Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказывая эту историю, Лунин мял подбородок, точно не удовлетворялся его лепкой и хотел переделать по-своему.
— Чудовище! Самоед! — вскочил со стула Вадим Петрович. — Я вот ребят привел показать, а ты!..
— Рисунки не горят, как и рукописи, — как-то очень легко сказал Алик. Он стоял у стеллажа, перебирал, разглядывал листы.
— Правильно, — схватился за его слова Лунин. — Эти рисунки тут остались, — он хлопнул себя по лбу, — как опыт, да. В принципе, я одну вещь делаю, ради нее, ради конечного результата и работаю. А промежуточное — шелуха… Не жалко. Отбрасываю. Опыт, главное, суть, что ли, — остается. Варианты, бесконечные пробы — пусть! Но чем дальше, тем совершеннее, ближе к цели, ближе к сокровенному, единственному полотну! Я чувствую, уже близко, подойду!.. — Он говорил горячо, но взгляд его был тяжел.
— Это что у вас, Олег Палыч? — Алик потянул за угол лист, на котором заголовочными буквами было выведено: «Валентин Беспечный. Пора сенокоса».
— Обложка.
— А это эскизы к обложке? — Алик взвесил на руке пухлую папку. — Их тут больше сотни.
— Варианты.
— Тоже не взяли в издательстве?
— Почему обязательно?..
— Зачем тогда столько вариантов?
— Я так работаю.
— А сколько времени на это потратили?
— Месяца три, наверно.
— И что с этого имели?
— В смысле?..
— Сколько заплатили?
— Сто пятьдесят.
— Эти деньги, знаете, — Алик обвел глазами убогую мастерскую Лунина, — можно за одно мгновение…
Валерик заерзал на своем стуле, сейчас Алик начнет рассказывать, как именно зарабатывается сто пятьдесят за одно мгновение. Говорить Лунину о Чувякише было бы неуместным и оскорбительным… Но нет, Алик умел держаться со взрослыми и знал, кому что говорить.
— «Пора сенокоса» — наверняка туфта. Не стоит таких трудовых затрат, Олег Палыч. Да и получается, народ обманываете: нарисуете красивую обложку — кто-нибудь позарится, купит книжку, а читать нельзя. Я бы серое пятно изобразил — и все дела.
— Послушай, Олег, где у тебя Гофман? Покажи им. — Вадим Петрович покопался в груде книг, лежащих под столиком, извлек одну с яркой живописной обложкой. — Во! Диплом на международной выставке-ярмарке!
Закипел чайник, в рожке захлюпало. Вадим Петрович выдернул вилку из розетки. Лунин достал стаканы, мутные от касавшихся их пальцев, выпачканных в краске. Алик отказался от чая, Вадим Петрович и Валерик выпили по стакану.
— Хорошие у тебя ребята, — сказал Лунин Вадиму Петровичу, — только зачем ты им портишь жизнь?
— Как это порчу?
— Да вот думаю, принесет ли им наша профессия радость?
— Они будут удачливее нас.
— Дай-то бог!
Уже вечерело, когда вышли от Лунина. Освещенные угасающим солнцем здания были печально-розового цвета. Все еще повизгивали качели, механически раскачивалась девочка. Постояли перед аркой, словно бы не решаясь вынырнуть на простор магистральных улиц.
— Вы говорили, Лунин — талантище, — усмехнулся Алик.
— Ты же видел его работы, — резко сказал Вадим Петрович.
— В цвете неплохо, но тушь, я бы сказал, грязновата… Но я не об этом… Почему он так живет?.. убого.
— Как тебе объяснить?.. Видишь ли, это большая роскошь делать только то, что тебе хочется. За нее надо платить. Он ведь не идет на компромиссы. Ни с кем. И с собой, в первую очередь. Работает до одурения. Одичал… Конечно, нельзя так… в одиночку. Надо как-то помочь, вытянуть… Завтра соберу все его дипломы и пойду в Союз квартиру пробивать, сам он для себя палец о палец не ударит. — Вадим Петрович глянул на часы — ахнул: — Пора мне, братцы! Надо же, засиделись! Ну, пока, я побежал.
Когда ребята вышли из арки, щупленькой его фигурки уже не было видно.
— Грустно, Валериан, — приобнял Валерика за плечи Алик, — неужели и нас такое будущее ожидает?
— Тебя — нет. Ты будешь заслуженным, таким, как Снегирев, или поважнее.
— Возможно, Валериан, возможно… Только надежнее все-таки институт народного хозяйства… Жалко, конечно, и со студией завязывать… Послушай, а что если нам сегодня немного развеяться. Заслужили, наверно. Двинем в парчок на дискотеку, покувыркаемся… Как ты на это смотришь?
Глава восьмая
В ПАРКЕ
Дверь открыл отец Алика, морщинки вокруг глаз разбежались приветливыми лучиками.
— Проходите, молодые люди, проходите, прохо…
Валерик начал разуваться.
— Не надо, — попробовал остановить его Алик, — у нас принято ходить по коврам.
Валерик все равно снял туфли, поставил их ближе к стене, где дорожка кончалась. Стыдясь несвежих носков, пошел за Аликом через большую комнату, которая посверкивала хрусталем и дорогим фарфором. В комнате Алика обстановка была скромнее: письменный стол, диван, два стула, японская аппаратура.
— Как дела на ниве искусства? — заглянул отец Алика.
— Нормально, папаня, — Алик перерос отца на полголовы, глядел на него сверху вниз и, Валерику показалось, снисходительно.
— Ужинать будете?
— Торопимся, папаня, некогда.
Отец Алика достал из жилетного кармана связку ключей, хрустнул одним, сунув в замочек бара, достал банку сока манго, в несколько ловких взмахов открыл ее возникшим под рукой консервным ножом. Наполнил одну чашку, затем другую.
— Хоть этим подкрепитесь.
Алик выпил сок залпом. Валерик — не торопясь, смакуя каждую капельку.
В дверь позвонили, вернее сказать, проиграли — звонок у Алика был немецкий и при нажатии на кнопку проигрывал: «Ах, мой милый Августин!» Вошли ребята, ровесники Алика. «Ну, теперь дискотеку побоку», — уныло подумал Валерик.
— Это к отцу нумизматы, — успокоил его Алик.
Отец Алика снова побрякал связочкой ключей, хрустнул другим и, наверно, так пчеловод вынимает из улья соты, осторожно вынул из «стенки» плоский ящичек с ячейками, в каждой из которых хранилась старинная монетка, понес к столу. Надвинул на глаз линзу в черном окуляре и вместе с ребятами занялся углубленным рассматриванием монет.
Алик прикрыл дверь в свою комнату, щелкнул задвижкой.
— Я думаю, прикинуться надо. Ты как считаешь, Валериан? — Он подошел к дивану, резким движением поднял сиденье, которое, огрызнувшись коротким металлическим звуком, послушно встало на попа, — под сиденьем, на дне деревянного короба с прилавочной аккуратностью были разложены пакеты с джинсами, плотно свернутые черные кожи, кроссовки, какие-то тряпицы, похваляющиеся яркими лейблами. У Валерика дух захватило от такой пестроты. Он, как и Алик, спал на диване, но у него под диваном чахли в пыли иные вещи — вроде старой отцовской шляпы, маминых туфель без каблуков, закатившихся в разное время пуговиц.
— Как думаешь, будет здесь на «Жигуль»? — не без гордости поинтересовался Алик.
— Разве это все твое, не Ары?
— Да как сказать… — Один из пакетов Алик бросил Валерику. — Сходишь на дискотеку, только смотри аккуратней, товарный вид не попорть.
В пакете была курточка, видимо, та самая, которую он уже держал в руках.
Куртка упруго топорщилась, не желая прилегать к телу.
— Эх, в рукавах длинновата, — оглядел Алик друга, — но не беда, можно подвернуть. Штаны многие подворачивают.
Сам он надел кожаную куртку, и это сразу сделало его взрослее и солиднее. Валерик подумал, что его курточка, должно быть, не так уж модна, гораздо моднее теперь кожаная или с вельветом на локтях, как у Абалкина.
Проходя мимо отца, сосредоточившегося на золотом динаре, Алик нагнулся, чмокнул его в голову, в то место, где волос не было, а гладко розовела просторная полянка лысины.
— Немного подышим кислородом.
— Дверь захлопните, — отвечал, не оборачиваясь, отец Алика.
Трамвайная остановка была рядом, напротив комиссионки. Пока не подошел редкий двадцать пятый номер, наблюдали за дверями магазина, которые не успевали как следует прихлопнуться — столько сквозь них проходило народу.
Прямо к дверям подкатили парни на такси.
— Доноры, — сказал про них Алик, — кожу сдавать приехали.
Действительно, из большой желтой сумки высовывался пояс кожаного пальто.
С Аликом было интересно. Он собирался получить паспорт в ноябре, однако и сейчас знал в жизни побольше иного взрослого. Валерику паспорт светил не скоро, через полтора года.
Рядом с комиссионкой стоял двухэтажный дом, выходящий на улицу широкими окнами, — это были мастерские художников. Одно из окон вспыхнуло сваркой.
— Малкин творит, — сказал Алик. — Ты знаешь, он здорово пошел в гору.
— Слышал, — сказал Валериан, думая, что гора, в которую идет Малкин, должно быть, очень высокая, вроде Эвереста.
Алик рассказывал о Малкине. Конечно, этот человек был незаурядным. Он умел из металла гнуть, лить, выдавливать любые формы. И керамикой занимался. Изобретал новые, никем не опробованные технологии. Алик заходил с Вадимом Петровичем к нему, видел, как он долбил в ступке цветные камни и бутылочные стекла. Мазал керамическую основу эпоксидной смолой, поливал одному ему ведомыми соусами; совал в печь. И снова мазал, и снова поливал. Обычно выпеченный таким образом пирог он как-нибудь оригинально называл — и изделие было нарасхват. Частенько он работал в противогазе, а художники, которые творили с ним по соседству, имея под рукой только холст и краски, жаловались на него. От газов и шума не было никакого спасения.
- Там, вдали, за рекой - Юрий Коринец - Детская проза
- Динка прощается с детством - Валентина Осеева - Детская проза
- Семь с половиной крокодильских улыбок - Мария Бершадская - Детская проза
- Рецепт волшебного дня - Мария Бершадская - Детская проза
- Федя из подплава - Лев Абрамович Кассиль - Разное / Детская проза / О войне / Советская классическая проза
- Осторожно, день рождения! - Мария Бершадская - Детская проза
- Магия любви. Самая большая книга романов для девочек (сборник) - Дарья Лаврова - Детская проза
- Маленький ослик Марии. Бегство в Египет - Гунхильд Селин - Детская проза / Религиоведение
- Рыцарь - Катерина Грачёва - Детская проза
- День рождения - Магда Сабо - Детская проза