Милый ангел - Колин Маккалоу

Печенкой чую: Пэппи он просто использует. Но почему он выбрал ее, когда вокруг теснилась целая толпа девиц, истекающих слюной? В чем секрет привлекательности Пэппи для такого множества мужчин? Когда у мужчины только секс на уме, внешность женщины для него – дело десятое. Тут какая-то тайна, которую я должна раскрыть. Я люблю Пэппи и считаю ее самой обаятельной в мире. Но этого мало, должно быть что-то еще.

Харриет Перселл, в любви ты полный профан, кто дал тебе право строить догадки? Спеши ко мне, Король Пентаклей номер один! Мне срочно нужен начальный курс обучения по одному интимному предмету.

Четверг

7 апреля 1960 года

О-ох! Сегодня эта кретинка Крис Гамильтон превратила наш тихий уголок в поле боя. Честное слово, лучше бы она присмотрелась к Деметриосу, вместо того чтобы шпынять бедолагу каждый раз, когда он привозит нового пациента.

Сегодня больной чуть не умер прямо у нас в лаборатории, а это самое страшное, что могло случиться. Пока мы делали снимки, трещина в черепе надумала вызвать острый отек мозга. Я опомниться не успела, как незнакомый ординатор отпихнул меня и молниеносно организовал доставку больного в нейрохирургическую операционную. Но через десять минут этот ординатор вернулся, глядя на нас с Крис злее, чем сестра-хозяйка.

– Вы что, ослепли, твари? – рявкнул он. – Из-за вас ему едва успели оказать помощь! Суки безмозглые!

Крис сунула мне в руки кассету с пленкой и направилась к двери.

– Будьте добры следовать за мной к сестре Топпингем, доктор, – ледяным тоном произнесла она. – Я буду крайне признательна, если то же самое вы повторите в ее присутствии.

Минуту спустя вбежала с вытаращенными глазами наша медсестра.

– Я все слышала! – воскликнула она. – Каков мерзавец этот доктор Майкл Добкинс!

Моя подчиненная убежала в нейрохирургическую операционную со снимками, поток пациентов на время прекратился, поэтому спешить мне было некуда. Я уставилась на медсестру, начиная прозревать.

– Так они что, знакомы? – спросила я. – Крис и доктор Добкинс?

Раз медсестра дружит с Крис, значит, должна быть посвящена в ее личную жизнь.

– Еще как! – мрачно отозвалась медсестра. – Восемь лет назад, когда Добкинс был еще зеленым стажером, они с Крис были неразлучны, вот она и решила, что, можно сказать, уже обручена. А потом он бросил ее, ничего не объяснив. И через полгода женился на девице-физиотерапевте, папаша у которой – директор компании, а мамаша состоит в комитете помощи слепым детям «Черное и белое». Крис осталась девственницей, так что даже не могла привлечь его к суду за нарушение обещаний.

Вот теперь все стало ясно.

Крис вернулась с сестрой Агатой и доктором Майклом Добкинсом, и мне пришлось изложить свою версию случившегося, а она полностью совпала с версией Крис. После того как я дала показания, набежало начальство во главе со старшей сестрой-хозяйкой, и мне пришлось повторять то же самое под прицелом сразу трех пар недовольных глаз. Крис обвинила Добкинса в нарушении профессионального кодекса, а именно – в оскорблении персонала больницы бранными словами. Хирурги в операционных ругаются как сапожники, но им маленькие прихоти позволены. Однако скромному ординатору доктору Добкинсу никто не давал права распускать язык.

А ведь всего этого могло бы и не быть. Если бы Крис держала себя в руках или закатила скандал в пределах одной лаборатории или даже затолкала Добкинса в укромный уголок и разделала бы под орех за дурные манеры, не пришлось бы вмешивать в наши дела все начальство вплоть до самых верхов. А она будто включила поисковый прожектор мощностью в миллион ватт, и вся наша работа застопорилась, а ее добросовестность оказалась под вопросом.

К концу рабочего дня на ковер вызвали не нас, а Добкинса. Пациент и вправду был при смерти: внезапный отек мозга затронул жизненно важные центры ствола, расплющил их о костистые выступы, но, к счастью, субдуральную гематому в экстренном порядке отсосали в нейрохирургии, и пациент выжил – благодаря близости травматологии и реанимационной аппаратуры. Верхи вынесли, а сестра Агата передала нам окончательный вердикт: своим долгом мы вовсе не пренебрегаем.

Крис удалилась с видом Жанны д’Арк на костре, предоставив мне одной заканчивать этот хлопотный день.

Было уже почти девять, когда я вышла на Саут-Даулинг-стрит и огляделась в поисках такси. Ни единого. Пришлось идти пешком. Когда впереди уже виднелись огни Кливленд-стрит, лоснящийся черный «ягуар» плавно подкатил к бордюру возле меня, дверца распахнулась, и мистер Форсайт произнес:

– У вас замученный вид, Харриет. Подвезти вас до дому?

Плюнув на осторожность, я воскликнула: «Сэр, да вы просто подарок небес!» – и рухнула на кожаное сиденье.

Он сверкнул улыбкой, но промолчал. На следующем оживленном перекрестке он машинально свернул на Флиндерс-стрит, и я вдруг поняла: он понятия не имеет, где я живу. Пришлось извиниться и сказать, что мой дом – на Виктория-стрит, возле самого Поттс-Пойнта. Позор, Харриет Перселл! Почему было не сказать прямо – «в Кингс-Кроссе»? Мистер Форсайт извинился за то, что не спросил адрес, повернул на Уильям-стрит и вернулся обратно.

Мы плавно катили среди мешанины неоновых огней. Помолчав, я призналась:

– Вообще-то я живу в Кингс-Кроссе. Поттс-Пойнт целиком и полностью оккупирован Королевским флотом.

Вскинув брови, он усмехнулся:

– Ни за что бы не подумал, что такая девушка, как вы, может жить в Кингс-Кроссе.

– А какие люди там живут, по-вашему? – завелась я.

Этого он никак не ожидал! Отвел глаза от дороги, убедился, что я настроена воинственно, и попытался исправиться.

– На самом деле я и не знаю, – примирительно произнес он. – Наверное, просто страдаю всеми заблуждениями, свойственными тем, кто знает Кросс только по желтой прессе.

– Почтальон как-то обмолвился, что проститутки, которые живут в соседнем доме, просят писать им в Поттс-Пойнт, но, насколько мне известно, сэр, вся Виктория-стрит находится в Кингс-Кроссе!

Не понимаю, с чего вдруг я так раскипятилась. Это же я первой помянула Поттс-Пойнт! Но мистера Форсайта, наверное, выдрессировали дома, потому что он даже не стал оправдываться, только умолк и продолжал вести машину.

Он остановился на стоянке, предназначенной для важных клиентов домов номер 17b и 17d: медицинский кадуцей на заднем бампере «ягуара» – амулет, гарантирующий защиту от штрафов в любом месте.

Я не успела взяться за ручку дверцы: он выскочил из машины первым, обежал ее и открыл передо мной дверцу.

– Спасибо, что подвезли, – пробормотала я, торопясь поскорее улизнуть.

Но мистер Форсайт, похоже, никуда не торопился.

– Значит, здесь вы живете? – спросил он, обводя взмахом руки наш тупичок.

– В среднем доме. У меня там квартира.

– Очаровательно! – И он снова взмахнул рукой.

Я топталась рядом, совершенно не зная, что сказать и как поблагодарить его за доброту, и вовсе не собиралась приглашать его в гости. Но с языка сами собой слетели слова: «Хотите кофе, сэр?»

– Спасибо, охотно выпил бы чашечку.

Ах черт! Молясь, чтобы ни с кем не столкнуться, я открыла парадную дверь и повела гостя через прихожую; мне было совестно за изрисованные стены, истертый линолеум, засиженные мухами лампочки без абажуров. Вдобавок дом 17d оказался в пределах абсолютной слышимости благодаря открытому окну в коридоре: слышны были и упорный труд проституток, и оглушительная грызня мадам Фуги с мисс Благоразумие в кухне. Дамы собачились на предмет наиболее эффективных способов доставить удовольствие клиенту с изощренными вкусами и на красочные подробности не скупились.

– Ну так не ходи в сортир и выпей гребаный галлон воды, а коли они хотят, чтобы на них пописали, – слушай и делай, как велено! – Этой ударной репликой завершился спор.

– Любопытная беседа, – заметил мистер Форсайт, пока я возилась с неподдающимся врезным замком.

– Это бордель для особых клиентов, а по другую сторону от нашего дома – еще один, – объяснила я, распахивая дверь. – Обоим покровительствуют первые люди Сиднея.

Мистер Форсайт перевел разговор на мою квартиру, которую счел симпатичной, очаровательной и уютной.

– Садитесь, – без лишних церемоний предложила я. – Какой вам сделать кофе?

– Черный, без сахара. Спасибо.

В этот момент наверху заиграла скрипка – я уже знала, что звучит Макс Брух.

– Кто это? – спросил мистер Форсайт.

– Клаус, который живет наверху. Хорошо играет, правда?

– Превосходно.

Когда я вышла из-за ширмы с двумя кружками кофе, мистер Форсайт сидел в кресле и умиротворенно слушал Клауса. Подняв голову, он принял кружку с такой неподдельной улыбкой удовольствия, что у меня задрожали колени. Я уже почти не боялась его и полностью взяла себя в руки. Низший персонал больниц приучают смотреть на штатных врачей как на инопланетян – из тех, что бывают в Кроссе лишь в том случае, если покровительствуют мадам Фуге и Токкате.