Путешествия к Лобнору и на Тибет - Николай Пржевальский

Опять суматоха между утками, успевшими было снова усесться на озерках… Между тем все больше и больше надвигаются сумерки; утки начинают летать тише и ниже; все чаще и чаще раздаются по ним выстрелы… На соседних болотах тем временем идет пир горой, в особенности у гусей, громкое гоготанье которых не умолкает ни на минуту; кроме того, свистят полухи и шилохвости, крякают утиные самки, по временам гукает выпь… Все хлопочет, радуется, суетится для одной и той же великой цели природы – размножения.

Незаметно проходит более часа времени; вечерняя заря погасает, звезды одна за другой зажигаются на небосклоне. Стрелять теперь уже нельзя в темноте. Тогда выходишь из засадки и, забрав убитых уток, отправляешься вместе с товарищами на бивуак; по пути передаются друг к другу рассказы об удачах или неудачах минувшей охоты.

При хорошем лёте мне приходилось убивать за вечер по восьми уток. Случайно, но только редко, налетают на засадку гуси и также попадают под выстрел. Пораженные неожиданностью, эти осторожные птицы, как шальные, бросаются в сторону, и еще долго после того слышится в вечерней тишине тревожный крик улетающего стада…

Быстрый отлет к северу. Вскрытие Тарима, спешное таяние льда по озерам, а главное, ежедневно значительно прибывавшее тепло напомнили пернатым гостям Лоб-нора, что наступило время дальнейшего отлета. И начали пролетные стаи спешить в новый путь, теперь уже прямо на север, через пустыни и горы, на раздолье малолюдной Сибири. Там многие из этих странников вскоре найдут места своего летованья; другие же полетят все дальше и дальше, через лесные дебри или по многоводным рекам на пустынные тундры Полярного моря, быть может даже на его острова, и, наконец, осядутся здесь на время короткого лета. Быстро промелькнет оно всюду на севере, и вновь наступит для птиц отлетная пора. Опять покинут они свои облюбленные места и двинутся обратно к югу, но уже не спешно и радостно, как летели сюда весной, наоборот – медленно, лениво, нередко с большими остановками, видимо неохотно, по горькой лишь нужде покидая свою родину… Нынешний отлет с Лоб-нора совпал как раз с тем же отлетом весной 1877 г. Начался он с последних дней февраля и всего сильнее происходил в первых числах марта. Днем мало было заметно улетавших стад; зато ночью почти постоянно слышался в вышине шум их спешного полета. К 5-му числу марта уток на Лоб-норе уменьшилось примерно на 2/3 против того, сколько их было здесь в феврале; к первому же дню нашей весны, т. е. к 9 марта, едва ли осталась и десятая доля прежнего обилия. Гуси улетали не так спешно, быть может потому, что многие из них остаются гнездиться на Лоб-норе. Притом здесь в течение первой половины марта еще продолжался, конечно, сравнительно слабый, пролет запоздавших стаек уток и гусей.

Появление других видов птиц. Собственно с первых чисел марта наступила пора пролета мелких пташек, частью и голенастых. Относительно последних на Лоб-норе полная бедность, как при пролете, так еще слабее при гнездении. Из прилетных же летних пташек здесь, и более по нижнему Тариму, чаще других гнездятся лишь сорокопуты (Lanius arenarius), славки (Sylvia minuscula?), варакушки (Cyanecula coerulecula), камышевки (Acrocephalus turdoides), а также скворцы (Sturnus vulgaris) и стрижи (Cypselus murarius) в дуплах туграковых деревьев. Вот таблица нынешнего прилета на Лоб-нор в первых двух третях марта:[873] 1-го числа (быть может, несколько раньше) прилетели чирки (Querquedula circia) и краснозобые дрозды (Turdus ruficollis); оба вида здесь редки даже пролетом. 2 марта появились серые цапли (Ardea cinerea), также довольно здесь редкие и ныне запоздавшие почти на целый месяц против пролета весной 1877 г.; сорокопуты (Lanius arenarius), в большом числе здесь гнездящиеся; желтоголовые плисицы (Budytes citreola), также довольно обыкновенные на гнездении. 5 марта прилетели белые плисицы (Motacilla personata), на Лоб-норе редкие. 6-го – лысухи (Fulica atra), в большом количестве здесь гнездящиеся и также ныне запоздавшие более чем на две недели; скворцы (Sturnus vulgaris), которые на самом Лоб-норе не гнездятся, но по Тариму весьма обыкновении; в тот же день замечены нырки-чернеть (Fuligula cristata), по всему вероятию раньше прилетавшие, но не обильные на Лоб-норе. 7 марта встречен чекан-плешанка (Saxicola leucomela), весьма здесь редкий, 9-го – ходулочник (Hybsibates himantopus), также редкий, 10-го – чекан черногорлый (Saxiocola atrogularis), довольно обыкновенный здесь и на гнездении, 12-го – кроншнеп (Numenius arquatus), позднее не особенно редкий на пролете и, быть может, иногда гнездящийся на болотах Тарима. 18-го замечены три пеликана (Pelicanus crispus?), которые весной появляются здесь в редкость; в средине же лета, по словам туземцев, прилетают на Лоб-нор в большом числе и остаются до осеннего отлета.

Если прибавить сюда прилет в последней трети марта, уже вне Лоб-нора, по пути нашему к Черчену, то в это время были замечены только: 24-го числа коршуны (Milvus melanosis); 29-го – славка (Sylvia minuscula?) и 31-го – стрижи (Cypselus murarius). Всего, следовательно, в нынешнем марте на Лоб-норе и по соседству с ним в прилете наблюдалось 17 видов птиц; в том же месяце 1877 г. встречено двумя видами больше. Но вообще в марте прилет на Лоб-норе стал мало заметен; тем более что со второй трети этого месяца погода сделалась гораздо чаще бурной и атмосфера почти постоянно была наполнена густой пылью. Эта пыль, мелкая и липкая, как мука, обильно наседала всюду на кустарники и тростник, так что в последнем невозможно было пройти без того, чтобы на залепило глаза; выстрел по птице, летящей над тем же тростником, сбивал целые клубы этой пыли; даже при ходьбе по низким солянкам вслед за человеком столбом поднималась пыль, словно на проезжей дороге во время сухого лета.

Однако в продолжение первой трети марта погода стояла хорошая, даже жаркая, как летом.[874] В это время более оживился и Лоб-нор. Правда, прежняя масса уток быстро уменьшалась с каждым днем, зато оставшиеся птицы, равно и вновь прилетевшие, более стали веселиться по-весеннему; на Тариме и по расстаявшим озерам начала плескаться рыба; всюду на влажных местах показывались в изобилии пауки, мухи, стрекозы и отчасти комары. Последние, по словам туземцев, вскоре начнут высыпать роями и в течение целого лета составляют бич здешней местности.

Раннее утро в тростниках Лоб-нора. Для нас в особенности заманчивы были теперь, кроме вечерних охот на стойках, такие же охоты на ранней утренней заре. Предпринимались они специально за гусями, цаплями и другими осторожными птицами, которые держатся обыкновенно вдали от берегов; поэтому и засадки устраивались возможно подальше в тростнике. Добычей своей мы часто не могли похвалиться, но в высшей степени оригинальна и интересна была самая обстановка такой охоты.

… С вечера приготовлены ружье, патроны и охотничье одеяние. Дежурному на последней смене казаку приказано разбудить, чуть забрежжит заря. Быстро промелькнет ночь, и живо откликнешься на будящий зов дежурного. Оденешься и тихомолком выйдешь из юрты, в которой крепким сном спят товарищи. Едва заметная полоска света начинает отливать на востоке, но еще не слышно голосов птиц; только изредка гогочут гуси да гукает выпь. Поспешно отправляешься к своей засадке. Тропинки туда хотя нет, но местность хорошо знакома, так что в темноте знаешь, где перейти поперечную канаву или пролезть сквозь тростник. Несколько уток и гусей, вспугнутых по пути, шумно захлопали крыльями и отлетели в сторону. Но вот и засадка – маленький клочок полусырой земли среди разливов и тростника; последним заранее огорожено то место, где нужно спрятаться. Снимаешь фуражку, чтобы лучше укрыться, и садишься на тростниковую подстилку. Ждать приходится недолго. На востоке побелела уже порядочная полоса неба, и одна за другой начинают просыпаться птицы. Громче и усерднее загоготали гуси, запищали в тростнике лысухи, учащеннее раздается гуканье выпи и звонкий голос водяного коростеля, свистят, крякают и кыркают разные утки; затем, когда еще посветлеет, запоют жавороночки, камышовые стренатки и сорокопуты; по временам раздается отвратительное карканье вороны и крик лениво летящей чайки или серой цапли… Неразноообразна и небогата серия лобнорских певунов, но и таким радуешься в здешних пустынях; все-таки это жизнь, а не могильное молчание бесплодных равнин, где только завывание бури нарушает вековую тишину… Однако наслаждение природой не совершенно поглощает внимание охотника. Он прислушивается и напряженно осматривается по сторонам, выжидая добычи. Несколько раз утки пролетали через засадку, даже садились возле на чистую воду, но на них не обращается внимания. Гуси то парами, то небольшими стайками перелетают с места на место; передовые самцы гогочут в знак успокоения товарищей. Но ошибся один из таких вожаков и навел стадо на роковое место. Охотник издали заметил добычу и еще более притаился в своем уголке. Когда же птицы налетели почти на голову, быстро вскинуто ружье, и выстрел или два загремели в тишине раннего утра. Тяжело шлепнулся на воду убитый гусь, с громким криком начали улепетывать остальные… Грохот выстрела переполошил и других птиц поблизости. Бросились они, которая куда, сами не зная, в чем дело и где опасность. По всем направлениям засновали утки; лысуха низко перелетела из одного тростника в другой; ближайшие гуси также поднялись и полетели в стороны… Охотник тем временем вложил в свое ружье новый патрон и ждет новой добычи. В суматохе нередко вновь налетают гуси, и опять раздаются по ним выстрелы. Затем понемногу все успокаивается и начинает веселиться по-прежнему.