Пришелец - Александр Волков

Вместо ответа тэум запрокинул лицо в ночную духоту, напоенную едким запахом еловой смолы, и сомкнутыми пальцами указал вверх.

— Да-да, я знаю, вы прилетели оттуда! — закивал головой Эрних.

Тэум посмотрел на него большими черными глазами, склонил голову и слегка прикрыл полупрозрачные пленчатые веки.

— Вы хотите обратно? Домой?

По-прежнему храня молчание, тэум ладонями разгреб перед собой подстилку до самой земли и, расчистив небольшую площадку, тонким, но необыкновенно твердым пальцем начертил на ней знак Синга.

— Вы посланцы Синга? — спросил Эрних замирающим от волнения голосом.

Тэум поднял голову, посмотрел на него долгим тяжелым взглядом и вдруг разжал тонкие бледные губы и вполне отчетливо произнес всего одно слово: Кармас.

— Кармас? — повторил за ним Эрних. — Что такое Кармас?

Тэум обвел Синга тонкой чертой, схожей с отпечатком тела вепря на снегу, и кулаком выбил в черте неглубокую овальную ямку.

— Кармас! — повторил он, указывая на ямку и снова поднимая два сложенных пальца к невидимому небу. Потом опять посмотрел на Эрниха темным вопросительным взглядом.

— Да-да, Кармас! — закивал тот, мучительно пытаясь догадаться, что же хотел сказать ему этот бледный незнакомец.

Тэум согласно и, как показалось Эрниху, радостно захлопал прозрачными, как лепесток болотной тиллии, веками и провел вокруг Синга еще одну черту, охватившую гораздо больший овал, нежели тот, в который была впечатана ямка Кармаса. И опять, выбив в черте ямку, потыкал в нее пальцем: «Эя!»

— Эя? — переспросил Эрних. — Да-да, Эя!

Тэум сосредоточенно наскреб в ладонь немного сухой земли, высыпал ее в ямку, воткнул сверху две хвоинки и, похлопав по стволу и по извилистому гребню елового корневища, настойчиво повторил: «Эя!»

Эрних недоуменно молчал, не зная, то ли вежливо соглашаться, то ли возражать против непонятных слов и жестов тэума.

Тогда тот протянул к нему тонкие бледные пальцы, легким движением вырвал с головы Эрниха несколько волосков и, свернув их колечком, положил поверх хвоинок. Затем, проделав то же со своими волосами, он уложил свернутое колечко в ямку Кармаса и, не сводя с Эрниха внимательного задумчивого взгляда, медленно растворился в воздухе.

Эрних быстро огляделся. Все было как обычно: вокруг затухающего костра кряхтели и ворочались спящие люди племени, из темноты доносились слабые, приглушенные стоны жрицы и сладкое урчание Дильса, Свегг стоял, опершись на копье и глядя перед собой широко открытыми, неподвижными глазами. Эрних подошел к костру, отыскал свое место, бросил шкуру на слой елового лапника, лег и уснул.

Утром он все пытался заговорить с Гильдом, но старик, обычно спокойно высматривавший путь в просветах между стволами и указывавший на самое далекое дерево, к которому надо двигаться, на этот раз почему-то страшно суетился. Он то подбегал к кострищу, следя за тем, чтобы под слоем дерна не остался ни один тлеющий уголек, то расталкивал руками жриц и склонялся над колодцем, бормоча, что каждая потерянная капля воды сейчас может стоить жизни, то принимался хлопотать вокруг искусанного пчелами охотника, втирая слюну в его опадающие, но все же обложившие пол-лица опухоли. И все-таки он выбрал момент, когда Гильд сломал одну из своих можжевеловых подпорок, чтобы подхватить его под руку и подвести к подножию ели, где был отчетливо виден процарапанный ночным призраком рисунок: Синг, окруженный широким двойным овалом, ямки с волосяными колечками.

— Да, — спокойно сказал Гильд, едва взглянув на ямки, — они все еще с нами.

— Но кто они? — взволнованно прошептал Эрних. — Откуда? Чего они хотят от нас?

— Не знаю, — задумчиво ответил Гильд, — они как будто предостерегают нас от чего-то…

— От чего? Неужели и ты не знаешь?

— Не знаю, мой мальчик, — сказал Гильд, вынимая из ямок волосяные колечки и нанизывая их на палец. — Может быть, они просто дают нам понять, что знают нечто, пока недоступное нашим слабым умам?

— Это у тебя-то слабый ум? — недоверчиво усмехнулся Эрних. — Что-то мне пока не представлялось случая это заметить… Впрочем, для таких наблюдений, наверное, надо иметь голову посветлее моей, да?

— Ты знаешь, что такое время? — спросил Гильд, как бы пропустив мимо ушей все, что сказал Эрних.

— Мы идем сорок восемь лун, — сказал Эрних, — старуха Хельма умерла — пришел ее срок… Астор рожает Синга, чтобы вечером поглотить и вновь родить утром, напитав его соками своего чрева… Люди умирают и уходят в землю, в чрево, там вода, она питает Синга… Можно сжечь — тогда сразу к нему, вместе с дымом… А время?.. Нет, не знаю.

Гильд задумался, хотел что-то сказать, но в этот миг Дильс подал знак, что племя готово выступать.

— Иди, мой мальчик, — сказал старик, — иди…

— Но какой смысл… — начал было Эрних, но Гильд прервал его коротким нетерпеливым жестом:

— Иди, иди! А смысл? Не знаю. Они сказали нам, чтобы мы шли, и мы должны идти — иди!..

Эрних прошел вдоль ряда и занял свое место во главе племени. Все были здесь, кроме Бэрга и Янгора, вышедших на раннюю охоту. Они и другие охотники племени целыми днями прочесывали безмолвный, выжженный солнцем лес и порой выходили к стоянке лишь глубокой ночью, выкладывая перед слабым, окруженным земляным ровиком костром, свою скудную добычу: бурундука, мышь, горсть недоеденных вепрями желудей. Но на этот раз Янгор возник перед Эрнихом, когда он поднимался по глубокому руслу высохшего ручья, перескакивая с камня на камень и порой оглядываясь на цепочку людей, то пропадавших, то вновь возникавших из-за неровных обрывистых берегов. Янгор спускался навстречу, прихрамывая, опираясь на копье и все время оглядываясь назад. При виде Эрниха он сделал ему предостерегающий знак, а приблизившись, негромко сказал: «Вяги». И древком копья коснулся своего колена, туго перемотанного сплетенным пучком травы, перепачканной кровью. Так что слух не обманул Бэрга, он действительно слышал удары топора по сухому дереву, но это было совсем не то, что он подумал: Дильс и Свегг не прорубали проход в буреломе — кетты выбрали место на обрыве и начали окружать его бревенчатым валом.

К тому времени, когда Бэрг вышел на зов, новая стоянка была окружена поваленными и положенными в три-четыре ряда бревнами примерно на треть и работа шла вовсю. Дильс и Свегг валили деревья вниз по склону, оставляя низкие, расщепленные кремневыми топорами пни, Эрних клинком обрубал сучья и верхушки, охотники подтаскивали бревна к стене и укладывали их друг на друга между вбитыми в землю кольями, женщины и дети затыкали щели травой и дерном. При виде Бэрга с пленником на плече Дильс выпрямился, опустил топор и уставился на изогнутого, как лук, вяга любопытным, но не выражающим никакой враждебности взглядом. Впрочем, этот взгляд нисколько не обманул Бэрга. Он вспомнил, как воин учил его своему искусству, говоря: при виде врага не следует испытывать каких-либо чувств, ибо они мешают нанести точный и сильный удар, а также вовремя заметить и использовать чужую ошибку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});