Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Придя в себя, Ася осторожно глянула на потолок, стены. Они не кружились. Ее уже не качало. Где же она? Ага, рядом койка. И тут же услышала легкий всхрап. Перевела взгляд и увидела круглую старушку, в белом халате и белой косынке. Старушка сидела на стуле и, прислонившись к спинке кровати, с присвистом всхрапывала.
На тумбочке у кровати стакан с водой. Снова почувствовав жажду, Ася потянулась за стаканом. Но пальцы не слушались ее.
От шороха старушка открыла глаза и, встряхнувшись как кошка, зачастила:
— Ой, слава же осподи, малость очухалась. Яка гарна дивчина, и хвороба проклятуща доканала. Водички испить? А это мы зараз. — Она подала стакан Асе.
— Нянечка, где я?
— В изолятору, миленькая.
Медленно Ася вспомнила, что с ней произошло.
— А потом меня куда?
— Хиба ж я знаю. — Оглянувшись на дверь, нянечка зашептала: — Место в больнице тебе хлопочут. А ты, детынька, не соглашайся. Пес с ней, с этой больницей, В санатории, поди-ка, получше. Больных-то помене. Все ходячие. Ой, прости меня, осподи, какие лбы… Тут и догляду будет боле. Только ты меня, детынька, не выдавай.
Пришла врач.
— Мы уже лучше себя чувствуем? — она улыбнулась, показав мелкие зубки с обнаженными розовыми деснами.
— Доктор, скажите, меня положат в больницу?
— По существу, вы постельная больная. И мы не имеем права вас принимать. У нас санаторий.
Ася устало закрыла глаза.
— Вы хотите спать? Сейчас вам принесут покушать.
Ася не отозвалась. Ах, как она сейчас ненавидела это холодное и спокойное лицо. «Она похожа на мышь», — подумала Ася.
Шаги. Тихо стукнула дверь. Слава боту, никого. И все, что так долго, с того самого дня, как свекровь принесла ей письмо от мужа, так долго сдерживалось, — прорвалось. Она схватила полотенце и, закрыв им лицо, тихо, безутешно разрыдалась.
Только услышав голоса за дверью, поспешно вытерла лицо и стиснула полотенце зубами.
Распахнулась дверь. Тихий голос:
— Спит!
Ася открыла глаза.
— Анна Георгиевна!
— Ну разве можно так?
Анна дала Асе выплакаться у себя на плече.
— Ни в какую больницу я вас не отпущу, а заберу в свое отделение. Есть у меня одиночная палата, я вот уже третий день ее для вас берегу.
— Как же вы узнали, что я…
Анна поглаживала Асину горячую руку, и от ее прикосновения жар, как будто обжигавший тело, потихоньку улетучивался.
Все очень просто. Никаких загадок. Ася, конечно, помнит Екатерину Тарасовну, ей пришлось из-за болезни матери срочно выписаться: она позвонила в школу и, узнав, что хлопочут о санатории, помогла Асе попасть к нам в «Горное гнездо». Они-то — Панкратова, кажется, завуч школы, и Екатерина Тарасовна — дали телеграмму об Асином выезде.
— Я почему-то считала, что вы должны завтра, послезавтра приехать. Ну, а когда сказали, что приехала девушка из Сибири, я сразу догадалась, кто это.
Через час Ася лежала в небольшой палате. Правда, здесь такие же голые стены, как и в больнице. Но есть шифоньер с зеркалом, круглый стол. Дверь из комнаты выходит на веранду, там стоит кровать.
— Вот спадет температура, акклиматизируетесь и будете спать на веранде, — пообещала Анна. — У вас есть с собой ночная рубашка?
— Не помню… — пробормотала Ася. На самом же деле она не знала, что лежит в чемодане. Домой за ее вещами ходила Александра Ивановна, она же и укладывала чемодан.
— Если есть — наденьте свою рубашку, — сказала Анна, делая вид, что не заметила Асиного смущения. — Вероятно, вам надоело больничное белье. Знаете, женщине такие вещи поднимают настроение. А давайте я с вашего разрешения похозяйничаю. Вот славное платье. Люблю голубое.
— Я сама шила, — слабо улыбнулась Ася.
Переодевшись с помощью Анны, Ася вдруг почувствовала себя не такой уж несчастной.
— Ну, а теперь спать, — заявила Анна. — Сон для вас сейчас самое главное лекарство.
Анна ушла.
Ася закрыла глаза. Но заснуть что-то мешало. Это что-то врывалось через дверь на веранду. Какие-то смутные голоса, смех и шум, Отчего этот шум? Нет, не дождь. Может, ветер?
Ася накинула халатик и, держась рукой за стену, выбралась на веранду. Встала на стул коленями, положив локти на перила.
Взглянула и замерла. Ничего подобного она не только не видела, но даже и представить себе не могла: такое яркое, что на него больно было смотреть, огромное, — она не могла охватить его взглядом, — синее-синее море взбиралось к небу. Деревья, прежде она видела их только в кино, заслоняли берег. Кипарисы, действительно, похожи на свечи, вернее — на пламя свечи. Они молчаливы и торжественны, как памятники. Не случайно, кажется в Италии, их садят на кладбищах. Стоит ли сейчас думать о кладбище… От него не уйдешь… А вон та широкая тропа, наверное, ведет к морю.
Празднично одетые люди. Голые, бронзовые от загара плечи, руки, ноги. Пойти вместе с ними, чтобы хоть потрогать море. От этих людей ее отделяют какие-то пятьдесят метров.
Ася перевела взгляд вниз и увидела глубокий ров, на дне которого сквозь прошлогодние сухие листья сочилась темная вода.
От яркого, синего, живого и теплого моря, от веселых и здоровых людей ее отделял ров. Сможет ли она когда-нибудь перебраться через него?!
Пошатываясь, Ася вернулась в палату.
Сквозь сон она слышала, кто-то тихо входил, давал ей что-то пить. Она просыпалась, но не до конца, ей делали укол, укрывали одеялом, что-то говорили. Потом день как-то сразу померк и зажглась маленькая лампочка-ночник. И вдруг комната превратилась в коридор со множеством дверей; двери со свистом открывались и так же со свистом закрывались, и она никак не могла выбраться из этих дверей. Где-то за этими дверями был ров, на дне которого сочилась темная мертвая вода…
На следующее утро, на пятиминутке, Мария Николаевна передала Анне записку: «Вам предложат перевести вашу сибирячку в больницу. Не отдавайте ее. Она верит только в Вас. М. Н.».
Анна с благодарностью взглянула на сестру и в знак согласия кивнула.
Анна сидела как на иголках, ждала с минуты на минуту, что Спаковская заговорит о переводе. Но «королева» молчала. После пятиминутки она попросила Анну задержаться.
— Что же это такое? — с явным неудовольствием произнесла Спаковская. — Я считала, что уж кто-кто, а вы не станете нарушать правила ради личного знакомства.
— Простите, Маргарита Казимировна, вас неправильно информировали. Это не знакомая моя, а моя больная.
— И все же… в данном случае я на стороне Виктории Марковны. Арсеньева тяжелейшая больная, и мы должны ее отправить в больницу.
Анна представила плачущую у нее на плече Асю и сказала:
— В больнице она погибнет.
— Хуже будет, если она погибнет у нас, — сказала Спаковская и, видимо, заметив, как вспыхнула Анна, поспешно добавила: — Нет, нет, не считайте меня уж таким черствым администратором. Я думаю в первую очередь о больных. Смерть в санатории делает здоровых больными.
— Говорить о необратимости преждевременно.
В дальнем углу кабинета о чем-то вполголоса переговаривались Вагнер и Журов. И Анна не для Спаковской, а для них громко сказала:
— Поймите меня, Маргарита Казимировна, она погибнет в больнице. У нее такая ущербная психика. Она недавно заболела. Как хотите — я не могу… Я уже обещала. Я еще ни разу не нарушила свое слово, слово врача. Тогда и мне придется… — Анна не договорила.
Спаковская молчала. Молчали и те двое в углу.
— Я думаю, большой беды не будет, если мы оставим девочку в санатории, — сказал Вагнер. — Отправить ее в больницу никогда не поздно.
— Что скажет начмед? — спросила Спаковская.
Анна взглянула на Журова и вспомнила его фразу: «На меня всегда неотразимо действуют вот такие властные женщины или очень женственные натуры…» и, вдруг успокоившись, она обратилась к Спаковской:
— Прошу вас пока ничего не решать. Пусть Сергей Александрович будет арбитром, посмотрит историю болезни, послушает больную. Если и он, и Григорий Наумович найдут, что Арсеньеву следует отправить в больницу, — я не стану возражать.
— Поручаю вам разобраться в этом вопросе, — сухо проговорила Спаковская, обращаясь к Журову.
Анна с Журовым вышли.
— Послушайте, охота вам брать на себя обузу? — спросил Журов, покусывая травинку и сбоку поглядывая на задумчивое лицо Анны. — Не понимаю вас. Как мне известно, вы сегодняшнюю ночь не спали.
— Я врач. Я обязана лечить больных. Понимаете, больных.
— У вас удивительная особенность: выдаете прописные истины, а звучат они у вас как откровение. И не мечите на меня голубые молнии.
— Сергей Александрович, почему вы в Крыму?..
— Вы хотите спросить, почему я здесь, а семья в Москве?
— Нет, я хочу знать, как вы сюда попали?
— С двусторонним пневмотораксом.
— Я так и думала. А квартиру в Москве терять не хотите.
- Товарищ Кисляков(Три пары шёлковых чулков) - Пантелеймон Романов - Советская классическая проза
- Геологи продолжают путь - Иннокентий Галченко - Советская классическая проза
- Журнал `Юность`, 1974-7 - журнал Юность - Советская классическая проза
- Журнал `Юность`, 1973-2 - Журнал «Юность» - Советская классическая проза
- Избранное в 2 томах. Том первый - Юрий Смолич - Советская классическая проза
- Весенняя река - Антанас Венцлова - Советская классическая проза
- Наследник - Владимир Малыхин - Советская классическая проза
- Юность командиров - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Старшая сестра - Надежда Степановна Толмачева - Советская классическая проза
- Вега — звезда утренняя - Николай Тихонович Коноплин - Советская классическая проза