Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Евгений Абросимов

В качестве корреспондента этой газеты Вилкомир с начала Великой Отечественной войны находился на фронте, летал на боевых самолетах, где исполнял обязанности стрелка-радиста, входил в состав танковых экипажей. Воевал сначала на Волховском, затем на Южном фронтах.

19 июля 1942 года старший политрук Леонид Вилкомир погиб при выполнении боевого задания: штурмовик, на котором он летал, был сбит у станицы Ермаковская под Новочеркасском.

49. Вдохновение

Пришло оно.Свободно и покорноЛожатся строчки…Так растет листва,Так дышит соловей,Так звуки льет валторна,Так бьют ключи,Так стынет синева.Его огонь и силу торопитесьВложить в дела.Когда оно уйдет,Почувствуешь, что ты —Ослепший живописец,Оглохший музыкант,Низвергнутый пилот.

1934. Москва

50. «Жизнь моя не повторится дважды…»

Жизнь моя не повторится дважды.Жизнь не песня, чтобы снова спетьТак или иначе, но однаждыМне придется тоже умереть.

Как бы я ни прожил свои годы,Я прошу у жизни: подариВкус воды и запах непогоды,Цвет звезды и первый взлет зари.

Пусть и счастье не проходит мимо,Не жалея самых светлых чувств.Если смерть и впрямь неотвратима,Как я жить и думать разучусь?

1935. Москва

51. «Чуть-чуть недоспать…»

Чуть-чуть недоспать,Чуть-чуть недоесть,Но чтобы в руках гудело.Это самое что ни на естьМое настоящее дело.

Как радостно видетьГотовый пролет,Первой вагранки литьеИ чувствовать, что ежедневно растетНастоящее дело мое!

1936. Нижний Тагил

52. Бессмертие

Мы ели хлеб и пили воду.Не до веселья было нам.Мы покоряли непогоду,Считая годы по зубам.

Я сохраню былую ярость,Войдя к потомкам поутру.У них, как памятник, состарюсь,Как память, сдам, но не умру.

1936

53. Наше время

Мы жаркою беседой согревались,Мы папиросным дымом одевалисьИ у «буржуйки» сиживали так.Покой до боли был невероятен,А дым отечества и сладок и приятен,Окутавший наш проливной барак.

Он сбит в осенней непогоде вязкойС обычной романтической завязкой:В лесу, в дождях, в надежде и дыму.Я потому об этом вспоминаю,Что лучшего я времени не знаюПо силе чувства, равному ему.

Какое это было время, дети!Мы жили в тьме и вместе с тем на свете,На холоде у яростных костров.Мы спали под открытым небом, в доме,В кабине экскаватора и громеНеугомонных наших тракторов.

Мы по утрам хлебали суп из сечки,Приветливо дымящийся на печке,И были этим сыты до зари.Мы думали о вредности излишеств,Роскошнее не ведали из пиршеств,Как с чаем подслащенным сухари.

Когда фундамент первый заложили,От счастья замерли, а, впрочем, жилиНевероятно гордые собой.Мы день кончали песней, как молитвой,Работу нашу называли битвой.И вправду, разве это был не бой?!

Я не могу вам передать эпохи,Нужны не те слова, а эти плохи,Я лучше случай расскажу один.Пришел сентябрь – в округе первый медник.Надел он свой протравленный передник,В его руках паяльник заходил.

Уже леса покрылись медным цветом,Последняя гроза прощалась с летом,Стремительнее двигалась вода,А тут еще нагрянул дождь-подстёга.Рекою стала главная дорога.Так с непогодой к нам пришла беда.

Вода в плотину бешено вгрызалась,Всю вражескую ненависть, казалось,Она в себя вобрала в эту ночь.Как мы тогда стремительно бежали,Как выросли в ту ночь и возмужали,Готовые погибнуть, но помочь!

К утру, измотанные трудным боем,Мы поняли, что мы чего-то стоим.Мы вышли победителем ее.Белье сухое показалось негой,А дом из досок – сладостным ночлегом,Геройской славой – наше бытие.

1937

54.«Здравствуй, шумный вокзал…»

Здравствуй, шумный вокзал,Бескорыстный и опытный маклерПо свиданьям, разлукамИ бракоразводным делам.Мы привыкли давно,Что в любительском нашем спектаклеТы и горе и радостьСо всеми делил пополам.

К сожалению, ты –Мой единственный друг и указчик,Все надежды моиПоверяю тебе одному,Как в затвор, захожуВ деревянный трясущийся ящикИ, как пуля, готовПролетать в паровозном дыму.

Только часто бываетВ движении этом осечка, –На ходу холостомПроносил меня поезд поройСквозь свистящее время,Чрез глубоко заснувшую речку,Сквозь людей и лесовУдивительно сомкнутый строй.

Пусть осечка вчера.Поезд сызнова мною заряжен.Загудит паровозИ я знаю, что в этом годуЯ сквозь дуло вагоновПройду оглушительно-страшен,Выбью сердце врагаИ у дружеских ног упаду.

1938. Москва

55. Море

1. «Лежало море. Я стоял пред ним…»

Лежало море. Я стоял пред ним,Как только что родившийся. МладенцемЯ был скорей, чем юношей худым,Омытый ветром и одетый в дым,И вытертый зарей, как полотенцем.

Соленые я губы целовал,Взволнованное тело моря трогал,Взлетал на гребне и нырял в провал.Но час настал, прошел за валом вал,Я вновь остался за его порогом.

На берегу я посмотрел туда,Где ширь манила и звала напевность.Теперь там стыла попросту вода,Прозрачная иль мутная всегда,Привычная морская повседневность.

2. «Я с берега люблю смотреть на волны…»

Я с берега люблю смотреть на волныИ примечать, как ветер или буряСтарательно укачивают море,Как малое капризное дитя,Чтобы оно заснуло, чтоб оноЗабылось, успокоилось, застыло.Но нет, оно не засыпает вовсе,И ветер только подымает ярость,Рождает силу, вызывает злобу,И море вырастает на глазах.Оно уже не слабенький ребенокИ даже не подросток босоногий,А воин, приготовившийся к бою,Что смело наступает на врагов.Они стоят, утесы и уступы,Удивлены стремительной атакой,А я гляжу за истинным и грознымЕдиноборством моря и скалы.Вот так и мне б, когда усталость клонитКо сну, к благоразумию, к покою,Вскипеть и взволноваться и, воспрянув,Пойти на новый, трудный и счастливый,А может статься, и на смертный бой!

1940. Батуми

56. «По тебе давно тоскую…»

По тебе давно тоскую,О судьбе твоей пекусь,Потерять тебя рискую,Полюбить тебя учусь.

Дочь владимирской слободки,Внучка выплаканных лет,Громкий первенец молодки,Вся в мамашу — спору нет.

Никому я так не верю,Как тебе. В любой глушиБыстрым взором я измерюГлубину твоей души.

Никого я так не знаю,Как тебя. И в грозный часВражья пуля нарезнаяРазлучить не сможет нас.

Скован я с тобой на годыДетством, верностью, судьбой,В год военной непогодыПовстречались мы с тобой.

1940. Владимир

57. «Я еду по русской равнине. На ней…»