Мэрилин Монро - Дональд Спото

Генри Уэйнстайн также вспоминает, что Гринсон сходным образом нарушил профессиональную этику, сказав как-то ему: «Генри, не обращай внимания на эти ее бредни. У нее их масса — таким типичным вымыслом девочек является, к примеру, то, что они хотят переспать с собственным отцом. Она как-то фантазировала на эти темы». Трудно сказать, действительно ли в этом состояла мечта Мэрилин или же тут была причина страха; Гринсон тогда уже настолько сильно поддался механизму проекции, что с таким же успехом мог считать самого себя символом того отца, который сексуально привлекает Мэрилин. В любом случае, в беседе с Уэйнстайном о Мэрилин он проявил разительное отсутствие угрызений совести. Так что растущая подозрительность Мэрилин по отношению к Гринсону вовсе не была параноидальными бреднями. «Полагаю, — сказал Уэйнстайн через многие годы, причем с сочувствием к ним обоим, — что Ральф находился в зависимости от нее».

Странно, что Гринсон относился к пациентке таким вот образом, а никто из коллег не упрекнул его в этом. Может быть, причиной указанной ситуации было его колоссальное воздействие на научную среду, но сыграл свою роль и факт, что Гринсон пустил в обращение ложную, придуманную им информацию о том, что Мэрилин Монро — «шизофреничка» и что он консультируется по поводу методики ее лечения с известным в Лос-Анджелесе специалистом Милтоном Векслером, который, однако, был не практикующим врачом, а только лишь титулованным ученым-психологом.

«В то время, — рассказывает один из коллег Гринсона, — все экспериментировали, каким образом лечить шизофреников, а у Векслера имелся собственный метод. Гринсон заслонился Векслером, санкционируя тем самым применяемые лично им способы лечения, которые отходили от общепринятых принципов. Одним из таких способов было приглашение пациентки в свой дом — не только с целью дать ей тем самым то, чего ей могло недоставать в прошлом, но и для того, чтобы находиться с ней в постоянном контакте, чтобы пациентке никогда не доводилось чрезмерно нервничать во время уик-эндов или страдать из-за разлуки».

В тот период Мэрилин постоянно возвращалась мыслями к своему детству — вместо того чтобы освободиться от него. А Гринсон, у которого когда-то был комплекс по отношению к своей сестре Джульетте, водворил Мэрилин на Франклин-стрит, чтобы привязать ее к своему дому, уничтожить ее миф, чтобы контролировать ее и уменьшать ее славу — и все это под видом лечения психических отклонений актрисы и ее неуверенности в себе. Располагая частным кабинетом и квалифицированной «высшей научной инстанцией», которая как бы обеспечивала общее одобрение его методов деятельности, Гринсон стал первым психоаналитиком, считавшим что он свободен от ограничений, распространяющихся на всех его коллег. Психика этого человека оказалась настолько сильно переплетенной с психикой Мэрилин, что он был уже не в состоянии замечать дурное в своем поведении. Попытка не подпустить Джо к Мэрилин являлась проявлением страха Гринсона перед потерей доминирующего положения — точно так же он отреагировал на Ральфа Робертса, близкого друга Мэрилин, утверждая, что «двое Ральфов в ее жизни — наверняка слишком много».

Мэрилин прекрасно годилась для такого рода манипуляций: она была под впечатлением образованного, по-отцовски относящегося к ней мужчины, который, похоже, мог обеспечить ей безопасность; трижды разведясь, она не была уверена в собственной значимости, а также в своем таланте, равно как не знала, умеет ли она любить и быть любимой и одобряемой; вскоре она в первый раз в жизни собиралась поселиться в принадлежащем ей доме; словом, она без протестов приняла Гринсона, который стал ее спасителем — тем, кем любой здоровый и уравновешенный психотерапевт побоялся бы стать. Все, что произошло между Монро и Гринсоном, начиная с весны этого года и вплоть до смерти Мэрилин, наводит на мысль о его опасной одержимости. «Она была бедным созданием, которому я старался помочь, — сказал Гринсон позже, — а кончилось это тем, что я ее обидел». Это, пожалуй, и являлось самым искренним резюме их альянса.

Точно так же как и в клинике «Пэйн-Уитни», Джо снова сумел вытащить Мэрилин из затруднительного положения. Они вместе вернулись на Доухени-драйв, откуда 8 и 9 марта привезли пару вещей из мебели на Пятую Элен-драйв; в ближайшие недели должны были прибыть посылки из Мексики и Нью-Йорка. Джо провел с Мэрилин весь уик-энд, оставил в ее доме пижаму и зубную щетку и во вторник, 13 числа, поехал на работу в фирму Монетти.

Ральф Робертс, возвратившийся в Лос-Анджелес, оказался необыкновенно полезным при переезде. Поскольку Мэрилин еще не заказала для своей спальни портьеры, она попросила его пока повесить те шторы, которые у нее висели на Доухени-драйв, — отрез тяжелого, черного сукна, который был на пару метров шире окна. «Когда она ложилась в постель, то не выносила, чтобы снаружи в комнату попадал хоть лучик света, и всегда спала в отопленном помещении, закрытом только на защелку, имеющуюся в дверной ручке». Ральф Робертс знал ее привычки лучше, чем кто-либо другой: несколько раз в неделю он делал Мэрилин массаж и приходил, когда Мэрилин была уже готова ко сну.

Тем временем вопрос со сценарием картины «С чем-то пришлось расстаться» не тронулся с места. 11 марта приехал литератор Уолтер Бернстайн[467]— посмотреть, что можно сделать с бесконечно затянутыми и совсем не смешными сценами, а также с напыщенными диалогами. Уже тогда, как он вспоминает, затраты на один только литературный материал и сценарий дошли до трехсот тысяч долларов — что в шесть раз превосходило сумму, предусмотренную в бюджете ленты. Однако в предыдущем году «Фокс» потерял двадцать два миллиона, и (по утверждению Бернстайна) «его дирекция не боялась цифр». Желая пойти навстречу как студии, так и звезде, Бернстайн засучил рукава и отправился домой к Мэрилин, чтобы обсудить сценарий с нею. «Она была очаровательна и необычайно вежлива, — вспоминал он свой визит. — С гордостью актриса водила меня по своему новому дому, и я чувствовал себя в ее обществе действительно превосходно. Она без всяких обиняков говорила о том, какие у нее замечания по поводу сценария. "Мэрилин Монро бы этого не сделала" или "Мэрилин Монро и шагу бы тут не ступила, это они должны к ней подойти" и так далее. Некоторые из ее высказываний выражали типичное эго кинозвезды, но в сумме она очень метко оценила, что в сценарии было хорошо, а что плохо. Пожалуй, больше всего запали мне в память такие ее слова: "Прошу вас не забывать, что в вашем распоряжении — Мэрилин Монро. Вы должны хорошо ее использовать"».

Особенно она была обрадована тем, — добавил Бернстайн, — что в одной из немногочисленных действительно смешных сцен в картине ей нужно будет разговаривать со шведским акцентом, который она прекрасно имитировала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});