Новый порядок. Часть 1 (СИ) - Dьюк Александр Александрович

— Иду, — покорился вокс и затих.

Крайласовец захлопнул коробку, невнятно бормоча себе под нос изощренные словесные обороты.

— Хуже дитя малего, ей-богу, — пожаловался он, засунув вокс в карман.

Через несколько минут щелкнул замок. Крайласовец поднялся по крыльцу, потянул дверь на себя. Откашлялся в кулак.

— Прошу до моего скромнего дому, — повторил он. — Всех четверых, — и отступил в сторону.

Первой вошла Даниэль, за ней прихрамывающий Эндерн, потом Гаспар и последним протиснулся бочком трясущийся и обливающийся по́том Андерс с необъятными и тяжелыми чемоданами. Крайласовец дежурно посмотрел по сторонам, погрозил какой-то женщине с апатичным опухшим и посиневшим лицом — та стояла над лужей посреди дороги и задрала грязную изодранную юбку, бессовестно открыв расставленные кривые ноги и то, что обычно не показывают. Геллер быстро скрылся, не желая видеть то, что остановить уже невозможно.

Четверка гостей стояла в коротком коридоре. По правую руку он упирался в лестничный пролет, а по левую — вел в темный коридор поуже, к забаррикадированной задней двери. По обе стороны были дверные проемы в просторные темные комнаты. Здесь было неуютно, серо, голо, ободранные стены навевали тоску, однако в доме почти не воняло улицей. Все перебивал запах магии, машинного масла, железа, кожи, газа, лука, чеснока и жареной рыбы.

— Прошу, располагайтесь, — сказал Геллер, швырнув цилиндр на вешалку, на которой висел целый набор шляп, плащей и сюртуков. — Сраль… эта самая комната вон там, — он указал в узкий коридор. — Тутай гостевая, — он ткнул направо, — а тутай кухня или что-то вроде.

— Как… миленько, — хмыкнула Даниэль.

— А то, — ударил себя в грудь крайласовец.

— Почему «Геллер»? — вдруг спросил Гаспар.

— А потому, что не Грош, — улыбнулся тот, как самый честный жулик.

— Почему не Гульден?

— Już zabrany, pan Manda.

— Мондэ, — поправил Гаспар.

— Да мне в общем-то насрано, — пожал плечами Геллер. — Шеф велел вас встретить, расположить, если trzeba, обеспечить связь. Любить вас и целовать w dupę уговору не было. Jasne? — он смело взглянул на менталиста и обвел взглядом остальных.

— Jak słońce, — скрестила на груди руки Даниэль и насмешливо изогнула бровь.

— Piękne, — отозвался Геллер, несколько стушевавшись. — Располагайтесь. А я налажу контакт с начальством, — он загрохотал туфлями по лестнице, торопливо поднимаясь на второй этаж. — Механик, еб твою мать! — заорал он. — Где ты, cholerny idiota⁈

— А он мне уже нравится, — заметил Эндерн, широко улыбаясь.

Андерс не выдержал и грохнул чемоданами об пол.

— А мне нет, — хмуро проговорил менталист.

— Тха! — рассмеялся полиморф. — Значит, точно сработаемся.

— Ты только что проиграл ему тридцать крон, — услужливо напомнила Даниэль.

— Это да, — почесал затылок Эндерн. — С вами, идиотами, свяжешься — не так, сука, потупеешь.

Глава 8

Механиком был мужчина лет сорока, очень тощий, серый и нескладный, в очках, поднятых на лоб, засаленной рубашке и плотном обильно заляпанном маслом фартуке с карманом, из которого торчали отвертки, щипцы и ключи. Очки представляли сложную конструкцию из темных и увеличительных стекол для защиты глаз и ювелирной работы с мелкими деталями.

О таких людях обычно принято говорить «Не от мира сего». Хотя справедливее было бы назвать его «Слишком далек от мира сего». Это был ярчайший пример одержимости своим делом, когда мирская жизнь уже рассматривается исключительно как неприятная, но вынужденная необходимость.

Пожалуй, Механик был действительно лучшим мастером-артефактором из ныне живущих. Гений, способный превратить кусок меди и пару кристаллов в эффективный талисман, а набор шестеренок, винтов и деталей — в сложный механизм, поражающий воображение.

Однако, несмотря на всю гениальность, оборудование, на котором ему приходилось работать, оставляло желать лучшего. Да и неудачные эксперименты оставляли следы.

У Механика полностью отсутствовала левая нога — ее заменял подвижный протез из купритового сплава. Протез был закреплен сложной сетью медной проволоки и управлялся вживленным в хребет контрольным камнем, подчинялся всем инстинктам, как родная нога, но обеспечить полной и естественной подвижности все же не мог. Из-за этого артефактор косолапо переваливался и тяжело хромал, подволакивая ногу и гремя по полу металлической стопой при каждом шаге. Но он двигался, а это для него было главным. На правой руке отсутствовали безымянный палец и мизинец, но для работы с отверткой и щипцами Механику хватало и трех пальцев. На левой руке было мало живого места от кислотных ожогов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Правая сторона головы была сильно обожжена и напоминала маску из плавленого сыра и томатной пасты. Вместо правого уха имелся жалкий рудимент, напоминающий пережженный сухарь. Волос не хватало — с левой стороны торчал жидкий клок. Брови отсутствовали. Под левой скулой красовался длинный, криво заштопанный шрам, наверняка собственноручно. Неизвестно еще, что было под одеждой. Никто из гостей мастерской Механика не горел желанием выяснять.

Комната одновременно напоминала мастерскую ювелира, шлифовальщика, часовщика, плотника, столяра, жестянщика, сапожника, портного, точильщика и гробовщика. По крайней мере, гроб здесь имелся и, кажется, Механик в нем спал. Помещение было заставлено шкафами, верстаками, столами, завешано полками, однако здесь царила относительная чистота и порядок. Инструмент был развешан на стенах и разложен по ящикам, заготовки и материалы были сложены подальше, чтобы ненароком не свалиться на ногу. Наверно, инструмент оставался единственной связью с реальностью.

Когда в мастерскую вломилась толпа народа, Механик вскочил с табурета перед верстаком с синей лампой, в свете которой он ковырялся отверткой в мелкой детальке, зажатой в тисках. Мастер замахал руками и принялся ковылять из угла в угол, спешно то накрывая чехлом груду железа на соседнем верстаке, то скручивая и пряча чертежи, то смахивая в ведро россыпи драгоценных камней, стекляшек, куски медной проволоки, патрубки, железные обрезки и монеты.

— Daj spokój, — поднял руку Геллер. — Гости пришли z panem szefem потрепаться. Им твои шестеренки до козьей жопы. Ты настроил свою приблуду?

Механик замер, уронил ведро, растерянно уставился на крайласовца, словно впервые его увидел. Геллер крепко зажмурился, мученически простонал и уткнулся физиономией в ладони.

— O żesz kurwa, ja pierdolę… — проворчал он. — Механик! — крикнул он. — Я те что сказал?

— Я… — запнулся растерянный мастер, обтирая руки. — Не помню…

— Panie miłosierny! Ты меня вгонишь в grób, sukinsynu! — заскрипел зубами Геллер.

— Прости, — смутился Механик. Голос у него был мягкий, тихий и располагающий. — Я отвлекся. Мне надо было кое-что доделать…

— Крути свой pieprzony магограф и магографуй, — прошипел Геллер. — Chodź! Już! — похлопал он в ладоши, подгоняя мастера.

Механик захромал в угол мастерской, где на маленьком столике стояло сложное устройство. Хотя выглядело оно как деревянный ящик с тремя штырями, обмотанными и соединенными между собой медной проволокой. На каждом штыре имелось овальное зеркало, обращенное внутрь очерченного мелом треугольника, в центр начерченной на крышке гексаграммы. К лицевой панели была приколочена деревянная подложка с прикрученными к ней счетами. Во всяком случае, чем-то, сильно напоминающим счеты.

Механик открыл углубление в ящике сбоку, выдвинул ручку и принялся ее крутить.

— Придется ждать, пока заведет бесову машину, — пояснил Геллер, утерев лоб рукавом. — С ним zawsze так. Бесполезно внушения делать.

Гости молча расположились в мастерской: Даниэль предложили табурет, но она отказалась, боясь испачкать юбку. Сел Гаспар. Чародейка встала позади, положив ему руки на плечи. Эндерн запрыгнул на верстак, сочтя его достаточно чистым. Андерс остался на кухне, или чем-то вроде, блуждать по закоулкам эротических снов.