Рядом с зоопарком - Юрий Бриль

— Ат-лично, Валериан, не правда ли? — Алик и Лилька танцевали близко друг к другу, чрезмерно близко.

— Да так…

— Ваня, не халтурь! — крикнул Алик. — Это только начало, — сообщил он Валерику, — потом еще не то будет. Когда Ваня разойдется — он бог!

И они снова потерялись из виду. Музыка неслась дальше, все закружилось, замельтешило в ней… Тут вспышка, взрывнее и ярче дискотечной, полоснула по небу, ухабистый гром вкатился диссонансом в скачущую мелодию, хотя диссонансов в музыке было предостаточно, и этот сбой показался в ней как будто даже предусмотренный расторопным Ваней, который тронул какую-то еще одну резервную ручку своего чудесного ящика. Несколько глоток зашлись в визге, шлепкий дождь сыпанул на головы танцующих. Сейчас разбегутся, с удовлетворением подумал Валерик. Ничуть не бывало! Музыка не прекратилась — танец тоже. Напротив, дождь подхлестнул танцующих.

— Молодежь не боится трудностей! — возвестил Ваня, перекрывая стихию и музыку. — Она доказывала это на фронтах ударных комсомольских строек КамАЗа и БАМа и доказывает здесь, на дискотеке.

Взвыло, загрохотало теперь уже непонятно где, в колонках или в небе, а скорее, и там, и там. Дождь хлестал с отчаянным, злым энтузиазмом. В минуту все вымокли до нитки, и бежать под укрытие уже не имело смысла. Под ногами сплошная лужа, но это никого не смущало. Ваня цокал каблуками под эстрадным колпаком, вопил в микрофон, кидался туда и сюда, крутился волчком, сматывал на кулак и рвал провода — гнал мелодию с оглушающей скоростью вперед, дергая и крутя ручки.

— Жми, Ва-ня-а! — ревели добровольные помощники.

— Аа! — взрывалась толпа.

— Валерик! — Лилька стояла перед ним растрепанная, с безумными глазами, на лице грязные разводы туши. — Подержи туфли.

«Что ты делаешь, опомнись!» — хотелось крикнуть Валерику, но он не крикнул, не сказал даже ничего, молча взял туфли.

Народу на площадке стало как будто меньше, но те, кто остался, старались так, словно бы наступили последние минуты жизни перед каким-нибудь всемирным потопом и потому надо спешить жить, показать, на что способен.

Валерика подтачивала смертельная обида на Лильку и Алика, однако к этому чувству примешивалась зависть и досада: люди, что собрались здесь, без предрассудков и живут не так скучно и зажато, как он.

Валерик не догадался зайти под навес, одежда отяжелела, куртка стояла колом… и туфли, Лилькины туфли!.. Выходит, он оруженосец! Санчо Панса. Как подло! Он решительно проталкивался к Лильке, к Алику. Его задевали локтями, наступали на ноги. Он шарахался меж танцующих, его не замечали, игнорировали…

Лилька хлюпала босыми ногами по луже.

— Ты! — крикнул Валерик. — Возьми свои галоши! Я не намерен!.. — бросил туфли под ноги.

Лилька непонимающе засмеялась.

Теперь-то можно было идти домой. Надо было… Но нет, он прижался спиной к барьеру, безучастно и пусто наблюдал за происходящим. Рядом под зонтиками стояли два оперативника, разговаривали.

— Это мне даже нравится.

— Пусть выкладываются, чтоб кулаки не чесались. Я давно заметил: если дискотека вялая, после нее обязательно драка.

Ваня снова проводил параллель с КамАЗом и БАМом, но слова его разбирались с трудом. Этого пустякового обстоятельства Ваня уже не замечал, он был в апогее своей славы, настал наконец его звездный час.

Пух! — над головами танцующих взорвался фонарь. Брызнули осколки. Визг.

Пух! — еще один. Пух! Пух! — еще два.

— Пора, я думаю, заканчивать мероприятие, — сказал один из оперативников, подойдя к Ване.

Музыка оборвалась на полуфразе, и дождь одновременно с музыкой тоже оборвался.

Кто выливал воду из туфель, кто выжимал одежду, Ваня с добровольными помощниками сматывал провода, упаковывал аппаратуру.

Алика и Лильки нигде не было. Валерик метнулся к выходу, надеясь встретить их там. По-деловому, как после рабочей смены из проходной, прошла толпа. Мелькнула Одуванчик, невзрачная Лилькина подруга. Кажется, не одна — с парнем. Прошли, протопали — и никого. Скорее всего, Лилька и Алик подались к центральным воротам, к троллейбусу. И он побежал через парк, пустынный уже и темный.

Перед самыми воротами, которые были хорошо освещены и смотрелись по-столичному белокаменно, Валерик приостановился, увидев попыхивающих сигаретами парней. Стоило, может, повернуть назад? Ведь неспроста же стоят. Но поворачивать назад — явная трусость. Сделав еще несколько несмелых шагов, узнал одного из компании, Али-Бабу. С ним уже была стычка. Давно, еще зимой, на катке.

В прошлом году Валерик часто ходил на каток. Вечером там было хорошо. Играла музыка, яркий свет прожекторов выделял из огромного сумеречного города счастливую полянку, на которой человек мог себя чувствовать вполне как птица, отдаваясь легкому окрыляющему скольжению… Однажды на катке Валерик встретил Симу из седьмого «В», судя по всему, она впервые встала на коньки. Не без волнения он подошел к ней и подал руку. Она протянула свою, мягкую в пушистой белой варежке. Он прокатил Симу по кругу, а потом еще и еще. И Сима улыбалась ему таинственно и многозначительно. Они катались вместе не меньше месяца, и однажды в буфете, когда они пили из бумажных стаканчиков кофе, она сказала:

— Валер, давай дружить.

— Давай, — задохнувшись от счастья и смущенья, не сразу ответил Валерик. Как это дружить, он представлял смутно. Они будут ходить на каток, он будет держать ее руку в своей, она будет ему улыбаться своей улыбкой, обнажая красивые с широкими просветами зубы. Так это уже было. Значит, будет еще что-то, чего не было и о чем он даже подумать не смеет.

Радужные перспективы померкли на следующий день массового катания. Появился этот самый Али-Баба, окруженный своей длинноволосой свитой. Он катил на высоких хоккейных с петушино-красными запятниками коньках, чуть расставив кривоватые ноги, полы его длинного со шлицей до пояса пальто едва не мели лед. Катил с изощренным щегольством, сунув руки в карманы, попыхивая прилипшим к нижней губе окурком. Резко затормозил около Валерика, обдал ледяной пылью.

— Еще раз с Симочкой увижу — ноги выдерну, спички вставлю.

Так нагло и грубо были попраны мечтания Валерика.

Только один раз, в субботу, он пропустил каток. В воскресенье, уже готовый отстоять свою честь и дружбу с Симой, делал широкие и уверенные виражи в центре круга… Но собранная по крупицам в отчаянном противоборстве с собой храбрость — не потребовалась. Он увидел Симу. Двое из свиты Али-Бабы, держа ее за руки, катили по льду, как королеву. Сам же Али-Баба скользил сбоку в некотором отдалении, зорко оберегая Симочку от возможных с чьей бы то ни было стороны притязаний.

Впрочем, Сима удостоила Валерика своей улыбкой, давая понять, что «дружба» не отменяется. Все равно ее поведение он расценивал как предательский удар в спину. Оправился от этого удара не скоро. Когда растаял на катке лед — растаяли обида и горечь, а вместо них пришли равнодушие и презрение к Симе. При встрече с ней он делал вид, что не знает, не знал ее никогда.

Али-Баба и его кодла стояли под фонарем в ярком свете, троллейбусная остановка была неподалеку и люди рядом, но это уже в темноте.

По опыту Валерик знал, лучше на них не смотреть, протрусить мимо, и все. Как ни в чем не бывало — тогда не обратят внимания, пропустят. Но он посмотрел на Али-Бабу, не выдержал, и взгляд его, наверно, был униженным, что сразу было уловлено и оценено соответствующим образом.

— Подь сюда, чумарик.

Валерик подошел, хотя по тому же своему опыту знал, что в таких случаях лучше делать вид, будто не расслышал, не понял.

— Где-то я тебя видел?

Валерик промолчал. Напоминать о знакомстве и обстоятельствах, при которых оно состоялось, было бы опрометчивым.

— Что-то мне не нравится твое лицо.

— А курточка ништяк! — сбоку подступил волосатик в майке, бородатые его кумиры на ней расплылись от дождя.

— Фирмовая!.. — кодла окружила Валерика плотным кольцом.

— «Левис»?

— Да не… обычный «Вранглер»… Красноуфимская, может быть. — Валерик с надеждой посмотрел в сторону троллейбусной остановки — там люди. Ему не видно, но им-то… Они, как зрители, в темноте, а он, как на сцене, освещен. Только спектакль их, наверно, не очень интересовал. Видели что-нибудь в этом роде… А оперативники, где они? Когда нужны, нет их…

— Не знает, чья. Значит, не его, — напирал тот, в майке.

Валерик молчал.

— Видно, что с чужого плеча.

— С кого снял, сука? — подступал вплотную Али-Баба.

— Ни с кого… Я поносить…

— Это моя курточка, — сказал тип в майке, — с меня снял. А мне без курточки х-холодно! — он согнулся в три погибели, руку положил на поясницу, прошелся на полусогнутых, — радикюль у меня, бо-лею я без курточки, — закхекал по-стариковски.