Мэрилин Монро - Дональд Спото

Особенно она была обрадована тем, — добавил Бернстайн, — что в одной из немногочисленных действительно смешных сцен в картине ей нужно будет разговаривать со шведским акцентом, который она прекрасно имитировала.

Уэйнстайн также припоминал, что во время их первой встречи Мэрилин сказала: «Генри, считаю, что ты должен воспользоваться той сценой, а не этой... и напрашивается вот такое развитие действия — ведь давай присмотримся повнимательнее: если в этом фрагменте речь идет о борьбе за мужчину между мной и другой женщиной, то в нем явно не хватает элемента соперничества!» В такие моменты, — вспоминает Уэйнстайн, — «Мэрилин оказывалась весьма уверенной в себе, а ее замечания бывали настолько верными, что мы по существу переделали весь сценарий».

Возможно, она казалась очаровательной и оживленной, но уже 15 марта Мэрилин заболела гриппом, сопровождавшимся высокой температурой, и ее всю трясло. Пат Ньюкомб, помимо выполнения своих служебных обязанностей, бегала — в качестве хорошей подруги — туда-сюда, чтобы принести горячий чай, слова утешения, а также разные бумаги, и не обращала внимания на явную недоброжелательность, которую проявляла Юнис по отношению к каждому, кто, как она считала, вторгался в ее сферу. У домоправительницы было множество работы, о чем она поставила в известность Гринсона, а тот немедля велел Мэрилин удвоить жалованье Юнис и довести его до двухсот долларов в неделю — «исходя из того, что секретарь Мэрилин [Чери Редмонд] зарабатывала двести пятьдесят», как он выяснил от Юнис. Кроме того, Юнис наняла для проведения разных работ в доме и на прилегающей территории своего племянника Нормана Джеффриса, его брата Кейта и еще двух их приятелей — не сказав Мэрилин ни слова об узах, связывающих ее с этими людьми. Более того, из записей оплаченных счетов и прочих расходов, ежедневно делавшихся Чери, вытекает, что Юнис попросила Мэрилин подписать на Нормана и Кейта несколько бланковых [чистых] чеков, но столкнулась с немедленным отказом.

В дневнике, который Юнис Мёррей вела исключительно для себя, она выразила свое презрение к Чери Редмонд — сообразительной даме, обладавшей проницательным взглядом и острым пером, которую приняли на работу по рекомендации Милтона Радина. Чери, в свою очередь, испытывала возмущение поведением Юнис — категорическим и не терпящим возражений. «Война с миссис Мёррей, — написала она Хедде Ростен, — не ободряет человека и не возвышает его духовно, а времени отнимает множество; что тут поделаешь, ведь если спортсмен в игре отступает к задней базе, ситуация от этого никогда не облегчается». Аналогия с оборонительной тактикой в бейсболе была вполне адекватна для системы, никому не помогавшей ни в доме, ни на работе. Дело в том, что Юнис не только доносила о происходящем в доме, но теперь еще и с молчаливым упрямством управляла им.

Принимая во внимание прошлое Мёррей и ее жизненный опыт (не говоря уже о том, что она была alter ego [вторым «я»] Гринсона), легко можно понять ее желание владеть и властвовать. Дом на Пятой Элен-драйв, который был выбран из соображений сходства с ее утраченным домом и который создавал (как она сказала) «связь» между нею, Гринсоном и Мэрилин, стал для этой женщины чем-то вроде тотема. Потеряв собственную семью и мужа, Юнис рассматривала Гринсона в качестве суррогата мужа: для нее это был человек, готовый помочь и похожий на отца семейства, человек, призвание которого состояло в помощи другим людям, наконец, человек, с которым она взаимодействовала уже полтора десятка лет, продолжая одновременно пресмыкаться и раболепствовать перед своей сестрой и ее мужем.

Осуществляя доверенную ей Гринсоном опеку над Мэрилин, Юнис обретала возможность еще раз пройти через свое прошлое и исправить былые ошибки; для нее дом Мэрилин был собственным домом — потому она искренне интересовалась его архитектурным обликом, состоянием, в котором он содержится, и ремонтом. И точно так же как из жилища на Пятой Элен-драйв она сотворила собственный дом, так и из Мэрилин она пыталась сделать себе дочь, а из Гринсона — мужа, который к ней вернулся. Обосновавшись в жизни Мэрилин, Юнис Мёррей временно получила обратно все то, к чему стремилась и чего потом лишилась; наконец-то она могла исполнить свою мечту и стать завзятой нянькой-опекуншей, какой была ее сестра Кэролайн. Таким образом, то, что Юнис жила в опасном мире фантазий, все более в него погружаясь, стало для Мэрилин тревожной и угрожающей проблемой. Ральф Гринсон и Юнис Мёррей, которым не удалось воплотить собственные жизненные планы в реальность, сейчас совершенно явным образом удовлетворяли свои потребности: доктор, по словам жены, создавал дом своей мечты, эдакие небеса для тех, кого он, как ему казалось, мог спасти; а мнимая нянька рассматривала заботу о Мэрилин как свою жизненную миссию.

Объект этих опасных, путаных чувств и манипуляций был, однако, сильнее, нежели полагало большинство людей. В стремлении любой ценой принять приглашение на банкет, организовывавшийся в последнюю субботу марта в доме Бинга Кросби в честь президента Кеннеди, Мэрилин взяла и выздоровела. В особняке Кросби она излучала очарование, блистала юмором и провела ночь в постели президента[468]. Именно тогда Джон Кеннеди позвал ее на майское торжество в «Мэдисон-сквер-гарден» по случаю своего предстоящего дня рождения; она не только приняла приглашение, но и обещала спеть «Happy birthday to you».

Этот чудный уик-энд может — по крайней мере, частично — объяснить, почему в ближайший понедельник Мэрилин (по словам Уолтера Бернстайна) во время встречи с продюсером, режиссером и сценаристом своей картины «была в прекрасном настроении и из нее ключом била энергия». Когда Мэрилин находилась в студии, туда приехал тамошний штатный доктор, Ли Сигел, который завел ее в соседнюю комнату и там сделал актрисе один из своих знаменитых «витаминных уколов» — этих столь ценимых в Голливуде сочетаний наркотиков, которые, в зависимости от потребностей фирмы или желания самой звезды, добавляли энергию или действовали успокаивающим образом. «Сигел был в "Фоксе" специалистом по организации хорошего самочувствия, — вспоминал писатель Эрнест Леман, один из создателей самых лучших голливудских сценариев и продюсер снятых по ним фильмов[469]. — Помню, как-то он сделал мне укол внутривенно, как делал это сотням людей на студии. Это был опасный коктейль из амфетамина и бог знает чего еще». Каждые несколько дней Мэрилин получала дополнительно сходную дозу наркотиков от Энгельберга.

Во время указанного совещания в киностудии Мэрилин узнала, что дата начала съемок ленты «С чем-то пришлось расстаться» перенесена на конец апреля, и в связи с этим актриса — хотя в студии ей запретили отправляться в Нью-Йорк, чтобы не рисковать новой простудой, — выехала к Страсбергам, чтобы обсудить с ними проблемы, связанные с этой картиной. Как призналась им Мэрилин, она особенно нервничала из-за того, что сроки завершения сценария по-прежнему не укладывались ни в какие разумные рамки и конца этой работы не было видно; в такой ситуации помощь Паулы в подготовке отдельных сцен была еще более желательна, чем когда-либо прежде. Ли сторговал условия соответствующего договора, выхлопотав для жены гонорар в размере пять тысяч долларов в неделю, из чего половину должна была платить сама Мэрилин. Ли Страсберг, когда-то прослывший пламенным социалистом, сейчас хорошо знал ценность доллара.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});