Последний август - Петр Немировский

от удивления; а я — стрелой в дом.

На кухне — никого. Я отдышался, отряхнулся и осторожно выглянул во двор. Ни души, одна только Аллочка играет с мячом. Закрыв дверь и накинув крючок, я вошел в комнату.

— Что, наигрался? — спросила бабушка, оторвавшись от журнала.

— Да, ба.

— Может, еще погуляешь?

— Нет, что-то не хочется. Лучше почитаю.

Бабушка подозрительно покосилась. Вдруг раздался звонок.

— Кто это? И почему звонят? — она встала и ппошла открывать.

Пропал! Глаза забегали по сторонам. Окно в сад. Родительская комнатаспальня. Шкаф! Через несколько секунд я сидел в темном шкафу, зарывшись в полы пальто. Вдыхал запах нафталина и прислушивался, что там, в свободном мире, происходит.

— Да, Хана, сегодня в четыре, Левинзон просил не опаздывать, — послышался голос бабы Жени. — Буду зондироваться. Похоже, печень. Почему вы сидите взаперти, здесь же можно задохнуться.

Открыв дверцу шкафа, я выбрался из укрытия.

— Ты зачем дверь на крючок закрыл?

— Думал, дождь пойдет.

— В доме растет новый хозяин — во всем любит порядок, —похвалила бабушка.

Фу-ух, кажется, пронесло. Спасибо, ноги.

— Знаешь, Хана, я подумала, наверное, не стоит мне выходить замуж за Юзика… — баба Женя вдруг обратила на меня взгляд. — Игорь, принеси мне воды.

Я вышел на кухню. Наружная дверь была распахнута. По залитой солнцем дороге прямо к нашему дому шла процессия — рыжая женщина с рогом на лбу и милиционер!

Комнату я преодолел в долю секунды. Влетел в родительскую спальню — и шасть под кровать. 

— Что он носится как угорелый? — возмутилась баба Женя. — Так вот, Юзик, конечно, готов меня на руках носить, и зарплата у него приличная, но...

— К вам можно? — прогремел мужской незнакомый бас. — Здравствуйте. Мальчик здесь живет? Где он?

— А что случилось? — дрогнувшим голосом спросила бабушка.

— Да вот, гражданке дубиной голову разбил. Непорядок.

Возникла пауза.

— Он здесь. Я видела, как он в дом вбежал. Его Игорь зовут, — послышался писклявый голос Аллочки.

Ну, дождешься ты у меня!

— Что, так и будем молчать? Где мальчик?

— Покажите мне его! Этого хулигана! Этого бандита! Он меня чуть не убил! — тишину разорвали женские вопли. — Его нужно арестовать, немедленно. Как опасного для общества преступника! Товарищ милиционер, проведите обыск немедленно!

Послышались грузные шаги.

— Он в сад не мог сбежать?

— Не знаю. Игорь! — позвала бабушка.

— Может, он в шкафу? — скрипнула дверца шкафа.

— Тоже нет. Не мог же он сквозь землю провалиться. А это что за дверь? — чья-то сильная рука ударила по дереву.

— Это кладовка, — залепетала бабушка. — Мой муж в двадцать восьмом году, когда мы поженились…

— Наверное, он там заперся, — закричала женщина. — А ну открой немедленно! — она застучала по двери. — Хулиган! Бандит! Или ты немедленно выйдешь, или я вызову милицию!

— Гражданка, успокойтесь, — попросил милиционер.

Снова возникла пауза.

— Может, это вообще был не он? — спросил милиционер. В его голосе зазвучали нотки раздражения. — Может, гражданка, вы что-то перепутали?

— Вы что, издеваетесь? Вы что, считаете меня сумасшедшей? Я абсолютно нормальная. По-вашему, это Пушкин мне голову разбил? Вы разве не видите, что они не хотят его выдавать?

— Ладно, давайте посмотрим еще здесь, — заскрипели половицы под тяжелыми сапогами.

У кровати остановились два черных сапога. Рядом с ними — бабушкины тапочки, блестящие туфли бабы Жени и незнакомые женские растоптанные туфли. Сапоги, поскрипывая, прошли вдоль кровати. Остановились. Зачем-то поднялись на цыпочки. Внезапно перед моим лицом возникли два глаза и козырек фуражки, придерживаемый рукой.

Глупо моргая, я смотрел на милиционера. Все. Час кары настал. Плакать сейчас или немного подождать?

— Здесь никого нет, — неожиданно произнес милиционер, выпрямляясь. — Пройдемте, граждане.

И выдавил всех из комнаты.

— Вы что, даже не составите протокол? — растерянно спросила женщина. — Все так и останется нерасследованным?

— Протокол? Можно и протокол. Придется пройти в отделение, там и составим… — и наружная дверь хлопнула.

...— Ну что, герой, вылезай, — передо мною возникло бабушкино лицо с пеликаньим носом. 

Я сидел в укрытии и не верил, что гроза миновала. Но вылезать почему-то не решался.

— И долго ты собираешься там сидеть?

— А ты папе не скажешь?

— Скажу.

— Тогда не вылезу.

— Что за агрессивный ребенок! — воскликнула баба Женя.

А я слюнявил палец и выводил им на полу каракули.

— Правильно, с грязного пола — и в рот. Вылезай.

Но я был неумолим.

— Хочешь сидеть — сиди. Идем, Женя.

Тапочки и туфли удалились. Через некоторое время, убедившись, что поблизости никого нет, я вылез из-под кровати и подкрался к кухне.

— Знаешь, когда они вошли, у меня аж сердце дрогнуло, — призналась баба Женя.

— Да… Но обычно они приходили по ночам, — отозвалась бабушка, понизив голос.

— Днем тоже. У нас соседа, помню, забрали, когда он домой на обед пришел. Обыск длился шесть часов. Меня тогда понятой позвали... 

Грозно насупившись, я прошел по кухне к наружной двери. Бабушки проводили меня взглядами, не обронив ни слова.

Во дворе играла Аллочка. Ну сейчас ты у меня получишь! Сжав кулаки, я понесся на нее.

— Предательница!

В последний миг она успела оглянуться, глаза испуганно расширились. Я врезался в нее. Аллочка отлетела в сторону, упала. Ее худые коленки проехались по земле и сразу почернели. 

— Молодец! — рядом очутились Вадик и Юрка. — А ну, врежь ей еще!

Аллочка поднялась, подскочила ко мне и, закрыв глаза, толкнула кулачками. Но слабо, я почти не почувствовал.

— Ах, так?! — набросившись, я повалил ее на землю.

— Дай ей! Вот так! — подбадривали Вадик и Юрка.

Несколько раз я ударил Аллочку и встал. Она лежала на земле неподвижно, закрыв лицо руками. Затем медленно поднялась, вытерла слезы и сопли на грязном лице.

— Мама! Папа! — жалобно закричав, побежала домой.

— Ее мама в больнице, а папа — ханыга, — сказал Юрка.

Подобострастно я смотрел на братьев. Ждал, когда похвалят.

— Чего вылупился? Иди отсюда!

Обиженно я повернулся и пошел. За спиной