Большая Засада - Жоржи Амаду

Пропустив несколько стаканчиков в заведении Фадула, чтобы заглушить разочарование, четверо несчастных подошли к горевшему на пустыре костру, остановились, чтобы поболтать немного, и подтвердили сообщение мулата Пержентину о катастрофе, постигшей Большую Засаду:

— Пусть они скажут, вру ли я.

Валериу Кашоррау возбудился, снова начал изрыгать угрозы под воздействием паров кашасы: «Пойдемте отнимем проституток и покажем этой шайке мерзавцев, что жалкие бродяги не могут безнаказанно обманывать честных тружеников, которые зарабатывают на хлеб в поте лица своего, погоняя ослов, валя деревья, возделывая землю». Его по-прежнему жгла мысль: «Что же там особенного между ног у цыганки?»

Работник и лесорубы от приглашения отказались: если они не поторопятся, то потеряют рабочий день. Одинокий голос Манинью не советовал ввязываться в заваруху, он употребил все возможное красноречие, но не был услышан. Валериу Кашоррау, Доринду и Пержентину — трое удальцов — решили перебраться через реку и преподать урок цыганской шайке. Манинью пошел с ними — на всякий случай, а то вдруг что произойдет.

Дуду Трамела в предприятии участия не принял, поскольку еще не носил оружия, кроме обломка ножа. Манинью прошептал ему послание для кума Фаду: предупреди его о том, что готовится заваруха. И беги быстрее, пока не случилось несчастье.

Направляясь к реке, Манинью удивился тишине: жабы прекратили свою хриплую песенку. Куда подевались жабы-куруру этой колдовской ночью с лунными дорожками и звездным небом? Они тоже исчезли вместе с проститутками.

14

Манинью пересек реку, приготовившись к худшему: ему еще раз придется увидеть несправедливую жестокость. Несправедливую и ненужную — он знал это слишком хорошо, многое повидав на дорогах какао, погоняя караваны. В прошлом он уже потерял одного помощника в случайной потасовке. В отличие от Валериу Кашоррау Зе да Лиа был мирным хорошим парнем — его порешили за монету в один тостан.

По поводу Валериу Кашоррау у него особых опасений не было: хвастун, да к тому же пьяный, он бы не представлял опасности, не будь у него за поясом короткоствольного ружьишка, старого-престарого, но еще годного для убийства. Кашоррау выиграл его на пари несколько месяцев назад здесь же, в Большой Засаде, и с тех пор все время носил с собой. Пержентину Манинью знал плохо, но раз уж это человек полковника Боавентуры, он должен быть гордым и благоразумным одновременно подобно капитану Натариу да Фонсеке. Он боялся за Доринду, потому что тот был молчаливым и обиженным. Эти безобидные рогоносцы, типы презираемые, однако полные злобы, бывают по-настоящему опасными, непредсказуемыми; это взбалмошные психи, которые хотят сбросить реальные или воображаемые рога. Перебираясь через реку по скользким камням, Манинью поддерживал шатавшегося Валериу Кашоррау, но беспокоился в основном по поводу Доринду.

Они вышли в зарослях позади повозок — оттуда не было видно, что происходит. Но до них донесся звук — настолько необычный, что даже Манинью не смог определить, что это, не говоря уже о других. Звук становился все громче, мелодично нарастал — это было музыка, именно так, но играла не гармонь, не гитара. Не могла это быть и церковная музыка, потому что, хотя и звучала красиво и трогательно, в ней не слышалось ничего торжественного. Она лилась мягко и волнующе, весело и печально — все разом в одно и то же время, и под нее хотелось танцевать. Манинью никогда не слышал ничего более красивого и трогательного за всю свою долгую жизнь. Он не знал, сколько лет таскал голову на своих плечах — собственный возраст был ему неведом, — но курчавая шерсть на ней уже начала белеть.

Четверо мужчин, пришедших из селения, трое из которых были настроены жестоко отомстить, отобрать ценные блага — женщин и деньги — и выкинуть отсюда цыган с помощью оружия, замерли, когда мелодия поднялась к звездам и разлетелась над зарослями. Даже животные — ягуары, змеи, сверчки и совы — замерли, чтобы послушать. Теперь Манинью понял, почему жабы-куруру, обладавшие тонким слухом, прекратили свое пение.

Чтобы продвинуться вперед, храбрецы осторожно замедлили шаг, прошли мимо повозок и увидели необыкновенную сцену. Там были исчезнувшие проститутки, все восемь — кто-то сидел, кто-то стоял замерев. У двух чужаков — Маурисиу и Мигела — в руках были невиданные в этих краях инструменты. Они играли для публики, состоявшей из проституток и цыган. Мария Жина плакала и смеялась, Жозеф красовался с серьгами в ушах и кольцами на пальцах, Бернарда сидела рядом с той бабкой всех ведьм, которая предсказала ей судьбу. Малена кормила грудью младенца, Алберту обнимал ее. И там же были все остальные — старики, молодые, дети. Двор царя вавилонского под полной луной.

Кто не замедлил шаг, так это Фадул Абдала, которого сопровождал Дуду Трамела — мальчишка хотел все увидеть сам, чтобы потом было о чем рассказать. Турок бежал, желая вовремя догнать драчунов. При звуке ломающихся веток от пенька отделился худой силуэт Короки. Она строго посмотрела на собравшихся и прижала палец к губам — ей повиновались. Фадул узнал скрипки.

Пьяный в стельку, Валериу Кашоррау сделал шаг вперед, жестом предложил остальным последовать его примеру, но никто его не поддержал. Он еще пытался схватиться за оружие, но Манинью вырвал его без особых усилий. И Доринду, увидев сидящую на земле Гуту, слушавшую с восторгом, хотел выкрикнуть ее имя, оскорбить ее грубой бранью и уже открыл было рот, но Турок зажал его огромной рукой. Ну и дела! Мулат Пержентину перекрестился. И ничего, кроме этого, не произошло.

Жозеф подошел сзади и присоединился к Маурисиу и Мигелу: он уже не казался царем, но походил на лесного бога. К сладчайшему звуку скрипок прибавилась божественная тайна флейты Пана. Цыганской ночью в Большой Засаде звучал чардаш.

Проезжая через селение, бакалавр Андраде-младший выказывает пессимизм относительно будущего Большой Засады

1

Как он обещал мулату Пержентину и как написал в записке, отправленной Бернарде, капитан Натариу да Фонсека утром спешился с лошади в Большой Засаде и чуть позже перебрался через реку, увидев расположившийся там цыганский табор. Как раз вовремя, чтобы помешать Жозефу окрутить Фадула и загнать ему красивого осла, который по виду очень тому приглянулся.

Фадул знал толк в золоте и украшениях — на то он и бродячий торговец, — но во вьючной скотине ничего не смыслил и предложил за животное ровно вдвое меньше той цены, какую запросил цыган в начале переговоров. Стоило понаблюдать за перипетиями этой сделки, насладиться разглагольствованиями и уловками двух этих хитрецов. Склоке конца было не видно. Каждый объявил себя жертвой корыстолюбия, жадности и вероломства противника. В пылу спора проскальзывали фразы на арабском и романи — если, конечно, эта цыганская шайка говорила действительно на романи, как рассказывал Фадулу многомудрый Фауд Каран, когда, будучи в кабаре в Итабуне, Турок поведал ему об этом случае. Сначала шумные вопли, протесты и обвинения, потом жалобное хныканье.

Жозеф, заявляя, что над ним издеваются и что его обирают, понемногу склонялся к тому, чтобы принять предложение торговца. Именно в этот момент приблизился капитан и все испортил. Пожав руку Фадулу и поприветствовав кивком цыган Маурисиу и Мигела, которые стояли невдалеке и охраняли животных, Натариу спросил:

— Ты покупаешь осла, кум Фадул?

— Как вам он, капитан?

— Надо взглянуть.

Он подошел к животному, похлопал его по крупу, открыл ему рот и осмотрел зубы под недоверчивым взглядом Жозефа.

— Ты что, хочешь выкинуть деньги на ветер, кум? Покупать осла пенсионного возраста? Ты совсем с ума сошел? Ты же не доктор Джеймс, который купил двух таких разом, считая, что совершает прибыльную сделку? — Капитан улыбнулся, вспомнив наивного вертопраха, который решил заняться сельским хозяйством и возделывать плантации.

— Пенсионного возраста? Как это? Ничего не понимаю. — Узнав капитана Натариу да Фонсеку, Жозеф, вместо того чтобы перечить ему, предпочел разыграть наивность: — Не знаю, о чем вообще идет речь.

Натариу не стал тратить время на ответ. Вместо этого Фадул, который — ясное дело — был оскорблен попыткой цыгана обвести его вокруг пальца, поднял шум, разозлился, раскричался. Жозеф не обратил на это внимания: турок не хуже его знал, что выдавать кота за кролика — неотъемлемая часть торговли животными.

— Если вам тот не нравится, выберите другого.

Поглядев на стадо, охраняемое Маурисиу и Мигелом, капитан, известный знаток ослов и лошадей, отсоветовал ему совершать какую-либо сделку. Достойным внимания ему показался лишь один жеребенок, способный в будущем стать неплохой верховой лошадью, но это Фадула не интересовало. Чтобы перевозить товары по ухабистой тропинке между Большой Засадой и Такарашем, Фадулу нужен был именно осел, сильный и здоровый.