История русского романа. Том 2 - Коллектив авторов

Одним из наиболее активных романистов 90–х — начала 900–х годов был И. Н. Потапенко. Типичный романист — «девятидесятник», он концентрировал в своих романах многие характерные черты этой переходной эпохи.

Первый и самый значительный роман Потапенко «Не — герой» был напечатан в 1891 году. Он подвел итог сказанному автором в рассказах и повестях 80–х годов и определил направление его творчества в 90–е годы.

0тказ от изображения героя, активная проповедь теории «малых дел», в которой и обретается «смысл жизни», ни к чему по существу не обязывающая филантропия, внимание к условиям жизни и психологии среднего по своему интеллектуальному уровню и устремлениям человека — все эти черты прозы конца века были собраны в одном романе.

Центральный персонаж романа разночинец Рачеев живет в деревне «не для прохлады, не для воздуху, а ради осуществления своих гуманитарных широких идеалов».[593] Однако автор избегает разговора о том, каковы же эти «широкие идеалы», ради осуществления которых надо уезжать в деревню. По ходу действия Потапенко ставит и решает ряд вопросов (женский, о положении писателя в обществе, о народном образовании и т. д.). Никаких широких обобщений и серьезных выводов в романе не содержится. Делай добро, и тогда существование твое будет оправдано — вот кредо автора. И, хотя представления автора о добре предельно отвлеченны, Потапенко настойчиво будет проповедовать это кредо и во всех последующих романах.

Теория «малых дел», пропаганда которой составляет философскую основу романа и в которой подчас явственно слышатся отзвуки народнической проповеди, сосуществует в романе Потапенко с обличением городской (не капиталистической, а просто городской) цивилизации. Наиболее значительными представляются те главы романа, где изображается быт столичной интеллигенции и дается оценка различным направлениям в общественной жизни. Здесь содержится острая критика умеренных либералов, исповедующих принцип «немножко назад и немножко вперед», определяются «главные» течения в журналистике: «весело лающих, угрюмо рыкающих и умеренно воздыхающих».[594] Пристального внимания заслуживает в этом смысле интересный образ журналиста — неудачника Ползикова, устами которого, собственно, и характеризуется либеральная интеллигенция. Яркий, злой, остро и образно думающий человек, он вынужден продавать свой талант, и он делает это со сладострастаем само- истязателя. В дальнейшем тип острого и злого журналиста — неудачника появится у Горького (в «Фоме Гордееве», в «Жизни Клима Самгина»).

Герой романов Потапенко — это человек, старающийся в меру своих сил и способностей с большим или меньшим успехом помогать ближним и в том находящий удовлетворение. Такова героиня романа «Любовь» (1892), таков же Митя Ворошилов из романа «Один» (1894). Аналогичны по своим устремлениям персонажи романов «Два счастья» (1898), «Светлый луч» (1896) и др. Показателен в этом отношении последний из названных романов. Героиня его, Надежда Мальвинская, врач, тяготится бесполезной жизнью (и своей, и окружающих ее людей). Она жалеет неимущих и ищет полезной деятельности. В конце концов Мальвинская арендует загородный дом, куда собирает жителей трущоб и ночлежек и создает из них артель сельскохозяйственных рабочих. В руководстве артелью, в заботах о ней она и находит душевное равновесие. В подобном устройстве судьбы и состоит, по Потапенко, самоотверженность, способность к подвигу.

В соответствии с общей философией Потапенко строится и фабула его романов. В основу коллизии кладутся, как правило, поиски героем своего дела, причем и поиски, и решение проблемы заранее заданы, предрешены, благодаря чему и развитие действия получает искусственный характер. В романах Потапенко все предопределено. Правда, на пути к своему делу герой может встречать всевозможные препятствия — сопротивление окружающих, непонимание и противодействие со стороны близкого человека, силу привычки и т. д. Наличие препятствий дает возможность Потапенко «оснастить» роман драматическими моментами, которые, однако, нужны бывают лишь для занимательности и в общем мало интересны.

Показателен и последний крупный роман Потапенко 90–х годов «Живая жизнь» (1897). В некотором роде это программный для Потапенко роман, имевший такое же значение, как и первый его роман «Не — герой».

Главный герой романа, студент духовной семинарии Гермоген Лозовский, не удовлетворен жизнью, жаждет подвига. Он не хочет и не может примириться с повседневностью. И он уходит от людей, поселяется в лачуге рядом с кладбищем, укрощает свою плоть и доказывает всем, что человек в силах победить себя. Потапенко осуждает своего героя за то, что его «подвиг» ничего не может дать людям.

Описывая похороны Гермогена, ставшего в глазах народа чуть ли не святым, автор рассуждает: «Да, это была сила, проявлявшаяся в каждом движении, во всех мелочах… А сколько добра она могла бы сделать родине, если б была направлена на жизнь живую!.. О, живая жизнь — это не пустая игра слов. Нет равенства в природе. Одному дано много, другому мало; один сильнее, другой слабее. Так пусть же сильный делится своей силой с слабым, а слабый пусть берет для себя часть силы у сильного не по милости его, а с полным правом, потому, что такое взаимодействие уравновешивает права живущих существ. При ней только и возможна справедливость на земле, она только и делает людей не похожими на зверей».[595]

В этих словах и заключается смысл воззрений Потапенко, его философия жизни. Подлинная и искренняя любовь к людям соседствует здесь с неглубокой филантропией, гуманистическое желание улучшить жизнь на земле — с проповедью «маленького дела».

Подобная философия характеризовала не одного Потапенко. Он только более выпукло выразил разочарование определенной части общества в героическом, стремление ее уйти от борьбы. Эти настроения как нельзя лучше отражали изменения в общественном сознании, происшедшие в 80–е годы, когда крушение народнических идеалов, ставшее личной трагедией многих по — настоящему сильных и смелых людей, совпало с жесточайшей реакцией.

Для некоторых романистов стремление постичь глубину и значительность связей личности и общества окончилось трагически. Они либо совсем переставали писать, либо увлекались откровенно занимательной беллетристикой. В основной же массе романов того времени человек изображался в виде некоей особи, жизненной задачей которой было не столько самосовершенствование, сколько самоисправление, не выходившее к тому же за пределы элементарных требований. Примером может служить показательный во многих отношениях роман А. Лугового «Возврат» (1898). В основе фабулы здесь лежит все та же проблема «опрощения»: семейство небогатых дворян бросает город и переезжает в деревню, чтобы своим пребыванием там быть полезным народу. Однако никакого конкретного решения проблема не получает. Чем быть полезным, как быть полезным, во имя чего надо стремиться принести пользу — ни на один из этих вопросов ответа в романе нет. Польза понимается и автором, и героями очень отвлеченно — просто надо чем‑то заняться, иметь какое‑то дело. И во имя этого дела, не имеющего реальной почвы и конкретных целей, люди бросают насиженное место, обрекают себя на трудности непривычной и действительно тяжелой жизни. Не спасают положения и многочисленные рассуждения о вреде городской цивилизации и прелестях «природной» жизни: они легковесны, книжны и не в состоянии составить подлинную суть произведения.

Характер поисков выхода из противоречий действительности не менее наглядно сказался и в предыдущем романе Лугового «Грани жизни» (1892). Правда, здесь наряду с поисками темы отчетливо ощущались и поиски героя, призванного воплотить идею всего романа. В «Возврате» такого героя уже нет. В критике указывалось на противоположность «Граней жизни» Лугового роману «Что делать?» Чернышевского.[596] Героини обоих романов ищут своего места в жизни. Однако если стремления Веры Павловны носили отчетливо выраженный социалистический характер, то Лидия Нерамова и не думает ни о каком преобразовании общественной жизни. Благодаря этому желание быть «свободной» превращается у нее в простую попытку приспособиться к жизни буржуазного общества. Как и Вера Павловна, она открывает мастерскую дамских нарядов, но преследует при этом чисто личные и сугубо утилитарные цели: «Давать свободу своим чувствам и своим желаниям, стремиться осуществить их, но не мешать и другому стремиться к тому же, не требовать от него самопожертвования в твою пользу, не требовать, чтобы чужая сила преклонялась перед твоей слабостью… Если я сильная, я пойду и помогу слабому, и не надо благодарности. В этом задача всякой силы, это одна из радостей жизни… Всякой силе найдется свое место в природе».[597] Почти теми же словами формулировал свою философию жизни Потапенко и в романе «Живая жизнь».