Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

были разложены пучки соломы, служившие сиденьями; к свае был подвешен фонарь, освещавший помещение, иначе бы здесь стало совершенно темно. Входной дверью служили несколько более легких связок соломы, которые без труда можно было вытащить и снова придвинуть; снаружи это не бросалось в глаза, а внутри было хорошо заметно.

Для чего Мурад Хабулам соорудил этот тайник? Разве только для того, чтобы прятать здесь своего брата Манаха эль-Баршу? Тогда эта комната могла быть гораздо меньше. И уж, конечно, в доме и на дворе имелось, наверное, более удобное место, где мог укрыться один-единственный человек. К тому же бывший сборщик налогов приезжал сюда, наверное, только верхом, и, значит, нужно было соорудить еще один тайник — для лошади.

Нет, это убежище было придумано наверняка для того, чтобы здесь укрывалась целая компания людей; нетрудно было предположить, что собравшиеся являлись приспешниками Жута.

Если это так, то Мурад Хабулам, несомненно, был важной персоной в этой преступной банде. Он, симулировавший подагру, передвигался так легко, что, несмотря на непогоду, мог дойти до стога. Он сидел прямо напротив меня. По обе стороны от него находились его брат, Манах эль-Барша, и Баруд эль-Амасат. Рядом с последним сидел старый Мубарек; его рука была перевязана. У входа стоял Хумун, слуга, а напротив него — миридит, брат убитого мясника из Сбиганци. Значит, он тоже сюда приехал, как я и предполагал.

С той стороны, где я прятался, располагались еще три человека, а именно оба аладжи и Су эф, шпион. Я не мог разглядеть их, поскольку они сидели ниже уровня моей головы и солома загораживала их от меня, но я слышал их речи.

Итак, здесь было девять человек, и мы сражались с ними вчетвером. Их одежда промокла под дождем, и теперь на ней висело столько мякины, что не видно было даже, во что они одеты.

Сперва я услышал голос миридита. Сказанное им поначалу мало заинтересовало меня:

— Не надо нам было оставлять лошадей в роще; эти раскаты грома их распугают.

— Тебе незачем волноваться, — ответил Хабулам. — Мои слуги присматривают за ними.

Итак, лошади стояли в какой-то роще; за ними присматривало несколько слуг нашего хозяина. Теперь я убедился, что он доверяет не только Хумуну, но и еще нескольким слугам.

Старый Мубарек велел Баруду эль-Амасату развязать ему руку. Хабулам протянул ему какую-то банку с мазью, наверняка заранее припасенной для такого случая. На земле стоял кувшин с водой для промывания ран.

Я увидел, что пуля, выпущенная мной третьего дня, пробила мышцы его плеча, а вчерашняя пуля размозжила локтевой сустав. Обе раны, особенно последняя, причиняли ему сильную боль, к тому же повязка была наложена очень неумело. В лучшем случае его рука перестанет теперь слушаться, но, по всей видимости, ему придется ампутировать предплечье. Если в ближайшее время раненому не окажут нужной помощи, может начаться гангрена.

После того как Мубареку промыли раны, он велел обвязать руку холстиной, пропитанной мазью, а потом перетянуть ее платком. Во время этой процедуры на лице старика не дрогнул ни один мускул. У него были крепкие нервы, иначе бы он не выдержал такой боли.

— Аллах, Аллах, как тебя изувечил этот чужеземец! — сказал Хабулам. — Эта рука уже никогда не будет такой же ловкой, как прежде.

— Нет; я стал инвалидом, жалким инвалидом, у которого не действует рука, — взвыл старик. — Пусть он умрет за это десять раз. Значит, он легко угодил в нашу сеть?

— Так же легко, как ворона, которой зимой подбросили пакетик с куском мяса. Эта глупая птица сует туда голову, пытаясь вытащить мясо, и, не заметив, что пакет вымазан клеем, прилипает к нему. Она не в силах вытащить голову, так что ее можно брать голыми руками, ведь она ничего не видит. Такой же пакет мы натянули на голову этому чужеземцу. Мой брат описывал его как очень умного человека, но он не оправдал этих слов.

— Нет, он не умен, но за него заступается шайтан.

— Ты ошибаешься, не дьявол на его стороне, а дурной глаз.

— Аллах, Аллах! — испуганно воскликнул Мубарек. — Это правда?

— Он поведал это моему слуге, Хумуну, и предостерег его. Однако, что самое скверное, у него не просто дурной глаз, он наводит порчу на расстоянии. Стоит ему только мысленно представить какого-то человека, и он может наслать на него любую беду, что ни пожелает.

— Аллах, будь милостив к нам! Его не удается одолеть вовсе не из-за дьявола, а из-за его дурного глаза. Тот, кто сражается с ним, невольно смотрит на него, и тогда он пропал. Значит, с этим человеком нельзя сражаться в открытую; его нужно убивать исподтишка и пуще всего остерегаться, чтобы он ненароком не поглядел в нашу сторону.

— В таком случае наш прекрасный план не годится? — спросил Мурад Хабулам.

— Нет, разве что один из вас отважится сыграть роль призрака. Разумеется, я не могу ему советовать, ведь чужеземец посмотрит на него и наведет порчу. И все же кого мы выбрали на эту роль?

— Хумуна.

— Нет, нет! — боязливо воскликнул слуга. — Я был вначале готов на это, но теперь мне вовсе не нравится строить из себя призрак старухи. Моя жизнь мне милее.

— Тогда, может быть, мы найдем другого, — сказал Хабулам.

Поскольку все отказались, он продолжил:

— Итак, нет? Ладно, тогда придумаем что-нибудь другое. Мы собрались здесь все вместе и можем это обсудить.

— Нам не нужно долго совещаться, — пояснил Баруд эль-Амасат. — Мы хотим одного, чтобы эти люди умерли. Нам надо убить их так, чтобы немец не сумел взглянуть на нас. Такое возможно, если мы нападем на него и его людей, когда они уснут.

— Совершенно верно! — согласился Манах эль-Барша. — Подождем, пока они уснут, и нападем на них, если только крысиный яд, который им подсыпал мой брат, не убьет их раньше.

— Крысиный яд? — переспросил Мубарек. — Они что, его приняли?

— Да. Я договорился об этом с Хабуламом, когда сообщил ему о вашем прибытии. Он хотел добавить его в яичный пирог, который они, надеюсь, уже съели.

— Что ж, в таком случае они неизбежно умрут, если только яда положили не слишком мало.

— Ох, я высыпал туда три полные горсти, — сказал Хабулам. — Этого хватит, чтобы извести десяток человек. Эти же мошенники ничуть не пострадали.

— Ничуть? Почему?

— Потому что они не стали есть яичный пирог. Этот плут с дурным глазом тотчас заметил, что пирог отравлен.

— Не может быть!

— Не может быть? Хотел бы я знать, что вообще может быть с этим гяуром! Подумайте только, он пришел