Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

Штефан, инстинктивно подняв руки, замер, но тут же подумал, что, вероятно, это было самым неправильным из того, что он мог бы сейчас сделать: при таких обстоятельствах уж лучше получить очередь из автомата в спину, чем попасть в руки русским живым. Штефан напряженно соображал, как же ему следует поступить. Пожалуй, он еще поборется — если уж не за жизнь, то по крайней мере за более легкую смерть.

Русский медленно приближался. Он явно нервничал. Его палец был на спусковом крючке, а глаза лихорадочно зыркали по сторонам. Возможно, он боялся какого-то подвоха.

Штефан еще больше испугался, увидев, каким юным был этот парень — лет двадцати, не больше. Когда Барков «дезертировал» вместе со своим подразделением, этот солдат был еще совсем ребенком.

Осознание этого толкнуло Штефана на отчаянный поступок. Он подождал, пока солдатик не подойдет ближе, и затем, резко отклонившись в сторону, схватил ствол автомата и дернул его изо всех сил на себя. Хотя ему не удалось вырвать автомат из рук солдата, тот, едва не потеряв равновесие, сильно наклонился вперед. При этом он не только не выпустил автомат, но, наоборот, нажал на спусковой крючок. Из ствола вырвалось оранжевое пламя, и он тут же стал горячим, раскаляясь с каждым мгновением все больше.

Штефан, вскрикнув от боли, все-таки не выпустил ствол и, удерживая его мертвой хваткой, попытался отвести оружие как можно дальше от себя. Затем он, согнув ноги в коленях, рывком попытался направить автомат в лицо юноше.

Однако Штефан явно недооценил своего противника. Хотя солдат был вдвое моложе Штефана, у него была более быстрая реакция и действовал он с уверенностью натренированного бойца. Отпустив свое оружие, он левой рукой схватил противника под колено и, помогая себе другой рукой, высоко поднял Штефана, а затем с ужасной силой бросил его наземь.

От удара о землю у Штефана так перехватило дыхание, что он не смог даже и вскрикнуть. Он почувствовал в затылке тупую боль, от которой едва не потерял сознание. Перед его глазами поплыли круги, и, когда он попытался встать, у него ничего не получилось. Он увидел, что над ним нависает гигантский и грозный силуэт его противника — белый призрак, который намеревался его прикончить. «Ну вот и все», — отрешенно подумал Штефан.

Но тут — лишь краем глаза — он увидел еще одну, более темную фигуру. Этот человек беззвучно бросился к русскому, обхватил его сзади руками и одновременно саданул ему коленом по почкам. Русский юноша вскрикнул от боли, уронил оружие и опустился на колени. Висслер — а это был он — левой рукой схватил его снизу за подбородок, а правой рукой с широко растопыренными пальцами обхватил его лоб. Затем одним резким и сильным движением он крутанул голову солдата вокруг ее оси. Штефан в ужасе закрыл глаза. Он в своей жизни видел достаточно много фильмов о восточных единоборствах, чтобы понять, что означает раздавшийся сухой хруст.

Висслер отшвырнул труп русского в сторону и присел на корточки возле Штефана.

— Все в порядке? — спросил он. — Или вы ранены?

— Думаю, что… нет, — прошептал Штефан. — Где… где Бекки?

— Тут, рядом, — Висслер придвинулся ближе, подхватил Штефана под мышки и с легкостью поставил его на ноги. Чувствовалось, что у австрийца буквально стальные мускулы. — С ней все в порядке. Пойдемте!

Штефан высвободился из рук австрийца и каким-то чудом сумел устоять на ногах. Он посмотрел на труп русского парня: голова бедняги была повернула почти на сто восемьдесят градусов и мертвым он казался еще моложе.

— Вы его убили, — прошептал Штефан.

— Ну либо он, либо вы, — отрезал Висслер. — Пойдемте. Эти ребята еще бродят поблизости!

— Но он же был почти ребенком! — не унимался Штефан.

Его вдруг охватило чувство леденящего ужаса, которому он не мог дать никакого объяснения — возможно, потому, что оно было для него абсолютно новым.

— Ребенок с автоматом Калашникова! — Висслер поднял оружие русского парня, отсоединил магазин и, взглянув вовнутрь, поставил магазин на место. — На его совести, наверное, не менее десятка человек. Вы хотели быть следующим?

Штефан ничего не ответил. Австриец еще несколько секунд смотрел на него, гневно сверкая глазами, а затем вдруг неожиданно обмяк. Он даже попытался улыбнуться.

— Пойдемте, Штефан. Нам нужно отсюда исчезнуть. Тут, в округе, их еще бродит человек двадцать, а то и тридцать.

— А почему бы вам их всех не укокошить? — презрительно спросил Штефан.

— Потому что я, следует заметить, вовсе не Джеймс Бонд, — ответил Висслер. В его голосе прозвучала обида. — И мне совсем не доставляет удовольствие убивать людей. Ну, так что? Отвести вас к вашей супруге или вы предпочитаете остаться здесь и дождаться русских?

В конце концов она все же повела себя так, как ожидал от нее Штефан: стала истерически рыдать. Его это даже порадовало: в их дуэте Ребекка, безусловно, была более сильным партнером. Иногда ее сила пугала его и он спрашивал себя, не является ли в действительности то, что он считает силой, всего лишь озлобленностью — своего рода броней, которую Ребекка установила между собой и остальным миром и за которой она пряталась. Эта броня была достаточно прочной, чтобы Ребекка могла не подпускать к себе боль, а еще, пожалуй, и его, Штефана. Поэтому плач Ребекки он воспринял чуть ли не с радостью: слезы не только не могли причинить ей никакого вреда, но и, наоборот, должны были снять напряжение и нейтрализовать горечь теперешней боли, чтобы она не добавилась к той боли, которая копилась в ней все эти годы. По крайней мере, Штефан надеялся, что произойдет именно так.

— Теперь тебе лучше? — спросил он.

Они спрятались посреди группки деревьев, окруженных со всех сторон темнотой. Штефан полностью утратил чувство времени, но, по его предположениям, с момента их побега из дома прошло не более получаса. Солдаты Баркова, несомненно, рыскали вокруг, и эти деревья были не ахти каким укрытием. Единственным их настоящим союзником была темнота — та самая темнота, которую он до этого так ненавидел. Ночь, учитывая время года, продлится еще несколько часов, но рано или поздно она закончится, и тогда…

Нет, он не хотел об этом думать, по крайней мере сейчас. Они пока живы, и это главное. Иногда, если закрыть глаза на реалии жизни, становится легче. Конечно, ненадолго, однако он решил подарить себе еще хоть полчаса душевного спокойствия, прежде чем позволить своему разуму осознать, что жить им осталось всего ничего.

Бекки не ответила на его вопрос. Тогда он взял ее за плечи и с нежной силой поставил на таком расстоянии от себя, чтобы посмотреть ей прямо в лицо. Ее веки распухли, глаза покраснели от слез, и у нее снова начался жар — еще более сильный, чем прежде. Тем не менее она все же отреагировала на его жест и — почти с минутным опозданием, как будто ей не сразу удалось понять слова Штефана, — ответила ему.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});