Крушение - Рабиндранат Тагор

Комола даже привстала от любопытства.

— Нет, серьезно, ты когда-нибудь видел настоящее привидение?

— Настоящих не видел, а поддельных множество. На свете вообще трудно найти что-нибудь настоящее.

— Почему же? А вот Умеш говорит…

— Умеш, это еще кто такой?

— Да тот мальчик, который едет с нами. Он сам видел привидение.

— Ну, я, конечно, не могу соперничать с Умешем в таких вопросах, придется мне согласиться с ним.

Тем временем, после продолжительных усилий команде удалось снять пароход с мели. Он едва отошел от берега, как вдруг там показался человек с корзиной на голове. Он бежал вдоль берега и, размахивая руками, просил остановить пароход. Но капитан не обратил ни малейшего внимания на отчаянные просьбы опоздавшего. Тогда человек умоляюще закричал Ромешу:

— Бабу, бабу!

«Он, видимо, принимает меня за главного», — подумал Ромеш и знаками дал понять, что остановить пароход не в его власти.

— Да это же Умеш! — вдруг воскликнула Комола. — Нет, нет, не бросайте его, пожалуйста, возьмите его!

— Но ведь по моей просьбе пароход все равно не остановят, — заметил Ромеш.

Огорчению Комолы не было предела.

— Скажи, чтобы остановили, попроси, ведь мы близко от берега.

Тогда Ромеш обратился к капитану с просьбой остановить пароход.

— Это против правил, господин, — отвечал тот.

Тут подошла и Комола:

— Нельзя его бросать. Ну остановитесь хоть на минутку! Ах, бедный мой Умеш! — восклицала она.

Пришлось Ромешу прибегнуть к самому простому и убедительному способу устранения законов и преодоления препятствий. Умиротворенный вознаграждением, капитан остановил пароход, но когда Умеш очутился на палубе, осыпал его градом ругательств. Однако мальчик и бровью не повел: он как ни в чем не бывало поставил к ногам Комолы корзинку и весело рассмеялся.

Комола все еще не могла опомниться от пережитого.

— Что ты смеешься? — корила она его. — Что бы сталось с тобой, если бы пароход не остановился!

Вместо ответа Умеш перевернул корзину, и оттуда посыпались на палубу гроздь недозрелых бананов, несколько сортов салата, тыквы и баклажаны.

— Откуда ты достал все это? — всплеснула руками Комола.

Показания Умеша относительно способа добывания этих продуктов власти ни в коем случае не признали бы удовлетворительными. Вчера, отправившись за творогом и другими продуктами, он приметил, у кого из деревенских жителей на огородах или крышах растут эти благословенные дары природы. Сегодня же, рано утром, перед самым отплытием парохода он спустился на берег и, не дожидаясь разрешения хозяев, собрал те из них, которые ему приглянулись.

Ромеш пришел в неописуемую ярость.

— Так, значит, ты стащил все это на чужих огородах! — закричал он.

— Разве это кража? — спокойно возразил Умеш. — Там было так много всего, а я взял совсем немножко, кому же от этого убыток?

— Ты думаешь, взять мало — не значит украсть?! Ах ты, преступник, уходи отсюда и убери прочь все это.

Умеш умоляюще посмотрел на Комолу:

— Мать, вот это у нас называют пиринг, он очень вкусен в тушеном виде, а вот бето…[26]

Ромеш рассвирепел еще больше:

— Убирайся со своим пирингом, иначе я выкину все в реку!

В ожидании дальнейших указаний мальчик поднял глаза на Комолу. Девушка сделала знак, чтобы он ушел. В этом жесте Умеш уловил сочувствие и тайную симпатию. Собрав в корзинку все овощи, он покорно удалился.

— Это очень нехорошо, — обратился Ромеш к Комоле, — нельзя так потакать мальчишке.

И он отправился в каюту сочинять письмо. Комола, внимательно оглядевшись по сторонам, увидела Умеша. Он сидел за палубой второго класса, у машинного отделения, там, где им было отведено место для стряпни.

Во втором классе пассажиров не было, и Комола, предварительно закутавшись с головы до ног, подошла к мальчику.

— Неужели ты все выбросил? — спросила она.

— Нет, зачем же выбрасывать. Я все сложил вот в этой каморке.

Комола попробовала сделать сердитое лицо.

— Но ты очень нехорошо поступил, Умеш. Больше никогда не делай этого, слышишь? Ну, а если бы пароход ушел!

Затем Комола вошла в кладовую и крикнула оттуда:

— Неси скорее нож!

Умеш подал нож, и Комола энергично принялась резать на кусочки принесенные Умешем овощи.

— К этому салату очень подошла бы тертая горчица, мать, — заметил Умеш.

— Так приготовь ее, — сердито приказала Комола.

Она нарочно говорила таким тоном, опасаясь, как бы Умеш не подумал, что она поощряет его, и поэтому с суровым видом занималась приготовлением салата и баклажан.

Но разве могла такая девушка, как Комола, отказать в защите лишенному родного дома мальчику? Она не вполне понимала всю тяжесть такого преступления, как кража овощей, но зато прекрасно чувствовала, как велика должна быть жажда ласки и приюта у этого бездомного ребенка. Ведь мальчик убежал с парохода и стащил овощи единственно для того, чтобы доставить удовольствие ей, Комоле, нисколько не думая о том, что пароход может уйти. Как же могло это не тронуть ее сердца!

— Вот что, Умеш, тут для тебя вчерашний творог оставлен. Поешь, но помни, никогда больше не занимайся такими делами! — сказала она.

Умеш, вконец расстроенный, мог лишь пробормотать:

— Почему ты не съела его вчера, мать?

— Я не так люблю творог, как ты, — ответила Комола. — Ну, Умеш, теперь у нас есть все, кроме рыбы. Где бы ее достать?

— Я бы мог достать рыбу, мать, но ее ведь не возьмешь без денег.

Комола снова принялась вразумлять его. Она сурово нахмурила свои красивые брови:

— Я никогда еще не видела такого непонятливого мальчика, как ты, Умеш. Разве я заставляю тебя доставать что-нибудь без денег?

Умеш уже успел заключить, что Комола считает нелегким делом просить у Ромеша деньги. А кроме того, Ромеш ему вообще не нравился. Поэтому он не принимал его в расчет, и все нехитрые планы мальчика направлены были на то, чтобы вывести из затруднительного положения только Комолу и себя самого. За баклажаны, салат и бананы он теперь был спокоен, но решить вопрос с рыбой оказалось ему не под силу. В этом мире одним бескорыстным почитанием не заработаешь ни капли молока, ни кусочка рыбы — все требует денег. Поэтому неимущему почитателю Комолы свет казался очень суровым.

— Если бы ты как-нибудь получила от Ромеша-бабу хоть пять пайс, мать, я принес бы тебе большого карпа, — виновато сказал Умеш.

Комола пришла в волненье:

— Нет, нет, я больше не разрешу тебе спускаться с парохода. Если ты еще раз останешься на берегу, пароход не станет ждать тебя!

— Да нет, зачем мне уходить с парохода. Сегодня утром наши матросы сетями поймали большущую рыбу. Они, я думаю, продадут хоть половину ее.

Услышав об этом, Комола поспешно принесла рупию[27] и, вручив ее Умешу, сказала:

— Сдачу вернешь мне.

Умеш доставил рыбу, но сдачи не принес, заявив, что матросы не хотели отдавать карпа меньше чем за рупию. Комола догадалась, что он говорит неправду, и сказала с улыбкой:

— На следующей остановке придется разменять деньги.

— О да, это совершенно необходимо, — с невозмутимым видом подтвердил Умеш, — нечего рассчитывать на сдачу после того, как покажешь целую рупию.

В этот день, принявшись за еду, Ромеш воскликнул:

— Замечательно вкусно! Но откуда ты раздобыла все это? Что я вижу! Неужели голова карпа? — Од взял рыбу и торжественно приподнял ее. — Да, это не сон, не мираж, не игра воображения, — это реально существующая головная часть рыбы, которую называют Cyprinus rohita — красным карпом.

Таким образом, эта полуденная трапеза закончилась вполне мирно. Затем Ромеш уселся на палубе в шезлонге отдохнуть после обеда. А Комола стала кормить Умеша. Тушеная рыба так ему понравилась, что его аппетит с каждой минутой принимал все более угрожающие размеры.

— Не хватит ли, Умеш? — сказала, наконец, обеспокоенная Комола. — Я оставила тебе еще на вечер.

За хозяйственными хлопотами и веселыми шутками Комола не заметила, как рассеялось ее утреннее пасмурное настроение.

День подходил к концу. Солнце клонилось к закату и своими косыми лучами уже забралось под палубный тент с западной стороны. По вздрагивающему пароходу прыгали бледные зайчики вечернего солнца. Узенькими тропинками, которые вились по обоим берегам среди нежной зелени осенних нив, к реке спускались женщины с кувшинами, чтобы набрать воды для вечернего омовения.

Солнце уже скрылось на западе, за бамбуковыми зарослями, когда Комола окончила приготовление пана, умылась, причесалась и, переменив платье, была готова к ужину. Как и накануне, пароход на ночь стал на якорь у какой-то пристани.

Приготовления к ужину отняли у Комолы немного времени, так как с утра оставались овощи. В это время к ней подошел Ромеш и сказал, что днем очень плотно поел и ужинать не будет.