Фантастические повести и рассказы - Сергей Казменко

А Петухов, знаете, даром что подавлен был, а прямо-таки взъярился. Прямо-таки на свою жену, супругу законную, кричать стал. Хотя, конечно, какая у него может быть законная супруга, если закорючки нет. Так, сожительница. Но ему это все будто бы и невдомек было. Ах ты, говорит он ей, такая-сякая! А еще говорила, что любишь! Так я же, отвечает она, не знала, что у тебя закорючки нет. Ты бы, говорит, думал, прежде, чем жениться. И детей бы не заводил. Все равно, говорит, им теперь податься некуда, при таком-то родителе. И вообще, говорит, ты у меня какое-то подозрение вызываешь. С одной стороны ты, конечно, Петухов, и я даже тебя по-прежнему люблю. Но почему у тебя нет закорючки?

В общем, очень стало Петухову грустно.

Но все, знаете, в конце концов уладилось.

Так что не надо за него переживать. Ведь он, повторяю, сам на неприятности напросился. Вел бы себя, как остальные — и жил бы спокойно. Так что не стоил он особых волнений.

Тем более, что с ним все в порядке. Одумался Петухов, исправился. Понял свои ошибки. Ему вся эта история даже на пользу пошла. Вес лишний сбросил, на свежем воздухе теперь трудится. Дворником. И очень доволен. Мне, говорит, теперь нечем возмущаться. Я, говорит, теперь все свои ошибки понял. Трудом, дескать, хочу их искупить. Тем более, что никто ему не мешает трудиться. Пользу, так сказать, приносить обществу на своем рабочем месте.

Поставили ему закорючку-то.

Да, так вот прямо взяли и поставили. Оказывается, просто по забывчивости ее вовремя не черканули. Ну может заговорилась та секретарша с приятельницей, которая это должна была сделать. Или бумажка петуховская в свое время к другой какой бумажке прилипла, ее и оставили без закорючки. Или еще чего. Всякое ведь бывает. Бумаг-то эвон сколько, поди уследи за всеми. Но у них на Абсолюте порядок образцовый, у них ни одна бумажка не пропадает. И если им потребовалось выяснить, надо ли было Петухову закорючку ту ставить, то уж будьте уверены, они это рано или поздно выяснят. Хоть сто лет пройдет — отыщут нужную бумажку и четко скажут: «товарищу Петухову закорючку нужно было поставить». Такой у них порядок. Так что, повторяю, переживать за Петухова не стоило. Тем более, что не сто лет он промаялся, а всего-то полгода. И ничего в этом страшного нет.

Вовсе не то, товарищи, страшно, что с Петуховым случилось. Мало ли у нас самих таких историй на памяти?

Нет, совсем другое страшно.

То, что у каждого абсолютийца при желании можно найти какую-нибудь закорючку навроде петуховской.

И каждый из них об этом догадывается.

Вот это действительно страшно.

Давление отбора

Тут в газетах писали недавно, что на Абсолюте свободу объявили. Полную. Что хочешь, то и говори. И даже прямо в лицо. Если допустят, конечно. А можно и в спину кричать. Некоторые товарищи так в спину кричать навострились, что любо-дорого смотреть.

Абсолюта — это планета такая. Я для тех поясняю, кто не знает еще. Хорошая планете, всего там полно. И моря есть, и леса и горы, и степи. Пустынь даже еще больше. Они там, знаете, немножко увлеклись орошением. То да се, знаете, рекордные урожаи, план одиннадцатилетки, они там на одиннадцать лет вперед планировать научились. Понятно, да? Только не надо думать, будто они там тоже вообще ничего не соображают. Во-первых не тоже. У нас у самих, кстати, не только идиоты в начальниках сидят. И у них не только идиоты. А во-вторых, кое-что у них там все-таки осталось в целости и сохранности. Заповедники там всякие, заказники… ну еще кое-что. В некоторых городах даже парки сохранились, и там деревья растут. Не очень, конечно, растут, но и не сохнут ведь.

Вот.

Так что не надо этого, скажу я вам, злопыхательства. Не надо. Будем взаимно уважать друг друга, как и положено жителям цивилизованных планет. У них свои обычаи, у нас свои — и не стоит вмешиваться. Сами, без нас разберутся.

Вот о том как раз в газетах и сообщали недавно. Как они, значит, разбираться начали. И порешили, я говорил уже, свободу объявить.

Некоторые из их начальников, правда, думали, что свобода — это так, шутка. У них же, кстати, свобода никогда не запрещалась. Даже лозунги такие везде висели: «Абсолюта — самая свободная планета Галактики». И никому, кстати, не разрешалось на эти лозунги покушаться. Там свободу так защищали, что второй раз никому против нее выступать не хотелось.

Но вот кто-то у них там наверху решил, что это, дескать, еще не совсем та свобода. Хоть она и самая что ни на есть разсамая — а не та. Он не сразу, конечно, это понял. Поначалу-то он как все население думал. Дескать, все хорошо, а будет еще лучше. И у него, кстати, и в самом деле все хорошо было. Начальник все же. И не маленький. Но вот беда — лучше не становилось. Даже, можно сказать, становилось как бы и хуже. Все равно хорошо, много лучше, чем всем остальным, которые не начальники — но хуже.

Вот это его и начало беспокоить.

Потому как был он, скажу я вам, совсем не дураком. Даже, можно сказать, был он абсолютийцем выше среднего уровня. А это среди начальников, сами понимаете, редкое явление. Его почему-то своевременно не распознали, тогда, конечно, нашли бы ему более достойное применение. Куда, то есть, таланты свои приложить. Мало ли занятий для способных-то? И в рабочие можно, и в инженеры. В дворники на худой конец. А вот он прикинулся шлангом — его в начальниках и оставили. Чтобы, значит, руководил. А он вместо этого задумываться начал.

У нас, кстати, такое тоже иногда случается. Если вы не замечали, так это вовсе не значит, что не бывает. Бывает, как не бывать. Но редко. И за закрытыми дверями.

Так вот, этот абсолютийский начальник не просто стал задумываться. Он и выводы кое-какие сделал. Не то, чтобы очень уж оригинальные, очевидные даже выводы. Но — сам дошел, никто ему не подсказывал. Вот что ценно.

А выводы у него вот какие были. Что, дескать, как-то по правилам все на Абсолюте развивается. Не по Предписаниям, значит. У них там, знаете, тоже Предписания были, тоже они пытались в соответствии с ними жизнь свою построить. Некоторым даже удавалось. Ну а которые вдруг поумнее были, так те молчать старались. Потому как — поумнее, вот языками зри и не болтали. Тек что все казалось просто прекрасным. И светлое будущее, в Предписаниях объявленное, должно было вот-вот наступить. Если не завтра, так уж послезавтра — непременно. У них даже диспуты случались. Одни говорили: завтра светлое будущее наступит, а другие: послезавтра. Оптимисты и пессимисты. Хорошо спорили, чуть не до драки доходило. Одно обидно — ну никак не удавалось никому машину времени изобрести. Не удавалось — и все тут. И получалось: как ни проснешься, все сегодня да сегодня. только отдельные товарищи в завтра допускались. Особо доверенные.

Ну так вот, товарищ этот, о котором речь шла, он сам чуть не всю жизнь в завтра провел. Не совсем завтра, так, серединка наполовинку — потому и видел, что у других-то как-то не совсем получается за самыми передовыми поспевать. Самые передовые — те назад, на отстающих не оглядывались, то только по сторонам глядели да локтями старались побольше места отвоевать. А этот товарищ, я уже говорил, не самым, значит, передовым был, вот и стал он оглядываться. И понял — не так все. Непорядок. Почему? А потому, решил он, что, наверное, с Предписаниями не все в порядке.

Ему эта мысль как-то раз ночью в голову пришла. Дикая мысль, конечно. Гнусная. Вообще какая-то не наша.

Но правильная.

И вот, представляете, каково же ему было так подумать. Он же весь холодным потом облился сразу. Он же, я уже говорил, не дурачком был, знал, что так думать даже нельзя. А говорить — тем более. Предписания, сами понимаете, не могут ошибаться. А то, что на Абсолюте не по Предписаниям выходило — это, значит, сами абсолютийцы виноваты. Неправильно живут, неправильно думают, неправильно действуют. Вот как удастся нового абсолютийца воспитать, так все на лад пойдет так этот товарищ в ту ночь подумал — и уснул спокойно.

И еще много лет подряд спокойно спал.

Но все-таки иногда задумывался. Потихоньку совсем, чтобы никто не заметил. Ох и нехорошо же ему от этих задумываний, скажу я вам, приходилось!

Тут ведь вот штука какая. Его одно время на охрану природы, значит, поставили. У них, на Абсолюте, тоже этим занимаются. Охраняют. Чтобы, значит, в заказники да в заповедники никто посторонний ни ногой. Только начальство. С семьями, разумеется. А в заповедниках, чтобы все было чистым, свежим, здоровым и служило на благо народа. Как у нас. Только они там, я уже отмечал это когда-то, дальше нас по этому пути общественного развития продвинулись, так что к них эту самую природу охранять куда труднее стало. И не на всех начальников уже хватало. На крупных — хватало, тут слов нет, а вот средним уже приходилось порой черт-те в какую гадость вляпываться. Ну вроде как простым инженерам. Или рабочим. И еды тоже хорошей уже временами как бы и не хватало.