Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

— Немножко. Самую капельку. Не переживай, я выдержу, — она чуть отстранилась от него и стала тереть ладошками лицо, как будто вытирая слезы, которые и без того уже высохли. — Если ты кому-нибудь расскажешь, что видел меня плачущей, я тебя убью.

Штефан подумал, что им, пожалуй, до этого уже не дожить, но заставил себя улыбнуться и сказал:

— То же самое касается и тебя, если ты кому-нибудь расскажешь, что я попался на удочку этого Висслера.

Они оба засмеялись, но совсем не так, как во всех тех книгах, в которых были описаны подобные ситуации. Это был вовсе не тот смех, который разряжает обстановку. Им от этого не стало легче на душе, и напряжение не исчезло, а, наоборот, только появился неприятный осадок.

— Кто он, по-твоему, на самом деле? — спросила Ребекка через некоторое время.

— Висслер? — Штефан пожал плечами. — Понятия не имею. Я могу лишь тебе сказать, кем он не является. Он вовсе не безобидный проводник, и он не австриец, а американец.

— Откуда ты это знаешь?

Штефан засмеялся, на этот раз искренне.

— А ты помнишь, что он сказал нам о Баркове? Что тот чокнутый, как сортирная крыса. Австрийцы так не говорят. Да и немцы тоже. Это — типично американское выражение. Можешь мне поверить. Я встречал его как минимум в двадцати романах Стивена Кинга.

Ребекка осталась серьезной.

— Тогда он из ЦРУ, — предположила она.

— Это еще неизвестно, — сказал Штефан. — Его мог прислать сюда кто угодно. Например, русские. Или какая-нибудь мафия. Да мало ли! А может быть, он всего лишь какой-нибудь мелкий наемный убийца, который подыскал себе двух подходящих остолопов, чтобы те привели его к Баркову.

— Ваши слова весьма далеки от истины, — раздался позади них голос Висслера. — Однако в одном вы правы: без вас я не смог бы подобраться к Баркову. Кстати, вы разговариваете слишком громко. Будьте поосторожнее.

Штефан посмотрел на него с ненавистью, но Висслер только рассмеялся:

— Вы и в самом деле обратили внимание на это выражение про крысу? Удивительно. Как ни осторожничай, а все равно на чем-нибудь попадешься.

— Так вы и в самом деле… — Ребекка посмотрела на него вопросительно.

— Кто, американец? — Висслер покачал головой, снова засмеялся и добавил на чистейшем австрийском диалекте немецкого языка:

— Я, ваша милость, стопроцентный венский парень.

— А я — царица Сиама, — презрительно сказала Ребекка.

— Чем меньше вы знаете, тем лучше для вас. — Теперь Висслер говорил серьезно.

Ребекка фыркнула.

— Да ладно, хватит! Зачем вам водить нас за нос? Вы ведь нас все равно убьете. А если не вы, то русские.

— Вы меня разочаровываете, — сказал Висслер. — Если бы я хотел вас убить, зачем мне нужно было так напрягаться?

— То есть?

— Я просто мог бы оставить вас там, в доме, — пояснил Висслер. — Тогда вы были бы сейчас уже либо мертвы, либо искренне жалели бы, что до сих пор еще живы.

Ребекка ничего не ответила, однако Штефан заметил, что она слегка вздрогнула, и это вызвало у него приступ гнева. Он резко повернулся к Висслеру и спросил:

— Вам что, доставляет удовольствие пугать мою жену, господин негодяй?

Штефан почувствовал, что в его душе происходит что-то такое, против чего он был бессилен и чему он и не хотел сопротивляться. Его гнев вдруг трансформировался в неистовое бешенство. Он схватил Висслера за куртку, хорошенько встряхнул его и заорал:

— Вы подвергли нас обоих смертельной опасности! Мы погибнем из-за вас, свинья! Вы нас просто использовали и вам глубоко наплевать, выберемся мы отсюда или нет! Вы — проклятая, отвратительная и грязная свинья! Вы…

Его голос перешел в визг, и он вдруг замолчал. У него просто не хватало подходящих слов. Ни одно ругательство не казалось ему достаточно грязным, ни одно оскорбление — достаточно обидным, и ни одна непристойность — достаточно сальной, чтобы выразить то, что он испытывал сейчас к Висслеру.

Он стал трясти Висслера еще сильнее, однако этого ему показалось мало, и он попытался его избить. Висслер легко мог бы защититься от этих ударов, но ограничился тем, что стал от них просто уворачиваться.

Наконец один из ударов достиг цели. Однако при этом стало больно и самому Штефану, причем очень больно. Ему показалось, что костяшки его пальцев ударились о стену. Висслер, зашатавшись, отступил на шаг. Когда Штефан снова бросился к нему и замахнулся еще для одного удара, Висслер по-прежнему даже и не пытался защищаться.

Но удара так и не последовало. Силы вдруг начали стремительно покидать Штефана, а вместе с ними так же стремительно угасал и его гнев. Произошло то же самое, что и с их недавним смехом: от этой короткой, но неистовой вспышки чувств и энергии ему вовсе не стало легче — она всего лишь морально и физически обессилила его. Он почувствовал себя опустошенным и вялым.

— Ну что, теперь полегчало? — спокойно спросил Висслер.

— Да, — соврал Штефан.

У него не было никаких сил смотреть в глаза Висслеру, а потому он резко развернулся, отошел от него и снова присел возле Ребекки.

— Прекрасно! — воскликнул Висслер.

Он подошел ближе. Его губа была разбита Штефаном и кровоточила, но Висслер даже не пытался вытереть кровь.

— Теперь, когда вы немного разрядились, мы, пожалуй, можем поговорить и о более важных вещах, — проговорил он.

Штефан молча уставился на свою руку. Две костяшки его пальцев были разбиты, и вся ладонь пульсировала. Он пошевелил пальцами — стало больно.

— Ах да! — Висслер вздохнул. — Вы будете дуться еще целых полчаса или хватит десяти минут?

— Мы не разговариваем с убийцами, — сказала Ребекка.

— Неужели? — Висслер засмеялся. Он опустился рядом с ними на корточки и уперся ладонями в бедра. — Но вы же разговаривали с одним из них всего лишь полчаса назад. Насколько я помню, вы потратили целую кучу денег и пошли на огромный риск — и все ради того, чтобы с ним поговорить.

— Это совсем другое дело!

— Да? — удивленно произнес Висслер. — Почему другое-то? В чем разница между мной и Барковым, не считая того, что он отправил на тот свет как минимум в сто раз больше людей, чем я? В том, что он прикрывался своей преданностью каким-то там «принципам» и тому, во что он верил? Я — убийца, а он — только жертва, да? Бедная, невинная игрушка в чужих руках. Знаете, как это все называется? Куча дерьма. Этот тип был всего лишь взбесившимся псом!

Ребекка, промолчав, пристально посмотрела на Висслера, а тот, ничуть не смущаясь, продолжал:

— Что, по-вашему, дает вам право меня осуждать, а его — нет? Только то, что я использовал вас, чтобы добраться до него? Барков должен был умереть. Он был настоящим чудовищем. Психопатом, который испытывал удовольствие, убивая.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});