Во времена Нефертити - Милица Эдвиновна Матье

достаточно просты: деревянные гребни, глиняная посуда, правда, порою хорошей формы и прекрасно расписанная, — вот обычная утварь, находимая в домах поселка.

Раскопки дали интереснейший материал и о верованиях работников некрополя. Разумеется, поклонение Атону стало для них обязательным. Но вместе с тем они сохранили и культы, принесенные из старого фиванского поселения. Слишком прочны были привитые поколениями привычки — со всеми личными бедами обращаться к более близким народным божествам. От укусов скорпионов и змей самой верной защитой считался по-прежнему божественный младенец, «спаситель» Шеду: мы видим его на небольших стелах в поселке строителей ахетатонского некрополя. Это мальчик с локоном у виска, держащий посох и лук; перед ним всегда лежит пронзенный двумя стрелами скорпион. В одном случае против Шеду стоит Исида, древняя богиня-мать, покровительница детей и матерей, с именем которой связывалось много народных легенд. Она и на этой стеле протягивает младенцу «спасителю» иероглиф жизни анх, как бы даруя ему жизнь. Между ними — опять убитый скорпион.

Как все египтянки, женщины поселка особенно почитали богиню Таурт — «Великую», покровительницу беременных, помощницу в родах. На стенах домов встречаются изображения и популярного народного божка — мохнатого, похожего на обезьяну Бэса: считалось, что прыжками и гримасами он отгоняет злых духов.

Были найдены в поселке глиняные фигурки кобр, очевидно, воспроизводившие страшную богиню фиванского некрополя, грозную хозяйку самой высокой из окружавших его гор — Вершины Запада. Это была богиня смерти, о чем свидетельствовало само ее имя Мерит-сегер — «Любящая безмолвие». Жители фиванского поселка считали, что она в образе кобры живет на своей вершине и посылает людям за их грехи тяжелую кару — слепоту, профессиональное заболевание работников некрополя, трудившихся в плохо освещенных, полных известняковой пыли помещениях будущих гробниц. Эти верования, надо полагать, были перенесены в Ахетатон.

Можно представить, как, кончив дневную работу, накормив семью, женщины поднимались на крышу и здесь, при свете луны или в безлунные ночи, при мерцающем огоньке светильника, рассказывали детям и внукам о покинутом поселке в фиванских горах, об огромных гробницах, высекавшихся их отцами и дедами. Дети узнавали о торжественных процессиях со статуями богов, которых носили по некрополю, о знаменитом празднике, когда вечером ко всем гробницам приходили родственники погребенных, зажигали огонь, приносили жертвы их духам, сами принимали участие в поминальной трапезе. Весь некрополь тогда сиял огнями, играли арфы, пелись гимны.

С такими рассказами неизбежно передавались юным поклонникам Атона старые верования, и не удивительно, хотя утром и вечером в поселке звучали гимны новому богу, во всех трудных случаях и взрослые и дети молились прежним богам. Этих же богов живописцы поселка изображали на стелах, а скульпторы лепили их фигурки из глины.

В Фивах жители поселка устраивали свои гробницы недалеко от стен поселения. На новом месте сделать этого не удалось: камень здесь не годился на то, чтобы вырубить в нем усыпальницы. Их пришлось делать дальше, за склоном, но молельни строили все же около поселка.

Перед молельней обычно был наружный дворик, который или обносили низкой кирпичной оградой, или просто отмечали его края рядом камней. За ним находился внутренний двор. Вдоль его стен стояли кирпичные скамьи для приходящих родственников, а иногда здесь были и легкие портики. В молельню — небольшую прямоугольную комнату — поднимались по нескольким ступеням. В задней стене молельни устраивали ниши с алтарями для жертв, а перед каждой нишей возводили невысокие приступки и ставили каменную подставку для сосуда с жертвами. Молельня, стены и входы внутренних дворов белились, а колонны и карнизы ярко раскрашивались. Внутри помещение было расписано, но от этих росписей сохранилось очень немного. Только в одном случае видно, что на потолке были виноградные лозы, легко и свободно изгибавшиеся, со зрелыми гроздьями и большими листьями. По верху стен шел обычный египетский карниз желтого цвета с белым валиком, ниже — фриз из лепестков голубого лотоса, затем — полоса красных и желтых пятен и, наконец, — шашечный орнамент красного и синего цветов с черным контуром.

В одной из молелен обнаружена небольшая стела. На ее лицевой стороне — два пояса изображений. В верхнем, главном, яркими красками написаны фигуры Шеду, Исиды и убитый скорпион. В нижнем — коленопреклоненный человек по имени Птахмаи молится перед двумя жертвенниками, полными даров. Надписи содержат молитвы, обращенные к обоим божествам. На боковых плоскостях стелы имеются рельефы. В их верхних частях даны почти одинаковые сцены: Птахмаи сидит и протягивает чашу стоящей перед ним жене, наливающей ему вино из небольшого сосуда; свободные руки обеих фигур соединяются в ласковом пожатии. В одном из нижних поясов — сын Птахмаи и три его дочери несут дары, в другом — две дочери Птахмаи играют на лютнях, при этом одна из них нагая еще и пляшет, запрокинув голову.

Этот скромный памятник крайне интересен в разных отношениях. На нем ярко отразилось смешение различных верований, характерное для жителей поселка (а может быть, и вообще для части рядовых обитателей Ахетатона, в домах которых также встречаются изображения древних божеств). Птахмаи, названный «хвалимый Атоном», поклоняется старым богам, но в то же время стела очень близка к рельефам гробниц знати и фараона. Идентичны контуры и пропорции фигур (в частности, формы голов Шеду и царевен), так же свободно развеваются ленты, так же низко подпоясано одеяние Шеду, оставляя живот обнаженным. Особенно важна новая трактовка центральной группы. Раньше умерший, принимающий подношения, изображался сидящим перед жертвенником, по другую сторону которого стояли родные и либо поднимали руку в молитвенном жесте, либо протягивали ему цветок. А на стеле жена наливает ему вино в чашу — совсем так, как Нефертити в беседке на рельефе гробницы Мерира. Вместо обряда заупокойного культа перед нами семейная группа, полная чувства взаимной любви, переданного в Ахетатоне во многих аналогичных композициях. Весь памятник полностью принадлежит к новому этапу в искусстве и служит ярким доказательством того, как глубоко осмыслили мастера некрополя открывшиеся перед ними новые творческие пути.

Однако дальнейшему развитию искусства Ахетатона внезапно пришел конец.

Наследие Ахетатона

Эхнатон правил семнадцать лет. Пока еще не удается осветить с достаточной ясностью годы коротких правлений его преемников, судьбы их и других близких фараону людей. До сих пор многое не разгадано.

Мы не знаем, когда и от чего умерли и где были погребены Эхнатон и Сменхкара; специалисты все еще спорят, кому из этих фараонов принадлежит мумия, найденная в загадочной фиванской гробнице, о которой нам еще придется говорить. Мы ничего не знаем и о том, когда и от