Почти смешная история и другие истории для кино, театра - Эмиль Брагинский

Маркела было не узнать. Он был одет во все заграничное, и даже тон у него появился заграничный, то есть несколько снисходительный. И жену Маркела было не узнать — в мексиканском пончо, в расклешенных брюках, на голове парик, а взгляд почему-то отсутствующий…

— Клуб победителей лотерей, — новым бархатным голосом говорил Маркел, — разворачивает свою международную деятельность. Сейчас я лечу в Югославию на встречу с западными коллегами.

— Значит, Маркел Владимирович, с врачебной профессией кончено? — корреспондент закрыл блокнот.

— Нет, отчего же, — Маркел был абсолютно серьезен. — Я с удовольствием надеваю белый халат. Правда, редко. И жену даже редко вижу. Обязанностей много. Просто задыхаюсь. Понимаете, одна из главных проблем века — проблема коммуникабельности. Надо налаживать коммуникабельность между людьми, пусть они даже живут в разных странах… Надо, чтобы человек жил не для себя, а для других…

— И все-таки, — вздохнула жена, — лучше бы мы взяли деньгами…

Маркел наклонился к жене и поцеловал ей руку.

— Сейчас после Югославии, — сказал Маркел корреспонденту, — надо лететь, например, в Испанию. Я отказывался, но мой отказ не принимают. Надо! Понимаете, надо!

Тут по радио объявили:

— Самолет, следующий рейсом до Белграда…

— Извините, мне пора! — И, неся чемоданчик «дипломат», Маркел Владимирович двинулся в заданном направлении. Потом обернулся, согнул руку в локте и приветственно поднял ее. У Маркела это здорово получилось, и, главное, уже привычно.

1972 г.

Суета сует

Замысел этого сценария возник у меня так: когда мой сын женился, я во время обрядовой речи, которую произносила дама, опоясанная алой лентой, случайно наступил на ковер, который украшал паркет в свадебном зале. Дама коротко бросила мне: «Сойдите с ковра» — и продолжала торжественно-трогательную речь. Я послушно сделал шаг назад и… придумал «Суету сует». Когда я сдал сценарий на «Мосфильм», там начали искать режиссера. Однажды у меня раздался телефонный звонок. Я снял трубку и услышал:

— Здравствуйте, меня зовут Алла Сурикова. Я буду ставить ваш сценарий.

Я обомлел.

Я еще ни разу не работал с режиссером-женщиной. Однако мы с Аллой быстро поладили. А после «Суеты сует», своей первой комедий, Алла стала снимать исключительно комедия в посему шутя прозвала меня… первоисточник. Мы собирались продолжить наше сотрудничество, но так и не получилось. Зато мы до сих пор перезваниваемся и спрашиваем друг друга, как идут дела, и, главное, даже выслушиваем ответы.

Думаю, будет справедливым назвать и других кинорежиссеров, с которыми мы трудились в добром согласий, Александр Столпер (правда, нашу с ним картину закрыли по высочайшему повелению, но я многому научился у Стоплера), Анатолий Рыбаков, Варис Круминь, Алоис Вренч, мы с ним и сценаристом Освальдом Кублановым работали над двумя фильмами; Эдуард Бочаров, Леонид Квинихидзе, Владимир Кучинский (сценарий «Любовь с привилегиями» мы написали с Валентином Черных).

В зале для торжественной регистрации брака (подобный зал имеется в каждом районном загсе) Марина Петровна стояла гордо выпрямившись. Марина Петровна стояла за столом, на котором лежали государственные бумаги. Жгуче-алая лента пересекала Марину Петровну по маршруту плечо — грудь — талия — верхний край бедра, в этом месте лента пряталась за спину.

— Перед актом торжественного бракосочетания необходимо заявить, является ли ваше желание взаимным, свободным и искренним, — наизусть спрашивала Марина Петровна, не заглядывая в шпаргалку, которая лежала на столе так, на всякий случай.

— Да! — отозвалось сопрано невесты.

— Да! — отозвался бас жениха.

Теперь Марина Петровна незаметным движением нажала кнопку под крышкой стола. И полилась над залом свадебная мелодия, утвержденная высокой инструкцией, адажио из «Раймонды».

— В соответствии с законом о браке и семье, — голос Марины Петровны звучал проникновенно и вместе с тем официально, изредка это удается совместить, — объявляю вас мужем и женой! Сойдите с ковра, пожалуйста! — без паузы добавила Марина Петровна, заметив, что кто-то из гостей позволил себе наступить на ковер машинной работы — он занимал большую часть зала.

Родственники и друзья молодоженов послушно отступили на узкую паркетную полоску возле стены. Началась небольшая давка, объятия, поцелуи, слезы.

Марина Петровна с привычной гордостью оглядывала происходящее, как вдруг в проеме двери обнаружила собственного мужа.

Вид у мужа был сомнительный — глаза затравленные, галстук сбился набок.

Воспользовавшись поздравительной суматохой, Марина Петровна быстро подошла к мужу.

— Марина! — срывающимся голосом заговорил Борис Иванович. — Я пропал, я, можно сказать, погиб!

— Сегодня во время завтрака я как-то не заметила, что ты погибаешь! — Она поправила мужу галстук.

— Не трогай меня! — отстранился Борис Иванович. — Мне понравилась посторонняя женщина!

— Что значит «понравилась»? — изумилась жена.

— Это значит, что она понравилась мне как женщина!

Марина Петровна буквально зашлась от возмущения:

— У меня ответственная работа! Когда я поздравляю молодых, у меня всегда частит пульс! Я волнуюсь — я еще не зачерствела душой! Сегодня это тридцать второй по счету брак, значит, я буду переживать в тридцать второй раз, а ты… приходишь, говоришь пошлости, портишь мне вдохновение…

— Я еще не все сказал, худшее впереди! — начал было Борис Иванович, но жена уже не слышала его. Она вернулась на свое главенствующее место.

— Дорогие молодожены! — Голос Марины Петровны затрепетал. — В вашей жизни сегодня самый радостный и самый счастливый день! Будьте счастливы!

Молодожены снова принялись целоваться, родители всхлипывать, друзья — поздравлять. Марина Петровна отерла увлажнившиеся глаза:

— Сойдите с ковра! — И опять подошла к мужу: — Возьми себя в руки. Это минутная слабость!

— Нет, уже трехмесячная слабость!

— И ты… с ней… был? — с трудом выговорила Марина Петровна.

— Был!.. — тихо признался муж.

— Какая гадость! — Марина Петровна метнулась к столу, на председательский пост. — Дорогие супруги! — Теперь уже другая пара стояла у стены и снова звучало утвержденное адажио. — Прошу в знак взаимности и бесконечной любви друг к другу обменяться кольцами. Сначала жених надевает кольцо невесте!

— Какая разница? — Невеста пожала голыми плечиками.

— Семья — это ячейка общества! — серьезно ответила Марина Петровна. — Следовательно, в ней с самого начала должен быть порядок!

— Жених! — закричал фотограф. — Жених, снимите кольцо и наденьте еще раз! Я не успел снять! Товарищ! — на этот раз он обращался к Борису Ивановичу. — Вы не попадаете в кадр!

Борис Иванович покорно подвинулся и запечатлелся вместе со всей компанией.

Марина Петровна вновь подошла к нему и выдернула из праздничной толпы:

— Почему ты ворвался? Не мог обождать до вечера?

— Я хотел исключить момент внезапности! — печально ответил Борис Иванович. — Вечером я к ней ухожу!

Марина Петровна качнулась, помолчала и, шатаясь, вернулась к исполнению служебных обязанностей:

— Товарищи! Семья, брак — это прекрасно, это почти священно! Да сойдите вы с ковра! Вас много, а ковер один!

Вечером Марина Петровна стояла в дверях, прокурорски скрестив на груди руки, и мрачно следила за тем, как муж укладывал чемодан. Чемодан, набитый до отказа, никак не хотел закрываться.

— Накидал туда все как попало. Разве так обращаются с вещами?

— Это мои личные вещи! — Борис Иванович нажал на чемодан всем телом.

— Нужно все уложить аккуратно, сломаешь хороший чемодан!

Борис Иванович поднажал, чемодан, захлопываясь, лязгнул замками. Борис Иванович, слегка задыхаясь, выпрямился:

— Не тебя первую муж бросает!

— А я-то думала, меня первую! — усмехнулась Марина Петровна.

Борис Иванович поволок свой чемодан к выходу.

— Смотри, надорвешься! — почти издевательски продолжала жена. — Зачем ты ей будешь нужен, надорванный?

Борис Иванович поставил чемодан на пол и перевел дух:

— Держишь фасон?

— Фасон дороже денег! — Марина Петровна грустно улыбнулась.

— Не тебя, а меня нужно жалеть. Я виноват, и меня совесть поедом ест! — вздохнул Борис Иванович. — Если я что из барахла забыл, Наташка мне принесет!

Из соседней комнаты вышла Наташка, длинное тонкое существо в джинсах и батнике.

— Ничего я тебе не принесу! Ну, завел, с кем не бывает, но зачем обнародовать, зачем травмировать мать, ломать ей жизнь! — И, недовольно покрутив головой, Наташа вернулась к себе в комнату.