История русского романа. Том 2 - Коллектив авторов

Связывая вопросы воспитания и обучения с насущными общественными задачами эпохи, Гарин и ставит эти вопросы в центр внимания: «Говорят, заводить речь об образовании поздно, говорят, это старый и скучный вопрос, давно решенный. Я не согласен с этим. Нет решенных вопросов на земле, и вопрос образования самый острый и больной у человечества».[578]

Намерение проследить в соответствии с особенностями и требованиями эпохи историю формирования, духовного развития личности, судьбы целого поколения интеллигенции определило обращение Гарина к жанру биографической повести.

Во многих отношениях следуя классическим традициям русской автобиографической повести (С. Т. Аксаков, Л. Н. Толстой), Гарин вместе с тем, подобно автору «Пошехонской старины», сознательно расширяет рамки повествования, отступая от сложившихся форм автобиографического жанра.

Основная тема тетралогии — тема калечения личности ненормальными общественными порядками. Настойчиво проводя в ней мысль о том, что «сила… не в… отдельном лице, а в тех условиях общественной жизни, которые, как хомут, не дадут своротить ни вправо, ни влево», что «от этого хомута все и зависит» (I, 426), Гарин полемически обнажал всю иллюзорность теории личного самоусовершенствования, положенной Толстым в основу его трилогии. «В одном самоусовершенствовании…, — говорит он устами одного из своих героев, — толку нет» (I, 427); пороки человека — это «пороки эпохи», и, «пока не изменятся понятия и при вычки общества, едва ли удастся кому бы то ни было при всех возможных анализах собственной души изменить те привычки, которые поддерживаются требованиями общества, обстановкой нашей жизни» (I, 435). Эти мысли и легли в основу идейного содержания первых трех частей тетралогии, в которых Гарин указывал, что «лучше всего не в себе, а в общих условиях жизни искать, чем, какими обстоятельствами и отношениями порождены и поддерживаются пороки» (I, 435).

Тетралогия Гарина — Михайловского — это не художественная автобиография, а как бы своеобразный роман о воспитании человека, возникший на автобиографической основе. Характерно, что сам Гарин еще в период работы над частями тетралогии вел речь о ней в своих письмах не как об автобиографической семейной хронике, а именно как о художественном произведении, безотносительно к тому, что в основу его содержания положена жизнь самого автора. Показательно, что так же воспринимала повести Гарина и современная писателю критика, говорившая в своих отзывах о них то как о повестях, то как о романах, даже не упоминая об их автобиографической основе.

Каждая из четырех повестей этого биографического цикла рисует определенный этап в жизни главного героя и его товарищей и в идейном и в художественном отношениях является логическим продолжением и завершением изложенного в предшествующей.

Первые три повести посвящены изображению жизни учащейся молодежи того времени. В печати начала 90–х годов неоднократно высказывались справедливые сетования по поводу того, что молодежь не находит должного освещения в художественной литературе. Особенно «темным уголком», куда не проникал «свет гласности», являлся мир русских гимназий. Гарин был первый среди беллетристов тех лет, кто, подобно Помяловскому, «открывшему» когда‑то своими очерками бурсу, «открыл» своими «Гимназистами» классическую гимназию.

На судьбе центрального героя Гарин прослеживает самый процесс духовного и нравственного уродования личности всей системой домашнего и школьного воспитания, воздействием социальной среды. Автор показывает, как окружающая среда с настойчивой последовательностью вытравливает из Карташева чувство собственного достоинства, самостоятельность мысли и независимость суждений, как она систематически приучает его к безделью, делает морально неустойчивым. В конечном итоге под влиянием унизительного физического наказания дома, казенной рутины в гимназии и в высшей школе, под влиянием насаждаемого сверху политического индифферентизма Карташев, пройдя через мучительные искания истины, превращается в надломленное существо, без воли и убеждений.

PàcKpbiTbie в психологическом и социально — идеологическом плане многочисленные образы его сверстников (Шацкий, Корнев, Ларио) в целом дополняли картину трагической судьбы молодого поколения дво- рянско — буржуазной России конца XIX — начала XX века.

Начав историю Карташева с рассказа о его детских годах, Гарин исключает из повествования первые семь лет жизни ребенка. О родителях Тёмы, его братьях и сестрах, окружающей его с ранних лет нравственно — бытовой обстановке рассказывается по мере развития действия. Повествуя о детских, а затем юношеских — гимназических и студенческих — годах Карташева, писатель останавливается лишь на отдельных фактах и событиях каждого периода его жизни. В первой повести таковыми, вслед за эпизодом со сломанным цветком, являются история с Жучкой, провалившейся в заброшенный колодец, телесное наказание, учиненное над ребенком его отцом — генералом, поступление мальчика в гимназию, случай с Ивановым и, наконец, смерть отца Тёмы. В по следующих повестях, где, согласно логике жизни, постепенно расширяется охват жизненного материала и соответственно увеличивается количество персонажей, к этим эпизодам присоединяются эпизоды, воспроизводящие общественную жизнь (крестьянские и студенческие волнения). Вокруг этих фактов и событий, составляющих узловые моменты, и сосредоточивается действие, всецело подчиненное раскрытию художественного замысла тетралогии.

Ведя повествование в двух планах (Карташев дома и в школе — в первых трех повестях, дома и на работе — в заключительной), показывая своего героя в разных ситуациях личной и общественной жизни, в поступках и размышлениях, в спорах и взаимоотношениях с окружающими людьми, писатель глубоко и всесторонне раскрывает характер Карташева в процессе его развития.

Задаче всестороннего раскрытия характера главного героя подчинена и вся система образов, своеобразная их расстановка. Особая роль при этом отведена образу матери Карташева — Аглаиде Васильевне, немало способствовавшей своим ложным воспитанием нравственному падению сына; на взаимоотношениях с ней, собственно, и прослеживается история духовного и нравственного падения Тёмы.

Проведя Карташева в поисках смысла жизни через примиренческую философию, близкую к теории нравственного самоусовершенствования и к теории «малых дел» («Весь мир не переделаешь, но в своем уголке можно много сделать», — II, 177), писатель всем ходом дальнейшего повествования разоблачает эту индивидуалистическую философию. Он показывает всю иллюзорность намерений героя остаться лично честным, чистым, незапятнанным «в обществе, где все построено на расчете, обмане, лжи и лицемерии».

Еще в период работы над «Гимназистами» Гарин писал в сентябре 1892 года Иванчину — Писареву, бывшему участнику революционно — народ- нического движения: «Хотел было Вас вывести, но взял только крупинку, чтобы более идейно и на более широкой почве остальным Вашим осветить темные мотания моего забулдыги Артемия Карташева».[579] Эти намерения и были осуществлены в «Студентах», где писатель не раз сталкивает судьбу Карташева с судьбами деятелей революционно — народнического движения — Иванова и Мани Карташевой — и на этой почве еще резче подчеркивает метания и моральную неустойчивость своего героя.

Образ вожака одного из революционно — народнических кружков — разночинца — демократа Иванова, наделенного большой духовной силой и нравственной красотой, многими своими чертами напоминает героическую фигуру революционера — народника Оверина из романа Кущевского «Николай Негорев». Но особенно удались Гарину образы представительниц женской революционно — народнической молодежи.

А. М. Горький в одном из своих писем по поводу программы журнала «Литературная учеба» писал, что «нужно показать женщину — хозяйку и тургеневских воздушных девушек, из которых тоже являлись хозяйки, но являлись и революционерки в количестве, не знакомом Европе».[580] Тетралогия Гарина была подходящим в этом отношении примером. В ней показано, как из хрупких девушек, напоминающих собой тургеневских героинь, выходили не только хозяйки (Наташа и Зина Карташевы, Маня Корнева), но и революционерки (Горенко и Маня Карташева), избравшие тернистый путь революционно — народнической деятельности. В служении общему делу, в борьбе за счастье народа обретают последние свое личное, духовное счастье, которое не могла отнять у них жизнь, как отняла она личное счастье у Зины, не поднявшейся выше интересов домашнего круга.

С симпатией рисуя образы революционно — народнической молодежи, Гарин, однако, не показывает ее непосредственно в действии, в практических делах. Он лишь намекает на ее «таинственную» работу, которая проходит как бы за рамками повествования и тем не менее незримо ощущается на всем его протяжении. Объясняется это не только тяжелыми цензурными условиями, но и отношением к народническому движению самого писателя. Он восхищался героическим подвигом революционеров- народников, но считал, что они избрали неправильную точку приложения своих сил — слишком далеко ушли от народа, а потому деятельность их оказывалась исторически бесплодной.