Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - Дмитрий Яковлевич Травин

все же, с другой стороны. И если мы хотим понять, как смотрит на возможности позитивных изменений современная наука, нам стоит рискнуть… и попробовать отказаться от той, казалось бы, очевидной схемы преобразований, на которой мы выросли.

Как ведут себя элиты

Книга Дугласа Норта, Джона Уоллиса и Барри Вайнгаста «Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества» (М.: Издательство Института Гайдара, 2011) представляет как раз такой альтернативный подход. Главное в нем – понять логику поведения элит, а вовсе не широких народных масс.

Д. Норт – лауреат Нобелевской премии. И это создает дополнительный авторитет исследованию, выполненному тремя авторами, среди которых сам Норт – экономист, Уоллис – историк, а Вайнгаст – политолог. Книга, на мой взгляд, написана тяжеловато (явно в расчете на коллег, а не на массового читателя), и в этом смысле проигрывает большинству книг, которые я анализирую в этой своей работе. Однако благодаря идеям и содержанию она за десять с небольшим лет, прошедших со дня ее первой публикации, уже стала классикой.

Попробуем, опустив многие важные с теоретической точки зрения моменты, выделить ту линию размышлений авторов, которая нынче актуальна для России. Начинают они свое исследование с анализа институтов, то есть установившихся в обществе «правил игры» – писаных и неписаных, формальных и неформальных, выраженных в законах или просто в принимаемых большинством нормах поведения [Норт, Уоллис, Вайнгаст 2011: 58–59]. Институциональный анализ отличается от многих других подходов. В рамках такого анализа мы исходим из того, что люди могут обладать разной культурой и психикой, но общество будет жить в основном так, как определяется сложившимися правилами игры, тогда как индивидуальные человеческие свойства будут под них более-менее подстраиваться. Институциональный анализ обычно не отрицает важности этих личных свойств и не пытается делать вид, будто все люди становятся одинаковыми, но выводит именно институты на первый план [Норт 2010: 7–24].

Итак, элиты. В принципе они могут жестко между собой враждовать и соперничать до взаимного уничтожения. Но рано или поздно в таких нежизнеспособных обществах элиты осознают необходимость компромиссов. Сначала они договариваются между собой, не думая ни о каком народе. Элиты прекращают войну на уничтожение и начинают совместно контролировать общество, вытягивая из него доходы – так называемые ренты, которые нужны не только для собственного обогащения, но и для поощрения широкого круга сторонников, помогающих элитам приходить к власти [Норт, Уоллис, Вайнгаст 2011: 72]. Не правда ли, знакомая картина?

Понятно, что в ситуации компромиссов те, кто стремится к получению ренты, должны умерять свои политические запросы. Иначе другие группы, ведущие себя в обычной ситуации весьма пассивно, начнут проявлять активность и нарушат сложившееся равновесие. Например, если король и его окружение хотят выжать все соки из общества для ведения войны, бароны восстанут и создадут для монарха проблемы.

Надо понимать, что «элита является не единой группой, а состоит из совершенно различных групп, которые конкурируют и сотрудничают, а иногда борются друг с другом. Поскольку они не едины, элиты не могут принять осознанное решение относительно того, чтобы сделать что-либо, не говоря уж о решении разделить власть. Члены господствующей коалиции редко настолько едины» [Там же: 264]. Причем правитель – это всего лишь один из участников господствующей коалиции. Эти моменты мы очень часто не принимаем во внимание, когда, с одной стороны, виним именно правителя во всех проблемах страны, а с другой – полагаем, будто в кризисной ситуации все «абреки и кунаки» будут действовать по его приказу.

Почему компромиссы неустойчивы

На самом деле компромисс элит – это лишь шаткое равновесие в ситуации замаскированного конфликта. И если даже элиты проявляют мудрость, стремясь не раскачивать лодку, масса внешних обстоятельств может в любой момент нарушить равновесие в коалиции, усилить одни элиты и ослабить другие. А коли так, усилившиеся элиты могут начать топить слабых, стремясь пересмотреть правила игры и увеличить собственную долю ренты.

Вероятность конфликта усиливается еще и тем, что за спинами лидеров стоят люди, которые ждут не дождутся своего вхождения в элиту. Люди, не входящие во властную коалицию, могут быть клиентами отдельных влиятельных лиц. Соответственно, при усилении политического веса патрона начинают усиливаться и они. Это сильно подстегивает любое противостояние.

Не правда ли, нервная жизнь получается у элит даже в случае достижения временных компромиссов? Понятно, почему они хотят получить больше гарантий для спокойного получения своей ренты. И ради этого идут на три фундаментальных изменения в жизни общества.

Во-первых, они добиваются верховенства права для элит, то есть для себя любимых. Права каждого патрона должны быть защищены вне зависимости от того, выиграл он или проиграл в междоусобной борьбе, и права каждого клиента тоже должны быть защищены вне зависимости от того, в чью клиентелу он входит. «Идентичные права защищать гораздо легче, чем уникальные привилегии», – отмечают авторы [Там же: 277].

Во-вторых, они формируют организации, не привязанные к отдельным вождям (такие как партии Ланкастеров и Йорков в Войнах Роз), а имеющие возможность действовать бессрочно (политические партии современного типа). Эти организации защищают своих членов и сторонников даже тогда, когда лидеры меняются.

В-третьих, они осуществляют консолидированный контроль над вооруженными силами. Понятно, что силовики всегда мощнее, чем любые группы коалиции, поэтому все вместе эти разнообразные группы (вне зависимости от междоусобных противоречий) оказываются заинтересованы не давать воли вооруженным людям.

Традиционный вопрос – как ограничить власть правителя – даже ставится неверно. Дело вовсе не в ограничении его власти, а в более широких преобразованиях. Правитель должен оказаться под контролем разных групп элиты. И, соответственно, эти группы должны быть как-то оформлены. Не на короткое время, а на длительное. Вместо отдельных лиц должны действовать целые организации, существующие постоянно и не привязанные к жизни и деятельности конкретного лидера. Вот они-то и создают систему, где устанавливается контроль за властью.

В общем, можно сказать, что демократия возникает не потому, что кто-то ее осознанно строит, реализуя великие цели свободы, равенства, братства, а потому, что господствующая коалиция оказывается не способна в какой-то момент уладить свои внутренние конфликты и так организовать сосуществование, чтобы дружно получать ренту, оттесняя от кормушек всех людей, находящихся в стороне. Ради самосохранения коалиция готова идти на смену институтов. Иными словами, демократия – это вовсе не политическая система, объединяющая хороших людей с высокой сознательностью и высоким уровнем политической культуры, а способ так сформулировать правила игры, чтобы «злые люди» не пожрали друг друга и всем участникам коалиции в конечном счете было выгодно сосуществовать.

Когда началась демократизация

Впрочем, то, что описано выше, это еще не демократия. Демократизация даже в Великобритании началась лишь с 1832 года. До этого членов парламента избирали в силу их социального статуса и личных связей. Не только простой народ, но даже многие богатые люди в выборах не участвовали. Только с 1832 года все представители элиты (только элиты!) стали пользоваться равными политическими правами. А в конце 1830-х годов возникли политические партии современного типа.

Лишь после этого процесс ускорился. Выяснилось, что права элит защищать гораздо проще в ситуации более широкой политической и экономической конкуренции. Поэтому, когда различные неэлитные группы – социалисты, профсоюзы, церкви, сторонники расширения избирательных прав – начали создавать свои организации, элиты не стали им сильно препятствовать. И хотя подготовительные процессы, обеспечивающие права элит, заняли в Англии несколько столетий, завершение процесса (переход к полной демократии) произошел за несколько десятилетий.

Примерно по такой же схеме, насколько можно судить, осуществляются процессы и в России. Преобразования должны соответствовать эгоистическим интересам элиты. Только в этом случае они действительно осуществляются. Сегодня наша элита озабочена нормальной защитой своих прав. Тем, чтобы существовала единая система, не зависящая от того, кто из высших персон страны сможет защитить человека в случае наезда на него со стороны силовиков. Для защиты этих прав нужны реальные политические и деловые организации, а также механизмы вывода вооруженных людей из политики. Если элите удастся в собственных интересах добиться подобных перемен, демократизация, как показывает мировой опыт, пойдет в России ускоренными темпами.

Славная революция и бесславные правители

Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон о пользе хороших институтов

Много раз мне приходилось сталкиваться с однотипными недоумевающими вопросами зрителей, слушателей или читателей. Как же они там наверху ничего не понимают? Неужели не знают, что мы здесь бедно живем? Почему ничего не предпринимается? Подобные