Новый порядок. Часть 1 (СИ) - Dьюк Александр Александрович

В кабинетах Люмского дворца в тот год было много честных господ с прекрасными лицами, и у каждого имелся выгодный прожект, договор или предложение.

На бумаге Веселая Бездна давно перестала существовать, а компании и конторы трудились без устали, строя новый район, который обязательно привлечет богатых людей, ценящих комфорт, удобства и уют.

На деле Веселая Бездна продолжала являть собой ожившую картину депрессивного пейзажиста, которую можно смело назвать «После дней человеческих».

Здесь физически было невозможно жить. И тем не менее здесь жили. Без тепла и воды, без крыши над головой, рискуя каждое утро проснуться под грохот обвалившихся балок и кирпича. Или не проснуться вовсе, задохнувшись дымом или сгорев в очередном пожаре. И все-таки жили. Те, кто не прижился даже в Модере, не смог платить ренту, налоги и поборы. Те, кого выгнали из тесного угла доходного дома. Просто обманутые и лишившиеся последнего заработка, но не сумевшие пересилить себя и прибиться к одной из многочисленных уличных банд. Поодиночке и целыми семьями. Ведя борьбу за пропитание, олт, сивуху и место у общего костра.

Здесь вообще никогда не видели полицию. Даже банды Большой Шестерки забредали сюда лишь тогда, когда нужно быстро избавиться от трупа — уже к утру в полуразвалившейся коробке находили голое тело. Иногда даже целиком. Иногда без ноги и пары органов. Но чаще всего — одну лишь голову в луже запекшейся крови.

Местные называли это «благотворительностью».

* * *

— Мagnifique, — буркнула Даниэль, выглянув в окошко кареты. — Quelle vue magnifique.

— Видела бы ты Белльжардан в Сирэ, — усмехнулся Гаспар.

Лицо чародейки было очень близко, почти касалось лбом. Она капризно поморщилась.

— Там еще хуже?

— Уж точно не лучше, — сказал менталист, отстранившись от окошка. — Я там родился.

— Хо-хо! — хохотнула Даниэль, подпрыгнув на сиденье. — Ты никогда не рассказывал. Неужели месье комиссар родом из неблагополучного района?

— Я бы там и остался, если бы не Ложа, — признался Гаспар, — которая дала мне выбор: или перевоспитание, учеба и дальнейшая карьера в Комитете Следствия, или изоляция в полной темноте и одиночестве в ящике в тридцати футах под землей.

— Ты сделал мудрый выбор, — склонила головку набок Даниэль, пристально изучая менталиста.

Гаспар прикрыл глаза, предавшись воспоминаниям. Даниэль дернула цепочку на шее.

— Я часто возвращался в Белльжардан по службе, пока меня не перевели в имперский отдел. Через день поступали заявки о темных обрядах, убийствах и изнасилованиях демонами и ритуальном каннибализме.

— А на самом деле? — обреченно вздохнула Даниэль.

— Просто убийства, изнасилования и обычный каннибализм.

— И ни одного мускулистого демона с пугающе необъятным фаллосом ниже колен? — смущенно хихикнула чародейка.

— Ни одного, — серьезно ответил Гаспар. — Работа в Комитете Следствия имеет один существенный недостаток: перестаешь верить в магию. И удивляться людям, которые способны на непостижимые уму чудовищности без всякого колдовства и демонов.

Даниэль уже пожалела, что пожаловалась: когда у менталиста было скверное настроение, он начинал портить его и ей мрачными разговорами о безысходности и невыносимости бытия. Чародейка не без оснований считала, что даже если встать на колени, спустить с него штаны и ублажить ртом, Гаспар продолжит ныть, что все плохо. Заткнуть его мог только лауданум. Это бесило чародейку, било по самолюбию. Она не любила соперниц, особенно если соперница — дрянь в зеленой бутылке.

— Если бы я знала, что этот гадюшник вызовет у тебя воспоминания о тяжелом детстве и вгонит в меланхолию, даже папочка не заставил бы меня сюда ехать, — проворчала Даниэль, накручивая цепочку на пальчик.

— Прости, — вздохнул менталист. — Не все родились на пуховых перинах и выросли в богатом дворце.

— Много ты знаешь о том, где я родилась и где выросла, — холодно бросила Даниэль.

Гаспар переполошился, как перепуганный мальчишка, пойманный матерью на познании собственного тела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Прости, Авро…

Чародейка зло шикнула и приложила палец к губам. Гаспар напряг память, хмуря лицо от натуги.

— Нижайше прошу извинений, — медленно проговорил он, — ваша светлость графиня Даниэль Луиза Каролина…

— Шарлотта, — строго поправила его чародейка. — Но ты делаешь успехи. Надо почаще отбирать сладости и пользоваться кнутом.

— Надеюсь, только фигурально? — насторожился Гаспар.

— Конечно, — ласково заверила Даниэль, гладя себя по коленке.

Карета остановилась. Качнулась. Послышались уверенные шаги — и дверца бесцеремонно распахнулась. В кабину заглянул сутулый слуга, нагло разглядывая хозяев.

— Че расселись? — прохрипел он и бросил злобный взгляд на дремлющего Андерса. — Буди шваль, сыроед.

Гаспар скривил лицо — ему не хотелось мешать ученику Даниэль витать в амурных фантазиях. Однако таскать его на себе хотелось еще меньше.

Напье потер руки, напрягся, чувствуя мерзкий, болезненный стук в висках, и послал иглу.

Андерс Энганс тут же подскочил и завертелся, не понимая, где он, что он и зачем он. Даниэль ласково улыбнулась, протянула к нему ручки, выпячивая соблазнительную грудь, подалась, чтобы обнять и прижать с заботливой и теплой улыбкой. Гаспар схватил его за рукав, дернул на себя. Энганс крякнул, ударился взлохмаченной головой о крышу кабины. Менталист протащил его к выходу и вытолкал в спину. Андерс вылетел на улицу и растянулся бы по грязной дороге, если бы не подхвативший недотепу Эндерн. Полиморф поставил его на ноги, выразительно замахнулся ладонью. Энганс моментально пришел в себя, втянул голову в плечи и принялся торопливо извиняться. Полиморф коротко объяснил, что думает об извинениях и о наверняка покойной матушке Андерса, зачавшей сына в сильном подпитии, в неудобной позе и через не то отверстие, и полез за багажом, закрепленным на крыше. К Энгансу подошел маленький человечек с хитрым лицом, небрежно держа под мышкой цилиндр и пытаясь прикурить сигару от спички.

Гаспар неуклюже выбрался из кабины, ступил на землю и закачался — от уличного воздуха закружилась голова. Вовсе не потому, что после духоты, пропитанной приторными духами, свежий воздух выбил землю из-под ног. Нет, улица смердела и вышибала дух, наворачивая слезы на глаза. Смердела знакомо, хоть Гаспар и пытался всячески забыть эту вонь гари, мочи, дерьма, козлятины и прокисших вод в забитых стоках.

Геллер, раскуривая сигарету, поспешил было на помощь, но менталист оперся о стенку кареты и отмахнулся. Тогда Геллер быстро затянулся и предложил руку выходившей Даниэль, но его опередил и оттолкнул бросившийся к своей учительнице Андерс. Доверенный Паука несколько раз сжал и разжал кулак, безразлично пожал плечами и вынул изо рта сигару, выпустив в небо густое облако дыма.

— Ох, Mon Dieu! — закашлялась чародейка, зажав носик рукой в перчатке. — Что это за вонь?

— То? — Геллер деланно удивился. — Фирмово амбре Веселой Бездны. Привыкай, drogapani.

Он представился так, встретив Гаспара, Даниэль и Энганса в порту, и менталисту не понравился сразу. Однако его разум был открыт, и Гаспар уловил в сознании типа, что Геллер — доверенный Паука, который и должен обеспечить связь с начальником. Правда, говорить, где именно, он не пожелал, вероятно, чтобы не шокировать едва ступивших на твердую землю после растянувшегося больше чем на две недели плавания путешественников.

Судя по тяжелому акценту, Геллер был родом из приграничья западных провинций или самого Крайласова, который уже больше ста лет входил в состав Поморской державы.

— Ну где там гнида эта сушеная? — злобно крикнул Эндерн сверху. — Лови сундук, пока в лысину, сука, не прилетело!

Андерс покорно кинулся принимать багаж.

Даниэль осмотрелась. Их привезли к самому приличному на разваливающейся улице дому. По крайней мере, внешне он не грозил обвалиться от малейшего дуновения ветра. У него даже имелись не битые стекла почти всех окнах, кроме заколоченных досками на первом этаже. И даже дверь. Дом был старым, но жить в нем было не только не опасно, но и можно. В отличие от халупы напротив, из-за угла которой выглядывала пара тощих, оборванных детей. Вдалеке ковылял одноногий оборванец на костыле. Больше на улице никого не было, не считая дрыхнущего у крыльца нищего.