Наполеоновские войны - Чарльз Дж. Исдейл

но не менее важное: войскам, оказывавшимся рядом с местом главного сражения, иногда не удавалось прийти на помощь своим, либо они подходили слишком поздно.

Несмотря на все эти факторы, хороший командующий мог встретиться с противником, располагая по крайней мере основной частью своих войск. Более того, у него была возможность заранее выбрать себе роль — одну из двух, поскольку все, без исключения, наполеоновские сражения состояли из атаки и обороны — иначе говоря, одна армию занимала позицию, которую затем штурмовала другая. Разумеется, бывали и вариации на эту тему: так, при Маренго, Ауэрштадте, Фридланде и Асперн-Эсслинге армии, которые, со стратегической точки зрения, были атакующими, внезапно оказывались объектом атаки, тогда как при Аустерлице, Эйлау, Саламанке и Ватерлоо те, кто подвергся атаке, били атакующую сторону её же оружием, предпринимая стремительные контратаки, — и только сражение при Ваграме может служить единственным примером одновременной атаки обеих сторон.

Итак, почти всегда задачей одного командующего была организация атаки на противника, а другого — удержание своей позиции. Атакующий генерал при подходе к противнику сначала должен был оценить его позицию (что иногда было непросто, если обороняющуюся сторону скрывал, например, удачно расположенный холм), а затем перестроить идущие впереди войска в боевые порядки. Вообще-то, подобные вещи делались, как правило, вне пределов досягаемости артиллерии (если подходили хоть сколько-нибудь ближе, то рисковали быть расстрелянными из пушек противника, возможной была также внезапная вылазка врага, который мог воспользоваться неудачным развёртыванием). Между тем далеко за линией фронта обычно оставляли мощный резерв, чтобы его можно было ввести в сражение, когда того потребуют обстоятельства. На «другой стороне холма» тем временем занимались примерно тем же самым: одну часть войск использовали для обороны линии фронта, а другую держали далеко позади в резерве, чтобы в момент любого прорыва они смогли отбить врага. Вообще, обе стороны придерживались правила оставлять какую-то часть своих солдат для прикрытия с тыла, чтобы их не застали врасплох и чтобы их командир мог самостоятельно ликвидировать прорывы, не обращаясь за помощью.

Для обеих сторон этот обычно длительный процесс, перевода войск из походных порядков в боевые требовал большого искусства и здравого смысла, поскольку, когда армия занимала исходные позиции, на глазах у противника почти невозможно было что-либо менять. Итак, для обороняющейся стороны главным было не размещать слишком много войск в тех местах, где атака противника маловероятна, предусмотреть возможность перебрасывать резервы с одного фланга на другой, если дела пойдут плохо, обеспечить отступление в должном порядке и позаботиться о том, чтобы в условиях неблагоприятной местности армия не распадалась на отдельные группы (что, например, случилось с русскими при Фридланде). Для атакующей стороны обычным делом было сойтись в рукопашной и ловким манёвром одолеть врага.

Основательно подготовившись, можно было начинать сражение. Атакующая сторона, обычно, производила артобстрел, разрушая боевые порядки противника и подрывая его моральный дух; так, был очень распространён приём формирования артиллерии в «большие батареи» для ведения сосредоточенного огня примерно из ста пушек[83]. Через некоторое время первый из боевых порядков атакующей стороны, почти всегда состоящих из пехоты, начинал продвигаться вперёд. Для этого манёвра имелись, по существу, два боевых порядка. До 1792 г. все европейские армии обычно сражались в линейном боевом порядке, при этом каждый батальон разворачивался в три линии, находящиеся на разной глубине, чтобы до предела увеличить его огневую мощь. Большинство противников Франции придерживались этой тактической системы, пока поражения, нанесённые французами, не заставили изменить линейную тактику, ведь в эпоху революции во французской армии стало обычным делом строить каждый батальон в колонну, то есть в единую группу, имеющую примерно пятьдесят человек в ширину и двенадцать — в глубину. Войска, в таком боевом порядке, быстрее перемещались (сложность манёвра в линейном строю общеизвестна), в то же время снижалась важность стрелковой подготовки, поскольку ружьём могли пользоваться только передние шеренги. Теоретически, французская муштра требовала быстро перестраивать колонны в линию, чтобы можно было применять огнестрельное оружие, если пехота противника открывала огонь, но на практике этого никогда не получалось, и не только потому, что батальонные колонны были часто так стиснуты, что никак не разворачивались в линию; опыт показал, что, когда войска в линии останавливаются, чтобы открыть огонь, вновь заставить их двигаться практически невозможно, и сражение утонет в ничего не значащей перестрелке. Короче говоря, колонна была средством для ведения ударного боя, что подразумевало устрашение противника её числом; ещё одним её достоинством было, разумеется, то, что она позволяла сосредоточить намного больше войск на гораздо меньшей площади, чем линия. Хотя впечатляющая дивизионная колонна была прекрасным психологическим оружием, особенно когда картина дополнялась мощными криками «Ура!» и громким барабанным боем, для успеха требовалось привлечение и других средств, главным из которых был удачно проведённый артиллерийский обстрел обороняющейся стороны. Колонну, чрезвычайно уязвимую для артиллерийского и оружейного огня, приходилось защищать плотным заслоном стрелков в цепи (состоявших из солдат разомкнутого строя), которые шли впереди колонн и нарушали порядки противника, уничтожая офицеров и сержантов (поскольку стрелки иногда — но не всегда — имели лучшую подготовку, могли тратить время на заряжание и стрельбу и пользоваться любым возникшим на пути укрытием, им не так мешал дым и не ограничивали находящиеся рядом соседи, они были, безусловно, мобильнее, чем отряды, сражавшиеся в замкнутом строю).

Итак, пехотинцы двигались вперёд, а противник поджидал их в линии, которая во всех армиях оставалась стандартным оборонительным боевым порядком. При этом артиллерия атакующих обязательно смолкала, позволяя обороняющейся стороне сначала угостить их пушечными ядрами, а затем, по мере приближения, смертоносным противопехотным средством — картечью. Огонь бывал настолько силён, что его одного иногда хватало, чтобы развернуть атакующих, но, как правило, движение продолжалось до тех пор, пока атакующая пехота не подходила на 150 ярдов (дальность стрельбы из мушкета) к противнику. Если пехота была построена в линию, она затем открывала огонь, в обязанности офицеров входило, чтобы солдаты продолжали движение вперёд после каждого залпа, но, если пехота была построена в колонну, она просто двигалась вперёд, по возможности с большей скоростью (имелся вариант, при котором колонны могли останавливаться на некотором расстоянии от противника и ждать своих стрелков, которые открывали огонь по обороняющимся, давая возможность пехоте идти в атаку только когда становилось ясно, что та сторона дрогнула). Тем временем обороняющаяся сторона, как правило, тоже открывала огонь; поединок между войсками, построенными в линию, теперь выливался в длительную перестрелку, продолжавшуюся, пока хватало сил. Когда же колонны решали атаковать