Умри за меня - Эми Плам

Я кивнула. Все ждали.

— Я обещаю, — прошептала я, лучшее, на что я была способна с комом в горле, размером с грейпфрут.

Здесь происходило нечто очень странное и у меня было мало зацепок, чтобы догадаться, что именно. Я знала, что легкомысленное употребление слова Жан-Батистом «человек» и очевидное воскрешение Винсента и Жюля, говорило, что я сильно влипла. Я не знала во что именно, но явно во что-то такое, от чего можно описаться.

— Жюль… ты начнешь, — сказал Винсент, закрыв глаза и выглядевший больше мертвым, нежели живым.

Жюль оценил ситуацию и решил сжалиться.

— Может будет проще, если мы позволим задавать Кейт вопросы, которые она хочет задать.

С чего бы начать? — подумала я, а потом вспомнила, что заставило так всё закрутиться в первоисточнике.

— Я видела фотографию, твою и Винсента в газете за 1968 год, в которой говорилось, что вы погибли при пожаре, — сказала я, поворачиваясь к Амброузу.

Он кивнул мне с улыбкой, подстёгивая меня.

— Итак, как вы можете быть здесь и сейчас?

— Ну, я рад, что ты начала с такого простого вопроса, — разминая свои мощные руки, а затем, наклонившись ко мне, — И ответ будет… потому что мы зомби! — и он издал ужасный стон, растягивая свой рот, оскалив зубы, и скрючив руки.

Видя ужас на моём лице, Амброуз начал сильно бить и шлёпать себя рукой по колену.

— Шучу, — посмеиваясь, сказал он, а когда успокоился, спокойно посмотрел на меня, — Ну, нет, серьезно. Мы зомби.

— Мы не зомби, — сказала Шарлотта, в её голосе звучало нарастающее раздражение.

— Я полагаю, правильный термин был бы, гм, нежить, — сказал Гаспар, дрожащим голосом.

— Призраки, — сказал Чарльз, озорно ухмыляясь.

— Эй парни, прекратите её пугать, — сказал Винсент, — Жюль?

— Кейт, всё немного сложнее, чем выше сказанное. Мы зовем себя ревененты (воскресшие).

Я их всех оглядела, одного за другим.

— Ruh-vuh-nahnt, — медленно произнес Жюль, очевидно, решив, что я не поняла.

— Я знаю это слово. Оно означает «призрак» по-французски, — мой голос дрогнул.

Я сижу в комнате с чудовищами, подумала я. Беззащитная. Но я не могла позволить себе сейчас психануть. Что они сделают со мной, если психану? Что сделают, даже если не психану? Если только они не были монстрами, которые могут стирать людям воспоминания, поэтому меня посвятили в их тайну.

— Если обратиться к корню слова, то оно на самом деле означает «тот, кто вернулся» или «тот, кто пришел обратно», — продолжил педантичный Гаспар.

Хотя в комнате было тепло, я дрожала. Они все выжидающе уставились на меня, как будто я была научным проектом их группы: Взорвусь я или нет? Чарльз прошипел,

— Она психанет и сбежит, как я и говорил.

— Она не собирается психовать и сбегать, — возразила Шарлотта.

— Так, ладно, все вон, — голос Винсента прозвучал сильнее, чем это звучал до сих пор, — Без обид, но я предпочел бы поговорить с ней сам. Вы ребята, только всё больше запутываете.

спасибо вам за ваши голоса доверия, но пожалуйста… идите.

— Невозможно.

В комнате воцарилось молчание, все смотрели на Гаспара. Его голос прозвучал уже не так властно и он начал грызть свой ноготь.

— Я хочу сказать, если мне позволят, — пробормотал он смущенно, — Винсент, ты не можешь информировать человека, я имею ввиду, Кейт, самостоятельно. Нас всех затронуло это нарушение. Нам всем нужно знать, что она знает… а чего нет. И мне придется полностью отчитаться перед Жан-Батистом, после. Прежде, чем ей будет позволено уйти.

Моё напряжение ослабло лишь на долю секунды. Они собираются меня отпустить. Понимание этого, стало моим светом в конце внушающего ужас темного туннеля.

— Я могу, гм, так же напомнить, что ты очень слаб, чтобы даже сидеть, — продолжил Гаспар, — И справишься ли ты с объяснением, того, что так важно для всех нас, в твоем-то состояние.

Молчание длилось целую минуту, пока все смотрели на Винсента. Наконец он вздохнул.

— Хорошо. Я понял. Но ради Бога, постарайся сдерживать себя.

Он посмотрел на меня и сказал,

— Кейт, пожалуйста сядь со мной. По крайней мере, у меня будет некая иллюзия, что я контролирую ситуацию.

Встав, я подошла к кровати, и увидела с каким усилием Винсент поднял руку, и крепко сжал мою. В то мгновение, когда наша кожа соприкоснулась, я почувствовала тоже умиротворение, когда до меня дотронулась Шарлотта в её комнате. Меня захлестнуло поток спокойствия и безопасности, как будто ничего плохого не случится, пока Винсент будет держать мою руку, На этот раз я уже знала, что это какой-то сверхъестественный фокус.

Я осторожно села на край кровати, наблюдая за лицом Винсента, пока садилась.

— Мне не больно, — успокоил он меня, продолжая держать мою руку, когда я села рядом с ним.

— Хорошо, во-первых, ты ко мне прикасаешься, — сказал Винсент, чтобы все в комнате расслышали, — Итак, я не призрак.

— И не настоящие зомби, — сказал Чарльз с улыбкой, — иначе он бы уже съел твоё лицо.

Винсент его проигнорировал.

— Мы не вампиры или оборотни или еще кто-нибудь, кого тебе следует бояться. Мы ревененты. Мы не люди, — он помолчал, собираясь с силами, — но мы на собираемся вредить тебе.

Я постаралась взять себя в руки, прежде чем произнесла в комнате, таким ровным голосом, на который была способна,

— Значит вы все… мертвы. Но вы выглядите живыми. За исключением тебя, — сказала я с сомнением, пока смотрела на Винсента, — Хотя ты выглядишь лучше, чем прошлой ночью.

Винсент был серьезен.

— Жюль, не мог бы ты рассказать Кейт свою историю? Возможно, это лучший способ всё объяснить. Гаспар прав, я не смогу справиться сам.

Жюль пристально смотрел на меня и не отводил взгляда.

— Ладно, Кейт. Я знаю, что это звучит невероятно, но я родился в 1897 году. В деревушке недалеко от Парижа. Мой папа был врачом, мама акушеркой. У меня проявился талант к живописи, поэтому в шестнадцать лет они отправили меня учиться в Париж. Моё обучение прервалось, когда меня призвали на войну в 1914. Я сражался с немцами два года, пока в сентябре 1916 года меня не убили в атаке. Верденское сражение. И это мог бы быть конец моей истории… если бы я не очнулся спустя три дня.

В комнате было тихо, пока пыталась упорядочить всё, что услышала в своей голове.

— Ты очнулся? — наконец я с собой справилась.

Парень, на которого я смотрела, выглядел не старше двадцати, но настаивал, что ему больше ста лет.

— Технически, он «ожил», — предложил Гаспар, держа тонкий палец на верху, демонстрирую свою точку зрения, — не «очнулся».