Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010 - Дмитрий Дмитрий

Он судорожно вздыхает и выходит на крыльцо смахивать слезы. И пропадает где-то в шхерах гаража.

Такой вот у нас Володя. Одинокий безобидный мужик. Фашисты, по сути, отобрали у него детство — он им этого никогда не забудет. Так мне кажется.

Мы курим с кочегаром Мишей, он щурит красное от котла лицо, и я не решаюсь спросить, откуда у него синие пороховые пятна на скуле и лбу. Неожиданно он рассказывает про свою мать. Миша во время войны жил в Новгородской области. Ему было пять лет, когда началась война. Отца репрессировали в 1937 году как врага народа.

— Он был ближе к кулакам, чем к беднякам, — покуривая, сказал Миша.

Рядом с их деревней располагался немецкий аэродром. Мать работала там уборщицей. У нее было трое детей. Она вместе с одной женщиной полгода укрывала от немцев нашего летчика, сбитого над аэродромом. Самолет упал в лесу, и они перетащили летчика в старый погреб, где и кормили чем могли.

Однажды пришли партизаны и повелели ей сломать прожектор, который стоял на аэродроме. Пригрозили ей, напомнили про мужа, врага народа… Про летчика в погребе она им не сказала.

В очередной раз, когда она мыла пол в прожекторной будке, немец полез на вышку чистить прожектор и оставил полканистры бензина, которым заправлял двигатель генератора. Топилась печь. Мать домыла пол и поставила открытую канистру рядом с дверцей. Затем она крикнула немцу, что работа сделана и поехала на телеге в деревню. Через несколько минут грянул взрыв. Немец чудом уцелел. Ее догнали и забрали в комендатуру. Держали три дня. Кто-то из немцев подтвердил, что взрыв произошел после того, как она уехала. Спасло и то, что муж — «враг советской власти».

Ее отпустили. Немца отправили на фронт.

Что стало с летчиком, как отнеслись к выполненному заданию партизаны, и как сложилась судьба Мишиного отца, не знаю.

Привезли на буксире сломавшийся «камаз», и мы с Мишей разошлись — я пошел осматривать машину, а он — кидать уголь в кочегарку.

Пришел Володька, слегка поддатый. Спрашиваю:

— Ну, что делаешь?

— Что делаю? Я всегда что-нибудь делаю. На свою задницу.

Опять Володя, ночные рассуждения:

— Геббельс у немцев был, как у нас Левитан. Да! А Левитана в войну наши под землю прятали. Да… Голос такой был, что немцы не выдерживали. Как заговорит, так мурашки по коже. От его голоса фрицы дивизиями сдавались!

Вспоминаю, как дремлющий Герасим Михайлович на мой вопрос, есть ли у него спички, ответил: «Возьми в шинели, в левом кармане». А на стене висело пальто. Перед этим он стонал во сне тоненьким голоском, жалобно как-то.

Он дважды ранен, воевал под Сталинградом.

Рассказывал, как в Югославии, будучи еще капитаном, попросил у дочери хозяйки дома, где они остановились заночевать: «Дай, пожалуйста, спичку!» Девушка покраснела и выскочила. Мать подступилась к нему с кулаками и хотела прогнать. Герасим Михайлович (тогда просто Герасим) захлопал глазами — что я такого сказал? Выяснилось, что «спичка» созвучна с «пичкой» и его просьбу расценили как прямую атаку на девичью честь.

16 февраля 1986 г. Зеленогорск, гараж.

Вчера начал 90-ю страницу повести «Мы строим дом». Хорошо идет. Надо заканчивать.

Отвлекает сбор материалов для сценариев — езжу по разным конторам, книжным магазинам и т. п. Заказчик всего цикла — «Союзкнига». Обещают неплохо заплатить.

Был на выставке «Интенсификация-90» и там, в разделе «Новые технологии — новые производства», наткнулся на табличку около портативного приборчика: «ФАНК-1. Фотометр аналитический Каралиса». Володин прибор! Вот бы он порадовался!..

Я коснулся пальцами любимого детища брата. Молодец, Володя. Молодцы сотрудники — назвали прибор его именем.

Сторож Володька в синем беретике стоит у ворот, изображает из себя ответственное лицо. Идет мужик в сдвинутой на затылок кепке:

— Эй, друг! Который час?

— Какой я тебе друг! — цедит Володька. — Твои друзья в овраге лошадь доедают… Половина восьмого…

Мужик хлопает глазами и проходит мимо.

4 марта 1986 г. День рождения мамы.

Закончил повесть. Время покажет, что из нее выйдет. Работы предстоит много. Написал сам себе замечания из 10 пунктов. Замечания крупные. Пока только приготовил глыбу, теперь надо тесать скульптуру.

Позавчера позвонил из аэропорта брат Юра. Он летел из Владивостока в Москву, их самолет посадили в Ленинграде, и он пригласил меня в аэропорт. Я примчался — он уже улетел.

Звонил уже из московской гостиницы. Теперь он работает директором варьете, и прилетел в столицу добывать световое оборудование, в т. ч. лазеры для каких-то спецэффектов. Обещал на обратном пути заехать на денек.

16 марта 1986 г. Дома.

Заказчик принял первый сценарий. Делаю второй. Разрешили мультипликационные вставки.

«Роман — это зеркало, с которым идешь по большой дороге» (Стендаль).

Тут я представляю повозку, в которой везут большое зеркало в тяжелой раме. Повозка переваливается с ухаба на ухаб, и в ней сидит летописец с чернильницей и гусиным пером. Он описывает всё, что отражается в зеркале. Развевается его парик. Кучер идет рядом, держа лошадей за постромки.

Люблю Стендаля. «Красное и черное», «Дневники»…

Вчера всей семьей ездили в Зеленогорск. Снегу — по грудь. Это Максимке, конечно, по грудь. Он кувыркался в сугробах, как дворовый мальчик.

Я раскидал липкий снег. На солнце тепло, Ольга втягивается в сельскохозяйственный процесс — посеяла в ящик помидоры и поставила к соседям в теплицу.

После чая Максим нарисовал нечто непонятное и показывает мне: это корабль!

— А как же можно узнать, что это корабль?

— А вот же мешки с едой лежат… Чтобы морякам есть.

21 марта 1986 г. Гараж.

Сторож Володька Осипов курит и рассуждает о политике и истории. У него какая-то своя политика, свои факты. Гамаль Абдель Насер, по его мнению, награжден именным пулеметом, шашкой, папахой, буркой, орденом Ленина и является лауреатом Ленинской премии.

Я напомнил стишок:

Лежит на солнце кверху пузом полуфашист, полуэсер,

Герой Советского Союза Гамаль Абдель на всех Насер.

— Вот-вот! — радостно кивает Володька. — Еще и Герой Советского Союза! Я же говорю, у него именной пулемет в серале стоял, ему Никита подарил. Мне ребята из его охраны рассказывали.

Дальше идут рассуждения о грибах и рыбалке.

Я невзначай пожаловался, что у меня в животе уже две недели что-то урчит и перекатывается, особенно к ночи. Володька уверил, что это солитер и посоветовал, как его успокоить.

— Он сладкое любит. Сладкого нажрется и спит. Ага. А после соленого бузить начинает. Дай ему на ночь булки с чаем — и порядок! — он успокоится.

15 апреля 1986 г. Дома.

Рядом с гаражом спилили пару берез, и пни истекали соком несколько дней. Утром я обнаружил, что сок застыл на морозе — пни стояли, как глазированные. Днем снова подошел — желтые срезы пней блестели влагой. Приложился губами, втянул в себя и долго отплевывался от сладковатых опилок.

Сегодня утром позвонил Житинский и поздравил с повестью. Он прочитал «Мы строим дом», но будет читать по второму разу, чтобы сделать замечания.

20 апреля 1986 г., воскресенье. Зеленогорск.

Поцапались с Ольгой, и она, прихватив Максима, уехала в Ленинград. Как всё это похоже на предыдущие размолвки! Различие темпераментов в работе, и вот: я нарычал на Ольгу, она огрызнулась, швырнула резиновые перчатки и уехала, не досадив грядку с капустой. Я напоследок назвал ее дезертиром и остался в доме с рассадой, которой нужно тепло.

Жду, когда Житинский вернет мне повесть.

Закончил сценарии, написал повесть, не упустил огород, который должен сослужить нам добрую службу — вроде неплохо. Да! Еще не пью три месяца. Ольге бы радоваться, но я не вижу в ней никаких перемен, и это огорчает. Она все мои шаги навстречу и уступки воспринимает как должное.

22 апреля 1986 г. Дежурю в гараже.

Вчера принимали Александра Щеголева в семинар Б. Стругацкого. Долго и нудно обсуждали две его повести. Выступил и я. Хорошая техника, но ничего не остается в душе, сказал я. Приняли.

Выламывал абзацы из «Шута», лишние и не очень. Целую корзину словесного мусора накидал. Перечитал — что-то изменилось. Непонятности образовались. Но лучше недосказать, чем пересказать.

Житинский вернул «Мы строим дом» с замечаниями до 55 страницы. Дальше — на словах. Сказал, что тема семьи переварена мною не полностью. Оттуда можно дочерпывать и дочерпывать.

И еще вручил свою повесть «Автобиография». Повесть я прочитал запоем. Написано легко, забавно, откровенно — в его стиле, но осадок какой-то нехороший остался. Или я завидую его благополучной и удачливой судьбе? Надо разобраться.