Во времена Нефертити - Милица Эдвиновна Матье

ее, не обследовав, тоже было нельзя: она могла рассыпаться. Выход был найден: принесли узкую доску и положили ее рядом с дверью. Масперо, окинув взглядом присутствующих, предложил самому худощавому из них, американскому художнику Джозефу Смиту, проползти по доске и, осмотрев дверь, сделать ее зарисовку.

В своих записках Смит рассказывает, с каким трудом он выполнил это поручение: он лежал на узкой доске так, что затылок касался потолка, а лицо было почти прижато к двери, причем дышать было трудно из-за потянувшегося изнутри гробницы душного потока застоявшегося воздуха. Тем не менее Смиту удалось зарисовать при свете факелов вытисненный на золоте рельеф — царицу, поклоняющуюся Атону, и даже скопировать картуш с именем царицы. Когда художник сполз с доски и показал свой рисунок Масперо, тот прочел иероглифы — это оказалось имя царицы Тии!

Масперо попросил Смита опять забраться на доску и попытаться проникнуть до конца коридора. Смиту удалось сделать и это. За коридором оказался вход, на этот раз незамурованный, в квадратную комнату. На ее стенах не было ни росписей, ни рельефов. К стене, противоположной входу, были прислонены какие-то большие деревянные предметы, покрытые листовым золотом, как и лежавшая в проходе дверь. Очевидно, это были части балдахина, обычно воздвигавшегося над саркофагом. На одной из них можно было различить фигуру царицы, стоявшей позади уничтоженной, точно вырубленной топором, другой фигуры. Потолок комнаты был в трещинах, и большие куски камня, обвалившиеся в течение веков, лежали на полу вперемешку с обломками деревянного ложа, на котором когда-то стоял саркофаг. Теперь же он находился на полу и был частично открыт с одного бока, так что была видна мумия. Над ним, в небольшой нише, стояли четыре алебастровые канопы.

Дальнейшее детальное обследование гробницы показало следующее: саркофаг был обычного для конца XVIII династии типа, воспроизводившего очертания обернутого в пелены тела. Он был сделан из дерева, покрыт листовым золотом и инкрустирован мелкими кусочками красного, зеленого и синего стекла. Голову украшал короткий, «нубийский», парик, носившийся во времена Эхнатона и его преемников и мужчинами и женщинами. На локонах, выточенных из эбенового дерева, была золотая фольга, надо лбом укреплен бронзовый позолоченный урей с именами Атона поздней формы. Лицо саркофага было покрыто, как маской, листовым золотом, глаза инкрустированы. Руки, скрещенные на груди, некогда держали атрибуты царской власти — жезл и плеть, от которых сохранилась только часть плети. К сожалению, саркофаг был в очень плохом состоянии: доски разошлись, дерево сгнило от воды, проникавшей через трещину в потолке, инкрустации выпали. Имелись повреждения и иного происхождения — золото лица было сорвано так, что уцелел только лоб с одной бровью и глазом. Листы золота, некогда укрепленные на внутренней стороне крышки саркофага, упали на мумию.

Погребенный человек был небольшого роста. Левая рука его лежала на груди, правая была вытянута вдоль тела. На обеих руках было по три золотых браслета со вставками из цветного стекла; на шее — большое ожерелье с золотыми подвесками, инкрустированными самоцветами, с застежками в виде золотых цветов лотоса с лазуритовыми лепестками.

Мумия при первом прикосновении рассыпалась, и от нее остались только кости.

Еще в первый день открытия Масперо сказал, что имя человека, которому принадлежала гробница, может оказаться сюрпризом. Все последующее показало, что Масперо был более прав, чем он, вероятно, сам предполагал: открытие это принесло не один сюрприз, вызвало ряд гипотез, большую литературу, и египтологи так и не пришли к единодушному ответу.

К сожалению, раскопки велись торопливо и без соблюдения необходимых археологических требований. Научному руководителю приходилось считаться с нетерпением дилетанта, финансировавшего экспедицию и чувствовавшего себя хозяином до такой степени, что целый ряд найденных предметов он просто дарил своим знакомым как «сувениры». Отсутствие точной фиксации процесса раскопок и подробного описания всех находок отчасти объясняет последовавшую затем разноречивость мнений ученых.

Что же дало изучение этой гробницы, получившей официально номер KV55 среди усыпальниц Долины царей и неофициальное название «гробницы царицы Тии»? Надписи на балдахине показали, что он был заказан Эхнатоном для матери, царицы Тии, и, очевидно, предназначался для ее погребения. Судя по тому, что имена Атона даны здесь в поздней форме, балдахин был сделан во второй половине правления Эхнатона. На нем изображены сцены почитания Атона — на узких сторонах диску поклоняется одна Тия, на сохранившейся боковой стороне между диском и Тией, вероятно, стоял Эхнатон, фигура которого впоследствии была уничтожена, так же как и его имена.

Анализ костей показал, что мумия принадлежала мужчине не старше двадцати пяти лет. В то же время особенности декора саркофага указывали, что он был сделан для женщины высокого социального положения, но не царицы. Об этом говорило не только то, что урей и бородка были добавлены позже, но главным образом надписи, поскольку удалось установить, что грамматические указания на женский род были впоследствии заменены мужскими, но, однако, не везде.

Канопы имели крышки в виде человеческих голов в таких же уборах, как и на саркофаге. Алебастровые уреи на этих головах были тоже приделаны позже, а надписи на самих канопах начисто выскоблены.

Большинство исследователей склоняется к тому, что в саркофаге найдена мумия Сменхкары. Другие считают, что здесь была погребена мумия Эхнатона, тайно привезенная его сторонниками из Ахетатона и спрятанная от поругания и уничтожения. Думается, что первое предположение более вероятно. Предположение же о принадлежности мумии Эхнатону приводит к таким сложным объяснениям, к тому же основанным только на догадках, которые кажутся, скорее, подходящими для романа, чем для истории.

Впрочем, каков бы ни был ответ на вопрос, кто хозяин гробницы KV55, он не исчерпает всех ее загадок — например, находки в ней балдахина царицы Тии, уничтожение на этом балдахине фигуры и имен Эхнатона, равно и золотого лица саркофага[19].

К счастью, удалось ответить на второй из двух главных вопросов, связанных с гробницей, — для кого был приготовлен саркофаг. Кто была та женщина, чье прелестное лицо с таким мастерством запечатлел на четырех крышках каноп неизвестный скульптор?

Пожалуй, среди египетских скульптур нет ни одной, которая получала бы столько атрибуций. За истекшие со дня открытия гробницы годы лица на канопах считались портретами то царицы Тии, то самого Эхнатона, то одной из двух старших царевен. Даже как-то странно, что исследователи ограничиваются таким поверхностным сравнением этих лиц с портретами перечисленных членов семьи Эхнатона. А ведь лица с каноп обладают рядом очень характерных черт — мы видим тонкий нос с легкой горбинкой, пухлые губы небольшого рта, миндалевидные глаза.

Мы уже говорили, что мастера Ахетатона с большой