Ванька-ротный - Александр Шумилин

А теперь перед ротой лежала целая сотня. И его работа была здесь. Парамошкин посматривал в прокосы ржи и если замечал малейшее движение одиночными выстрелами добивал его. Немцы пытались подобраться из лощины, чтобы забрать раненых. но получив порцию свинца откатились назад. Артиллерия немцев молчала. Политрук Соков лежал в своей узкой щели. Во время обстрела его било и бросало вместе с землей. Не один он терял сознание, когда тело сжималось в комок. Каждый солдат роты чувствовал что летит в бездну. Бывали моменты, когда исчезало и меркло пространство, когда земля и небо менялись местами. Сколько нужно было иметь душевных сил, чтобы выдержать все эти страшные удары, нестерпимый рев и нескончаемый грохот. Каждый короткий миг Соков прощался с жизнью. Не один раз покидала его надежда и он говорил себе — Все! В любую секунду он мог исчезнуть не успев крикнуть слово — Мама! В такие мгновения никто не думает о других. Только бы пронесло! Только бы не меня! Соков не думал о солдатах. Есть они еще? Или нет никого! Теперь, когда обстрел стих, когда взахлеб били пулеметы, Соков понял, что немцы пошли на высоту. Он поднялся, осторожно выглянул и посмотрел поверх земли и прикинул. Ему нужно было знать — кто, кого? Он не стал проявлять особой прыти, как это сделал лейтенант. Лейтенант молодой. Ему все хочется и не сидится спокойно на одной месте. А он, Соков, как-никак на пять лет старше. Он в жизни никогда не рисковал и не понимал, когда это делали другие. Он больше думал, чем что-либо делал. Он остался в своей ячейке и стал следить, как обернется атака немцев. Сам он никак не влиял на ход стрельбы. Стрелять должны солдаты, для этого они обучены и это их святое дело.

А он, Соков, стрелять не любил. Он как попал на фронт, то не разу не подходил к пулемету. Вон Кувшинов, бывший командир роты, полез один раз и схлопотал себе пулю в висок. Нет, его к пулемету и под наганом не заставишь пойти. Одно то, что он находился в роте было вполне достаточно. Он политрук в душе с этим не был согласен. Он на этот счет имел свое совершенно противоположное мнение. Могли же они с лейтенантом, расположив пулеметы на высоте, уйти куда-нибудь в лес и там пережидать обстрелы. Там в надежном укрытии, под тремя накатами толстых бревен легче было дышать. Все же потолок над головой! Для чего он политрук торчит здесь, как пушечное мясо. Это дело солдат. Сидеть в открытой ячейке под таким обстрелом и когда у тебя на голове одна только каска, было невыносимо. Все умные люди окопались в лесу. Сидят в блиндажах, ждут ночной передышки. Ночью в траншею протянут связь и можно спросить, как дела на высоте и сколько убитых. Не обязательно самому бегать на высоту. Если не терпится — возьми и сбегай! Но меня не трожь. Пулеметчики на месте! А это самое главное! А где политрук и ротный сидят — никому до этого дела нет! И никого не касается! Ротные политруки и офицеры батальона, все сидят в лесу и никто их за это не преследует! А мы все-таки — полковые! Рота подчинена полку! Его попытка завести разговор, высказать свое мнение лейтенанту сразу потерпела неудачу. Лейтенант не дослушал до конца и сразу пресек обдуманный и намеченный им разговор.

— После каждого обстрела я буду бегать на высоту, а вы с мордастым старшим лейтенантом опять наладите к бабам шпоры точить?

— Мне важно, чтобы солдаты видели своими глазами, что командир и политрук роты сидят на высоте и вместе с солдатами жизнью рискуют. — Раз мы вместе с ними, то значит дело важное! Нужно высоту держать! — У солдата уверенность появляется когда он верит в себя! — А кто в себя не верит — тот богу молиться! — Кто нас толкает туда? — Мертвые, нас живых посылают на смерть туда! Соков сидел в щели и оглядывался по сторонам. Лейтенант его ни о чем не просил и совсем не беспокоил. "Важно что ты сидишь в щели!" — сказал он, — "Больше мне от тебя ничего не надо!" Полтрук знал, что в лес ему не уйти. Самовольный уход мог повлечь неприятности. Лейтенант ему этого не простит. Лейтенант не стеснялся и говорил ему в глаза.

— Все собратья твои, дорогой Петя, отъявленные шкуры. — А ты хоть и положительный человек, но тоже в любой момент норовишь убежать из роты.

— Вот, посидишь на высоте, понюхаешь трупный запах, потом можешь рассказывать пионерам, что ты воевал.

— Надо знать, как достается нашим солдатам!

— Сиди в щели! Не переживай и не бойся! Снаряд в щель не попадет! Тебя не убьёт! Это я тебе гарантирую! Потом хоть будет, что вспомнить про войну! А к чему эти слова? Пошел бы сейчас в политодел, зашел к ротному старшине, поговорил о том, о сём и к вечеру вернулся! Лейтенант неправильно понимает роль политрука в роте. Он с жаром всегда доказывает, что политрук должен быть всегда с солдатами. Не только на кухне, как он выражается, но и в окопах.

— Никому не секрет! — кипятиться лейтенант, — Что солдат в минуту опасности разворачивает тряпицу или вынимает из-за пазухи всякие крестики и разные иконки. Вот тебе и твердый дух и стойкость в бою! Ты политрук должен служить примером безбожия и безстрашия! А я, извини, не видел ни одного из вас, который не прятался километров за пять во время боя. У вас появляется прыть только около кухни! Офицеры в ротах, батальонах и полках должны прикасаться к пище после солдат, из того же солдатского котла и получать хлебово тоже не до сыта. А твои друзья в силу человеческой слабости набивают себе желудок сполна. Возникает вопрос, кто должен служить примером честности. Мне важно, чтобы и ты сидел в роте. Пусть видят все, что война не только удел солдат и Ваньки ротного. Сиди и ничего не делай. Я сам со всем управлюсь и сделаю. Обстановка требует, чтобы вся рота приготовилась к смерти! Но и после этих слов политрук не был согласен с лейтенантом. Вон политруки стрелковых рот всю войну отсиживаются в тылах полка и никто их за это не гоняет. Пришлют в роту молоденького лейтенанта, тот ни войны, ни порядков, ни жизни не знает. Где уж там ему за политруком смотреть. Увел этот лейтенант свою роту на высоту, а политрук его сидит спокойно около кухни. И сейчас на высоте их трое. Но кто это оценит? Ценность имеет сама жизнь, а не похвала начальства посмертно. Соков хорошо разбирался в стержневых и главных вопросах. Ему как нигде пришлось пережить страшные муки. Вероятность прямого попадания, как утверждает лейтенант, чрезвычайно мала. Но какое это имеет значение, когда все гудит кругом и грохочет. Он Соков этому не верит. Соков видел траншею забитую мертвыми. Два батальона и одни трупы! А как спастись от шрапнели в открытом окопе? Рванет бризантный снаряд и пойдут осколки вниз до дна окопа веером. Соков боялся, что немцы после отбитой атаки теперь ударят ближе, по самому краю ржи. И он решил пока еще не поздно перебежать куда-нибудь в укрытие, чтоб голова не торчала снаружи. Нужно найти укрытие над головой Он вспомнил о подбитом танке, который стоял у разбитого сарая. Под днищем танка будет вполне безопасно. Почему он раньше об этом не подумал?