Я, Бабушка, Илико и Илларион - Нодар Думбадзе

— О чем же мне с тобой говорить, сукин сын, как не о твоей учебе! А если ты носильщик, скажи прямо. Тогда поговорим об этом.

— Да, носильщик.

Илико искоса взглянул на меня, налил в стакан вина и сказал обиженно:

— Ну, выпьем, что ли, за ваш приезд… Бессовестный вы народ! Мчался я к вам, спешил, — вот, думал, приехали друзья, новостями поделятся, посидим поболтаем… А вы что? Ощетинились, как волки. Да.ну вас! Что этот носатый ни друзей, ни врагов не различает — это я давно знал. Но от тебя, сопляка этакого, я, честно говоря, не ожидал такой подлости. Мне стало стыдно. Я подошел к Илико и поцеловал его.

— Илико, не обижайся, дорогой! Просто мы очень устали с дороги.

— Замолчи, пожалуйста! Мне ведь с вами увидеться приятно, а не что-нибудь другое… Или вы думаете, что я пришел сюда ради этого прокисшего вина?!

— Знаю я, зачем ты пришел! — пробормотал Илларион.

— Ну, договаривай, язвительный ты старикашка!

— Радуешься, кривой черт?! Что ж, теперь я в твоих руках! Ну, давай, кусай, рви, терзай меня! Здесь я!.. Никуда от тебя не убегу!..

— Да что с тобой, старик? Рехнулся? Взбесился? Чем они тебя отравили в городе? Уехал золотой человек, а вернулся какой-то ненормальный!

Я и Илларион недоуменно переглянулись. Неужели Илико ничего не замечает? Неужели он ни о чем не догадывается? Да, похоже, что стеклянный глаз Иллариона выдержал экзамен! "Все в порядке! " — решили мы наконец и сразу повеселели. Илларион поднял стакан:

— За наш приезд и за встречу с тобой, дорогой мой Илико!

— Давно бы так! — обрадовался Илико. — А то чуть с ума не свели бедного одноглазого старика!.. Кто мне дороже и милее вас на всем белом свете? Дай бог вам здоровья! — И он крепко расцеловал нас. После третьего стакана Илико затянул песню:

Потоплю я в турьем роге Горечь сердца, злое горе, Повстречаюсь я с любимой, Погуляем на просторе.

— Илико, дорогой, ты ведь знаешь, как я тебя люблю! — Илларион обнял друга за плечи.

— Знаю, знаю, мой Илларион, знаю, что ты любишь меня пуще собственного глаза! — улыбнулся Илико. При одном только упоминании о глазе Илларион насторожился. Но Илико продолжал как ни в чем не бывало:

Наливай вина — и выпьем, Выпьем, чтоб оно пропало!

— За здоровье Илико!

— За нашего прохвоста!

— За носатого Иллариона!

Дайте мне, играя в лело, Завершить победный путь И, представ пред вами, смело в очи ясные взглянуть! продолжал Илико.

Илларион снова навострил уши, но Илико, словно невинный агнец, невозмутимо запел новую песенку;

Выйду в поле на гулянье, Поморгаю черноокой…

Илларион поперхнулся. Откашлявшись, он испытующе взглянул на своего мучителя. Но Илико, не обращая на нас внимания, самозабвенно пел:

Пусть сияет в ночи темной Глаз твоих прекрасных пламя…

Наконец Илларион окончательно убедился, что ему удалось провести Илико. Он осмелел и до того разошелся, что называл Илико не иначе как «кривым». Илико ничуть не обижался.

Был уже поздний вечер, когда мы стали расходиться. Обняв друг друга за плечи, мы с песней спустились во двор. Илларион проводил нас до ворот. Очутившись за оградой, Илико вдруг обернулся.

— Илларион! — громко позвал он.

— Чего тебе, кривой? — откликнулся тот.

— Не забудь ночью положить глаз в стакан!

— Что?! — прохрипел ошеломленный Илларион.

— Ничего!.. Теперь можешь подмигивать мне, сколько тебе угодно!..

— Илико Чигогидзе! — завопил Илларион.

— Повторяй почаще мою фамилию, а то еще забудешь!.. А в общем повезло тебе: охотиться ты любишь, даже закрывать глаз не придется, разгуливай себе на здоровье по селу и бей собак!

— Илико Чигогидзе! Избавь меня от греха! — завизжал Илларион, срываясь с места.

— Спокойнее, Илларион! Побереги лучше свою стекляшку! ..предупредил Илико взбесившегося друга.

Илларион вдруг обмяк. С минуту он тупо глядел на Илико, потом повернулся, медленно побрел к дому и присел на ступеньку лестницы.

Илико некоторое время стоял на дороге, затем открыл калитку, вернулся к Иллариону и сел рядом. Потом достал из кармана кисет, скрутил самокрутку и протянул табак Иллариону. Тот даже не оглянулся.

— Возьми, — тихо сказал Илико.

Илларион взял кисет. Закурил.

— Сердце у меня оборвалось, когда я узнал о твоей беде, начал Илико. — Видит бог, правду говорю… Мы же с тобой — одно, Илларион… Твое несчастье — это и мое несчастье… И я вовсе не думал обидеть тебя… Я же не обижаюсь, когда ты меня кривым называешь!.. Подумаешь, лишился одного глаза!.. Кутузов тоже был одноглазым, однако дай бог каждому такое зрение: землю насквозь видел!.. Ну, потерял глаз, что же с того? Да если мы с тобой потеряем и по второму глазу, все равно не погибнем. Возьмемся за руки и будем шагать по белу свету. А не сможем идти, так Зурикела нас поведет. Эх ты, старик! — Илико хлопнул по плечу Иллариона. Илларион встал, вошел в комнату и вернулся с каким-то свертком в руках.

— Илико! — тихо позвал Илларион.

— Что тебе, Илларион? — еще тише сказал Илико.

— Тут немного воблы… Подмчади и «изабеллу» хорошо…

— Уважаю воблу! — сказал Илико.

— Для тебя привез, — сказал Илларион.

— Я знал, что привезешь… — Илико взял сверток, встал и не спеша направился к калитке.

— Погоди, я провожу тебя…

— Проводи…

Они вышли со двора и медленно зашагали по дороге. Я долго смотрел им вслед, пока их фигуры не растворились в темноте…

ЦИРА

Студенческие годы — счастливейшая пора в жизни человека. Нужно несколько лет прожить жизнью студента, чтобы по достоинству оценить прелесть корки черного хлеба, натертой чесноком; понять психологию трамвайного «зайца»; вкусить сладость потом заработанной тройки; испытать радость восстановления стипендии; почувствовать противную дрожь в коленях перед экзаменом; насладиться прохладой рассвета после бессонной ночи, проведенной над конспектами и учебниками; познать цену настоящей дружбы и, наконец, пережить гордость от того, что ты, вчерашний босоногий сельский мальчуган, сегодня являешься полноправным, уважаемым гражданином — студентом Государственного университета… Впрочем, как я ухитрился сдать приемные экзамены и стать студентом, — это навсегда останется необъяснимым чудом для Илико, Иллариона, моих лекторов и, пожалуй, для меня самоro. Единственный человек, который не сомневался в моих феноменальных способностях, — это моя бабушка.

Замечательные порядки в университете! Студент может в течение месяца не заглядывать в книгу — никто за это не поставит ему двойку в зачетной книжке; студент может прогулять пять, десять, пятнадцать лекций — никто за это не вызовет в деканат его родителей… На уроках, или, как их здесь называют, лекциях присутствуют сто-двести человек. Часть присутствующих пишет, часть — рисует, одни мирно беседуют, другие решают кроссворды. Здесь можно встретить и мечтателей: они не пишут, не рисуют, не разговаривают они сидят молча и предаются мечтам. Почему они не делают это у себя дома или в парке — трудно понять. А многие сладко спят… Короче говоря, лекции созданы для таких людей, как я, и меня вполне устраивают. Но у лекций, как и у всего на свете, есть один серьезный недостаток: рано или поздно они приближаются к концу. Программа исчерпана. Лектора иронически улыбаются студентам. Великая опасность надвигается на стан студенчества. Наступает эра тропической лихорадки — сессия.

Тогда мы собираемся на квартире одного из нас, грызем карандаши и конспекты, заучиваем наизусть целые главы из учебников, готовим шпаргалки, набиваем свои головы приобретенными в трехдневный срок обрывками знаний, бессонные и изможденные выходим на экзамены, отдуваемся, пыхтим, дрожим, что-то лепечем, потом, вытянув шеи, с ужасом всматриваемся в экзаменационный лист («A вдруг двойка»?!), увидев же заветную, долгожданную, милую сердцу тройку, улыбаемся до ушей и шатающейся походкой покидаем комнату…

…Вот и сейчас я и мои друзья сидим в моей комнате и готовимся к экзамену по экономической географии. Роль экзаменатора сегодня поручена Цире. Нестор, Отар, Хвтисо и Шота — экзаменационная комиссия.

— Студент Вашаломидзе! В каких странах света добывается олово, и у кого имеются наибольшие запасы этого металла? — грозно вопрошает Цира.

— Олова или меди?

— Олова!

— Наибольшее количество олова, насколько я помню, у нашего сельского лудильщика Али, а где он его добывает, — это мне неизвестно.

— Ну вот, опять он дурака валяет! Если ты не хочешь заниматься, можешь уйти, а нам не мешай! сердится Нестор.

— Куда я уйду? Я за эту комнату двести пятьдесят рублей плачу.

— Чтоб ты провалился сквозь землю, бесстыдник!