Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я знаю, каких ты любишь», - думаю я себе, но молчу.
И Люба мучается и ей, как и Юле, «жаль» его. A мне их всех искренно жаль. Право, как любить, когда не любишь? Какое счастье, что ни одна живая душа не надумалась в меня влюбиться. Люба уверяет, будто Коля Ливинский с меня глаз не сводит и Василий Васильевич ко мне неравнодушен; конечно, ерунда, просто Любе грезится, что называется: y кого что болит, тот о том и говорит.
Ну, живо написать для Юли «Митрофанушку» - это на меня возложено, a завтра составить и свое сочинение, всего два дня осталось, я и так дотянула до последней минутки.
Глава XVI
Ожидание Императрицы - Мое произведение
В гимназии переполох. Пришло откуда-то сведение что к нам собирается Государыня. Я страшно рада. По этому поводу особенно занимаются нашими манерами и грацией. На уроках танцев книксуем тройную против прежней порцию: и вправо, и влево, и назад, и поштучно, и оптом. Кроме того француз, немец и русский словесник сказали каждой приготовить по стихотворению, на случай Государыня войдет в класс и пожелает что-нибудь прослушать. Поют тоже, соловьями заливаются (не я, конечно; бедная Государыня, если бы вдруг составился хор из мне подобных!).
Андрей Карлович, придя в класс, распределил каждой из нас что-нибудь для декламации, a затем сказал, что было бы чрезвычайно приятно, если бы кто-нибудь из учениц составил еще и приветственное стихотворение собственного сочинения.
- Напиши, Муся, непременно напиши что-нибудь, - убеждает Люба. - Ты ведь можешь, y тебя так мило выходит, Напишешь?
Мне вдруг ужасно захотелось попробовать; ну, как что-нибудь и выйдет? В тот же вечер села и нацарапала, по обыкновению, с маху… Не понимаю, как иные говорят, что, пока стихи или что другое напишут, весь карандаш сгрызут? - я никогда: или ни-ни, ни с места, не хочется думать, в голове ни одной мысли, или же сразу, села не отрывая пера, намахала. Я и сочинения так пишу, потом ничего не переделываю, только знаки проставлю да поправлю какие-нибудь нелепейшие ошибки. И почему я такая рассеянная? Даже обидно.
На этот раз писанье мое хотя оказалось и скорым, но не спорым, - что-то жиденькое, бесцветное. Нет, такую гадость подавать нельзя, один Дмитрий Николаевич засмеет, безмолвно в душе, конечно, но тем хуже. Но чуть не первым вопросом Любы, как только я пришла было:
- A что, стихи написала?
- Написала гадость и никому не покажу.
- Мне во всяком случае покажешь, это уж извини.
- Кажется, что и тебе не покажу.
- Ну, уж это свинство будет! - Люба обиделась и даже покраснела.
- Ну, не злись же, покажу, уж так и быть. Слушай:
Давно всем сердцем мы желали
Тебя увидеть - час настал,
Но словом выскажем едва ли
Ту радость, что нам Бог послал.
Из нас, детей, кто же сумеет,
Достойно чествовать тебя?..
Но в час, когда заря алеет
Кто славит солнышко, любя?
То скромных птичек песнь несется
Веселым гимном к небесам,
Она из сердца прямо льется
Навстречу благостным лучам.
Ты - наше солнышко, наш свет!
Ты пенью нашему внемли
И детский искренний привет,
Царица-мать, от нас прими.
- И ты смеешь это называть гадостью? Сама ты после этого гадость, душа бесчувственная, которая ничего хорошего не понимает. Это прелестно! Понимаешь? - прелестно!Я уверена, что ни Полярская, ни Мохницкая так не написали.
- Разве и они пишут?
- Ну да, принесли сегодня и уже вручили Дмитрию Николаевичу.
- Хорошо, что я не сунулась! Конечно, их вещи во сто раз лучше, y них, верно, талант, так как y одной отец поэт, y другой - сестра, и довольно известные. Оказывается, оно еще предварительно через цензуру Светлова идет; одного этого для меня достаточно, ни за что срамиться не буду, мерси, что предупредила, - говорю я Любе.
- Глупости городишь! - горячится та. - Во-первых, нет никакой надобности давать Дмитрию Николаевичу, можно прямо Андрею Карловичу; во-вторых, если на то пошло, и твоя мама пишет, а, в-третьих, твое стихотворение должно попасть к Андрею Карловичу и попадет.
И противная Люба сдержала свое слово. Как только Андрей Карлович явился на немецкую литературу, она - тыц - смотрю, стоит уже.
- Вот, Андрей Карлович, Старобельская написала стихотворение к приезду Государыни, такое красивое стихотворение и ни за что не хочет вам показать, стесняется.
- FrДulein Starobelsky стихотворение написала? А, это очень хорошо. Ну, покажите же, FrДulein Starobelsky, не конфузьтесь, я убежден, что это что-нибудь хорошее, вот FrДulein Snegin тоже нравится.
Если я буду дольше отказываться, выйдет, точно я ломаюсь, a я такой враг всякого кривлянья. Нечего делать, достаю бумажку.
- Только громко не читайте, - прошу я.
Пусть, куда ни шло, он - не беда, важно, чтобы до Дмитрия Николаевича не дошло.
- Прекрасное стихотворение, очень, очень мило! - восклицает Андрей Карлович. - A вы еще стеснялись. Видите, я в вас больше верил, чем вы сами, я знал, что FrДulein Starobelsky всегда все хорошо делает, и на нее можно положиться. Очень, очень хорошо.
Скажите, понравилось! Милый Андрей Карлович, он такой добрый! От его похвал y меня «с радости в зобу дыханье сперло» и, чувствую, щеки мои начинают алеть.
Люба торжествует.
В противоположность моей, физиономия Таньки Грачевой принимает светло-изумрудный оттенок: похвала кому-нибудь это свыше ее сил, этого не может переварить ее благородное сердце.
- A мне разве не покажешь? - просит меня на перемене Смирнова.
О, с удовольствием, именно ей: она такая чуткая, доброжелательная, так понимает все…
- Хорошо, - говорит она, - никакой фальши, напыщенности, просто и искренно, как ты сама. Славная ты, Муся.
Вера крепко-крепко целует меня. Эта не позавидует, она всегда так рада всему хорошему, где бы ни встретилось оно. Да и кому ей завидовать, ей, которая на целую голову выше всех нас?
Но кто искренно поражен, это Клеопатра Михайловна: как, эта ужасная, отпетая я, и вдруг??.. Она, видимо, очень довольна своим разочарованием наоборот - и сразу сделалась ко мне ласкова и снисходительна.
На переменке, вижу, Андрей Карлович беседует y поворота лестницы с Дмитрием Николаевичем, a y самого в руке - о ужас! - бумажка с моим стихотворением.
Боюсь поднять глаза, чтобы не встретиться с насмешливой улыбочкой словесника. Вдруг - о, ужас в квадрате! - слышу, Андрей Карлович говорит:
- A вот и она сама. FrДulein Starobelsky ! - зовет он.
Мне становится жарко, и щеки мои, должно быть, «варенее красного рака».
- Так мы на вашем стихотворении и остановились. Сами же вы его, конечно, и продекламируете. Не правда ли, это будет самое подходящее? - последняя фраза обращена к Дмитрию Николаевичу.
- Вот и господину Светлову ваше произведение понравилось, больше всех остальных, a вы стеснялись показать. То-то!
Не веря ушам своим, поднимаю глаза на словесника. Улыбочки, которой я пуще огня боюсь, нет.
- Да, очень мило, просто и тепло, - говорит он.
- Видите, - улыбается Андрей Карлович и «как ландыш серебристый» качает своим арбузиком, заявляя этим, что аудиенция окончена.
- Прекрасная девушка, - едва сделав несколько шагов, слышу я : - умненькая, воспитанная и такая прямая, правдивая натура, - расхваливает меня милый Андрей Карлович.
- Да, одаренная девушка, - раздается голос его собеседника.
Не может быть!.. Он, Дмитрий Николаевич, считает меня одаренной, меня??.. Ведь не за эти же маленькие стишонки? Уж, конечно, и не за «лентяя», так как, в сущности, я оказалась тогда перед ним в довольно глупом положении, - что греха таить! - За что же??.. A все же приятно, что с высоты парнасской, из уст неприступного олимпийца, раздалось одобрительное слово.
Теперь y нас каждый день репетиции. Собирают нас в зале, входит начальница, временно исполняющая должность Государыни, и вся гимназия разом приседает ей с соответствующим приветствием. Потом… Потом на сцену выступаю я, делаю нижайший реверанс, так что почти касаюсь пола коленкой, и начинаю. Страшновато. Все так смотрят. A все-таки хорошо.
Пока мы гимны распевали да реверансы делали, Дмитрий Николаевич успел просмотреть нашего «Митрофанушку - как тип своего времени» и вернуть его нам. В таких случаях ведь никогда без курьезов не обходится; на сей раз наша злополучная Михайлова превзошла саму себя. Как вообще из всех сочинений, где то или другое не совсем удачно и точно, Дмитрий Николаевич и из него читал выдержки, a в нем и то, и другое, и третье и десятое - патентованная ерунда.
- «Недоросли берут свое начало от Петра Первого, - читает Дмитрий Николаевич, - который, распространив в России западноевропейскую цивилизацию, основал их».
Класс уже хохочет с первой фразы.
- Хорошо жить на свете! - Вера Новицкая - Детская проза
- Большая книга зимних приключений для девочек (сборник) - Вера Иванова - Детская проза
- Приключения Никтошки (сборник) - Лёня Герзон - Детская проза
- Парк свиданий. Большая книга весенних романов о любви - Ирина Щеглова - Детская проза
- Скажи, Лиса! - Эльвира Смелик - Детская проза
- Рыцарь - Катерина Грачёва - Детская проза
- Осторожно, день рождения! - Мария Бершадская - Детская проза
- Там, вдали, за рекой - Юрий Коринец - Детская проза
- Маруся и волшебные праздники: Новый год. В стране сказок - Марсель Марлье - Детская проза
- Мальчик по имени Хоуп - Лара Уильямсон - Детская проза