампир[89].

Итак, благодаря стечению обстоятельств, Наполеон восстановил порядок во Франции и, таким образом, создал предпосылки для превращения имеющихся ресурсов в реальную военную мощь. Следует, однако, подчеркнуть, что преобразование Франции не было столь радикальным, как доказывают многие биографы французского правителя: борьба с разбоем тянулась долгие годы, многие мэры продолжали попустительствовать уклонению от призыва, а сопротивление набору в армию так и осталось чрезвычайно серьёзной проблемой. Тем не менее, Наполеон сделал достаточно, чтобы покончить со страшным беспорядком времён Директории, и опирался теперь на государственную систему, которая будет в состоянии снабжать его солдатами и деньгами до тех пор, пока его требования будут разумными. Кроме того, если положение Франции сравнить с тем, в котором находились её противники, связанные привычками «старого режима», и прежде всего защитой их корпоративных привилегий, то сравнение будет не в пользу последних. Имея системы воинской повинности, затрагивавшие лишь небольшую часть населения, из-за множества социальных, профессиональных и территориальных лазеек, а также административное руководство, печально известное повальной неразберихой и отсутствием логики, ни одна континентальная держава не могла и надеяться на то, чтобы сравниться с Францией в наличии ресурсов и эффективности их использовании.

Великая армия

Опираясь на революционную армию, путём политической и административной реформ, о которых только что шла речь, Наполеон создал величайшую боевую мощь, изумляющую военных историков вплоть до нашего времени. Нельзя согласиться с Сорелем и Клаузевицем, что он руководил «нацией под ружьём»; совершенно ясно, что если бы он пытался сделать это, вся его политическая система рухнула бы так же, как это случилось в 1814 г. Напротив, его военная машина, хоть в значительной степени и вызванная к жизни массовой мобилизацией, была всецело профессиональной, на что, в частности, указывает техническая сторона дела.

Франция не была «нацией под ружьём» — утверждение неожиданное, но его легко доказать, поскольку унаследованная Наполеоном армия полностью изменилась со времени 1793 г. Так, можно с уверенностью утверждать, что армии 1793–1794 гг. побеждали, руководствуясь гражданским и патриотическим долгом, но к 1799 г. французскими солдатами уже двигали честь мундира и корыстолюбие, ведь после краха якобинцев нарушилась связь между армией и народом. Поскольку от воинской повинности отказались, войска в основном находились за пределами Франции, а в армии царил мрак некомпетентности и коррупции, связанный с Директорией, общество старалось по возможности отдалиться от военных. В то же время и военные, особенно ревностно относящиеся к успеху и славе, стремились избавиться от опеки штатских и искоренить все следы эгалитаризма в военном сословии. Вследствие этого армия заразилась новыми настроениями. Солдатам внушали теперь, что для них главное — не народ, а воинское братство, их место — с такими же, как и они, в своём полку и со своими генералами. Когда солдатские формирования больше и больше оказывались состоящими из ветеранов, то небольшое число новобранцев, попадавших в армию, просто растворялись в новом окружении: отделение примерно из 12 человек, куда их направляли по одному, действовало как важное средство поглощения сознания. В конце концов армия совсем потеряла дух 1793 г., и признание молодого волонтёра революционного периода, который совсем не стремился стать настоящим солдатом, что готов был отказаться от жалованья и довольствия, «лишь бы мне дали оружие и снаряжение», совершенно отличалось от заявления вояк образца 1807 г.:

«Императору не следует начинать войну, если у него нет денег платить солдатам. Мы не хотим идти на смерть задаром»[90].

Дальше станет ясно, с появлением Наполеона стремление к профессиональной службе не исчезло, а, скорее, усилилось. Однако, даже если бы это было не так, сам способ, которым Франция усиливала военную мощь, вряд ли отвечал определению «нация под ружьём», поскольку тогда предполагалась всеобщая мобилизация национальных ресурсов, на основе жертвенного равенства. На деле Наполеон, насколько возможно, действовал так, чтобы от Франции требовалось сравнительно мало. Возьмём, например, экономику: жёсткие условия мирного урегулирования, вымогательство и открытый грабёж давали большую часть требуемого. Что же касается армии, то при её наборе обходились в значительной степени без французов, поскольку, в первую очередь, не могли обеспечить призыв. Далее, Франция постоянно присоединяла к себе какие-то территории, где можно было охотиться на людей способом, совершенно неприемлемым в метрополии: по одной из оценок, число попавших, вербовщикам и рекрутированных насильно, составляло около половины всех служивших в армии. Возможно, это перебор, хотя известно, что в 1798–1809 гг. одна Бельгия только дала более 90.000 человек, что составляет, по меньшей мере, 30 строевых пехотных полков образца 1805 г., они набрали часть личного состава в Италии, а большинство новых полков, сформированных позже, были полностью иностранными (например, 111-й пехотный был пьемонтским, 112-й — бельгийским, 113-й — тосканским, 123-й, 124-й, 125-й и 126-й — голландскими, а 127-й, 128-й и 129-й — германскими). В это же время в армию начинали включать различные, главным образом иностранные части, составленные из дезертиров, беженцев и авантюристов всех сортов. Так, в течение 1805 г. в армию вошли четыре итальянских, четыре швейцарских, три германских, два польских, один негритянский и один ирландский пехотный полки. К тому же после 1805 г. этот список расширился, стали принимать хорватские, албанские, греческие, португальские, испанские, литовские и голландские части.

Бремя службы было во всех отношениях относительно лёгким, но и неравномерно распределённым между разными слоями общества: во-первых, все новобранцы имели право послать на службу вместо себя заместителя. Этих людей (обычно доведённых до отчаянного