Фатум. Сон разума - Виктор Глумов

…Алексанян оседает, схватившись за живот, расплывается…

…мир расплывается от слез…

Убедившись, что жизни пациента ничего не угрожает, медики сняли кислородную маску, и Ник прохрипел:

— Со мной был парень, армянин, что с ним?

Седоусый врач переглянулся с пожилой медсестрой и сказал:

— Не знаю, к нам доставили только вас. Успокойтесь.

Ник полез в карман пальто, достал телефон, прищурился: глаза резало, он не видел деталей — только расплывчатые силуэты. В последний раз он звонил Алексаняну, нажать на кнопку повтора и…

— Больной, лежите, вам нельзя волноваться! — Медсестра попыталась отнять телефон, но Ник прижал его к груди, сел на кушетке.

— Гораздо больше я буду волноваться, если не узнаю, что с ним.

Телефон молчал. Ник зажмурился, с трудом подавляя тошноту, растянулся на кушетке и представил, как Артура тоже везут на «скорой», делают ему переливание крови. Его ударили ножом — конечно, нужна операция, ему не до ответа на звонки. И медики правда ничего не знают, там такая каша, не разберешь, кто с кем, кто палач, а кто жертва.

В больнице Ник узнал, до чего мерзкая процедура — промывание желудка. Зачем она нужна? Конечно, врачам виднее, но все же…

Потом его положили под капельницу. У стены — вторая кровать, пустая, аккуратно застеленная, рядом столик с аппаратурой. Реанимация, что ли? Слишком светло, несмотря на жалюзи, стены выкрашены в светло-зеленый. В углу черный шар камеры видеонаблюдения. Медсестра — эффектная рыжеволосая женщина лет тридцати — напугала отеком легких и велела не подниматься.

Зрение постепенно восстанавливалось, хотя слезы текли ручьем; жгло пищевод, хотелось откашляться, но было больно. Больше всего Ника раздражала беспомощность. Валяйся дохлятиной, а столько еще нужно успеть сделать! Зато мама вернулась, она мелким и займется. Может, больничка — тот самый отдых, который необходим организму? Желанная передышка?

Ближе к обеду пришла другая медсестра, чернявая, но тоже очень красивая, измерила давление. Это что, больница, дом моделей или бред?

— Жить буду? — прошептал он. — Когда можно домой и что это за больница?

Черт, что случилось с голосом?

— Думаю, уже вечером, если давление не будет падать. — Медсестра улыбнулась, упаковала тонометр и удалилась. На вопрос о больнице она не ответила.

Странные мысли пришли Нику в голову: это их больница, наверняка на окнах решетки, потому и жалюзи закрыты, и выбраться отсюда невозможно, за дверью — охрана. Наплевав на предупреждение медсестры, он встал. Закашлялся, шагнул к окну и отодвинул жалюзи: решеток нет, окно металлопластиковое, но без ручки. Что за окном — не разглядеть, картинка плывет. Вроде лавочки и резные фонари. И парк — Ник рассмотрел верхушки елей.

Смахнул слезу, проморгался и заметил дверь в стене — светло-зеленую, под цвет краски. Толкнул ее — туалет и душевая, свет загорелся автоматически. Сантехника чистая, новая. Не то что в обычной городской больнице.

Влетела медсестра, первая, рыженькая, и строгим тоном сказала:

— Ложитесь немедленно!

— Посещу заведение и лягу, — успокоил ее Ник. — Можно? Я ж ходячий. Я осторожно, правда! — И улыбнулся со всем своим обаянием.

В туалете он просидел минут десять с расчетом, что надзирательница уйдет. Выглянул: так и есть, ушла. Пересек комнату, высунулся в коридор: охранников нет. Значит, начинается паранойя.

Едва он лег, прибежала медсестра, хотела что-то сказать, но лишь открыла рот и покачала головой. Как она резво отреагировала — значит, следит. Прелестно! Камера-то не одна под потолком, наверное, вот эти провода с глазками — не система пожарной безопасности.

Электронные часы на стене показывали начало четвертого. Наверное, Алексаняна уже прооперировали и он отходит от наркоза. Понимая, что звонить бессмысленно, Ник набрал его номер — от не-чего делать — и даже не поднес телефон к уху, но в трубке щелкнуло, и на вызов ответила женщина. Никита подумал — врач.

— Здравствуйте, — проговорил он. — Я друг Паруйра Алексаняна и хочу поинтересоваться его самочувствием.

Женщина вздохнула, всхлипнула и прошептала:

— Никита, ты? Ой, горе… Не спасли Паруйра. Как мне жить теперь? Единственный сын… и внуков даже не оставил! Ой, Никита-а-а…

— Тетя Ануш…

Артура не спасли?! Ник закусил губу и, слушая, не слышал причитаний убитой горем матери. Неужели смерть друга теперь на его совести?

Как же так?! Ненасытной утробе «Фатума» всегда будет мало!

Все еще слушая мать Артура, Ник уткнулся в подушку. Хотелось выть, хотелось кого-нибудь загрызть. Ярость и негодование переполняли его.

Су-уки! Упыри! Твари ненасытные! Они ни перед чем не остановятся!

Ник скинул Коню сообщение, велел держать «Щит» изо всех сил, не выпускать людей на улицы, чтобы их с фашистами не спутали.

В дверь постучали, он перевернулся на спину, вытянул руки и принял безразличный вид. Смолкший телефон засунул под подушку.

Не дожидаясь приглашения, вошла Маша в зеленоватом медицинском халате:

— Привет. — И уселась на край кровати.

Ник посмотрел на девушку с такой ненавистью, что она невольно вскочила.

— Никита… что случилось? У тебя такое лицо…

— Это он тебя прислал? — прошептал Ник. — Чтобы ты проверила, раскаиваюсь ли я?

— Ты не совсем прав. — Маша взглядом указала на камеру и приложила палец к губам. — Если бы я не захотела, то не приехала бы.

Ник скрипнул зубами и отвернулся. Захлебываясь ненавистью, он поймал себя на мысли, что может прятать боль, обиду, радость — это совсем просто, а вот ярость — нет. Ярость — хозяин Ника, повелительница и движущая сила. Деструктивная, но другой нет.

— Кажется, я не вовремя. Пойду тогда, извини, — проговорила Маша и вздохнула, но с места не сдвинулась.

Хотелось вылить на нее негодование, обвинить во всех грехах «Фатума», ведь это они спровоцировали побоище, они прикрыли фашистов. Но удалось сдержаться, и Ник сухо сказал:

— У меня друг погиб, армянин, самый близкий друг.

Маша вскинула брови, осторожно села на край кровати и накрыла ладонью его руку:

— Мне жаль… Я не знала, правда!

На ее лице читалось такое раскаяние, что Ник поверил. Действительно, если бы Машу держали в курсе всех инициируемых «выбросов агрессии», не погиб бы ее парень. Или не парень? Или просто близкий человек?

Или не было у Маши в прошлом никакой трагедии?

Девушка накрыла его ладонь своей и тут же отдернула руку.

— Когда тебя выпишут? Я на всякий случай тебе фрукты принесла. — Она поставила пакет на кровать. — Посмотришь, но осторожно, там клубника.

— Еще бы кашку в баночке… или борщик, — проворчал Ник, придвинув «тормозок».

— Осторожнее, — напомнила Маша, снова мимолетно коснувшись его руки.

— А меня вообще выпустят? — Он отломил от связки два банана и заметил под розовым пакетиком с апельсинами бумагу.

И понял, почему надо быть осторожным. Криво улыбнулся, протянул один банан Маше.

— Мы теперь братья по несчастью. — Ник провел пальцем по ее руке. — У тебя очень красивые глаза…

Маша захлопала ресницами, порозовела — от полной шеи до кончиков ушей, но вскоре до нее дошло, что это не просто знак внимания — Ник включился в игру.

— Если меня выпишут, надеюсь, ты не откажешься завтра отобедать со мной? После того как я помогу родителям друга.

— Думаю, да, но после работы.

— Не переживай. Я понимаю, со мной рядом находиться опасно, но на этот раз я выберу приличное заведение с охраной.

— Мяу! Здорово! — Она изобразила радость.

— А что это за больница?

— Ведомственная, наша, на Молодежной.

— Спасибо, что пришла. — Ник сжал ее руку. — Ты очень добрая и… как бы это сказать?.. настоящая.

— Спасибо. — Маша потупилась. — Я пойду. Завтра утром позвоню, хорошо? Береги себя, пожалуйста. Будь осторожен!

— Не переживай.

«Интересно, она правда волнуется или играет?» — подумал Ник, когда девушка ушла — пышная, подвижная, с темными вьющимися волосами, собранными на затылке в пучок.

Он достал из пакета еще один банан, съел. Безумно хотелось прочитать бумаги, которые принесла Маша, аж руки тряслись. Но здесь этого лучше не делать, здесь, наверное, и в туалете камеры.

Глава 8

ДЛИННЫЕ РУКИ

Когда уже начало темнеть, а Ник извелся ожиданием, его посетили чернявая медсестра и седобровый врач в очках. Надо же, в воскресенье — и обход. Дежурант, наверное.

Врач долго прослушивал Ника, простукивал, оттягивал веки, заглядывал в горло. Наконец покачал головой и сказал:

— Хрипов нет, но есть ожог слизистой. Возможны пневмония, бронхит и трахеит, так что на вашем месте я бы понаблюдался у участкового терапевта, так сказать, во избежание. К нашей поликлинике прикреплены? Зайдите в отдел кадров, узнайте. Вы курите? Желательно воздержаться. Можете собираться домой.