Фатум. Сон разума - Виктор Глумов

— Вот, тебе конверт.

Ник взял обычное письмо на свое имя с адресом отделения УВД, разорвал, развернул документ: повестка. Его вызывали в качестве свидетеля убийства.

* * *

— Давайте еще раз, по порядку, — предложил мент.

На нем были джинсы и свитер с вытянутым горлом, и, хоть полицейский представился, Ник не запомнил ни имени, ни звания. Лысеющий мужик под сорок с нездорово-желтой кожей, под глазами — мешки, губы узкие, серые, под цвет глаз.

Мент не курил, не светил лампой в лицо Нику, не закидывал ноги на стол. И допрос-то не походил на допрос — монотонно, уставшим голосом полицай спрашивал и спрашивал о погроме, и Ник недоумевал: зачем? Если каждого свидетеля держать по часу в кабинете, успеешь состариться и на пенсию выйти, прежде чем дело закроешь. А ведь Ник уже написал заявление, по минутам разложил день преступления и каждый лист завизировал. Неплохое развлечение утром понедельника, закалка для нервов, испытание на прочность.

— Мы условились с другом о встрече, — со вздохом начал Ник.

Мент кивал в такт словам, сложив руки на столе. Пометок в бумагах он не делал — историю последнего дня жизни Алексаняна Ник рассказывал уже в третий раз.

Ловят на неточностях?

Медленно поднималась злость. В самом деле, Ник — пострадавший. Он день пролежал в больнице, он друга потерял, а его чуть ли не обвиняют! Вызвали в отделение, пришлось отпрашиваться с работы до обеда. На месте Тимура Аркадьевича Ник бы себя уволил. То мама в СИЗО, то брат в лечебнице, то сам в больнице или в полиции — хорош сотрудник. А ведь будут еще похороны Артура, когда тело отдадут после расследования…

При мысли об этом Ник приуныл и сбился, запнулся на полуслове. О чем он только что говорил?

В серых глазках мента вспыхнул интерес. Полицейский даже вперед слегка подался, обдав Ника вонью застарелого пота.

— Да-да?

Ни в чем Ник не был виноват, но мысли заметались, выискивая выход. Ошибка, промах, теперь вцепятся — не отдерешь.

— Простите. — Он решил быть откровенным. — Накатило. Погибший был моим лучшим другом.

Мент пожал плечами. Все-таки отвратный человечишка, потрепанный и замурзанный, как его кабинет. Взгляду не за что зацепиться. Ник рассматривал пыльный фикус на окне. Кажется, несчастное растение поливали спитым чаем. И закапывали в землю у корней бычки. На столе задребезжал телефон, мент взял трубку, выслушал кого-то на том конце провода, буркнул: «Понял, да, сделаю», — и вернулся к допросу.

— Никита Викторович, — почти ласково проговорил он. — Подскажите, а молодежное объединение, которым вы руководите, — зарегистрированная организация?

— Нет. Никакой организации нет. «Щит» — группа единомышленников и друзей.

— Ну, Никита Викторович… Давайте посмотрим фактам в лицо: организация объективно существует. И еще вопросик. Вот этот человек, — мент протянул Нику фотографию, — вам знаком?

Знаком. Ник узнал его по уродливой татуировке — свастике на бритом черепе. Он видел скина два раза: на Кутузовском и во время погрома в ТЦ, и определил для себя как вожака нацистов. Когда Ник рассказал об этом менту, у того снова блеснули глазки.

— И естественно, оба раза вы встретились совершенно случайно?

Ник кивнул. Мент оскалил желтые редкие зубы.

— А как зовут этого фигуранта, вы не в курсе? И журналистов вы во вчерашнем интервью дезинформировали?

Да они же, что называется, «дело шьют»! И уже не в вожди революции, а в предводители фашистов вслед за телевизионщиками записывают!

— Нет, не дезинформировал. Извините, сегодня у меня еще дела. Свидание. Мне пора идти. Я же свидетель, да? Не обвиняемый? Если вам нужны какие-то данные — получите от меня официальным путем.

— Конечно-конечно! — Мент встал из-за стола и театрально навис над Ником. — Если ситуация изменится, вас оповестят. Кстати, члены вашей несуществующей организации блокировали подъезд к отделению. Несомненно, они — просто ваши друзья, но их много, и они нервируют наших сотрудников… Поэтому ступайте себе к приятелям, а мы дальше будем работать.

Ник попрощался, насколько мог, вежливо и покинул отделение.

У ворот, за оградой, его ждали студенты. Не так много, как со страху менту померещилось, но и не мало — человек тридцать отборных активистов. Приветствуя их, Ник поднял руку и увидел, как, расталкивая единомышленников, к нему ломится Конь — большой, спортивный, красивый парень.

Стас Кониченко смотрел на Ника, как верующий на божество.

Под этим взглядом Нику стало не по себе и померещилось, что невидимый кукловод, все чаще заявлявший о себе, упоенно рассмеялся, потянул к обожанию и восхищению руки, будто замерзающий к огню.

* * *

Юноши и девушки обступили Ника плотным кольцом, протягивали руки, чтобы дотронуться хотя бы до рукава, и глаза у них подозрительно сверкали, как у аборигенов при виде Кука… Ник был уверен, что из окон отделения за ним наблюдают, и старался вести себя сдержанно, дружески, типа все так и надо, никакой организации не существует.

Стас Кониченко, наместник во студенчестве, подобрался к Нику почти вплотную, склонив голову, заглянул в лицо. Нику почудилось, что Конь перебирает ногами, грызет удила, рвется бежать, лететь быстрее ветра, нести справедливость, возмездие и что там еще несут четвероногие духи-оборотни.

— Что они вам шьют? — напрямую спросил Конь.

Ник краем глаза следил за незнакомыми студентами. Любой из них мог оказаться шпионом «Фатума».

— Участие в погромах, естественно. Надеюсь, никто из наших не замешан? Ты людей удержал?

— Обижаете, — надулся Конь. — Никита Викторович… Алексанян… в общем, это… Нам жаль.

Его слова тронули Ника.

— Спасибо, Стас, спасибо, ребята. Похороны на этой неделе. Я вам сообщу. Если вы придете, родителям Артура будет приятно.

Ник сделал шаг вперед, и студенты двинулись за ним. Педагогическая система древних греков никогда не казалась Нику совершенной: учитель бродит, слушатели — следом, сядут в парке и внимают… Оно, конечно, хорошо, когда тепло или даже жарко, но промозглым, больным, ободранным ноябрем — не вариант.

— Стас, — тихо подозвал заместителя Ник. — Вы по делу пришли или как?

— Вас задержали — мы пришли, — пожал могучими плечами Конь. — Мы вас не бросим!

Вот спасибо, вот утешил! Ник криво улыбнулся. Сейчас он поедет на работу, а потом — в ресторан с Машей. Не на свидание, нет. Шпионские игры требуют соблюдения правил.

Ник попрощался со студентами, кажется, разочарованными тем, что он ходит на работу, будто простой смертный, и поспешил к метро.

* * *

В приемной на Машином месте сидела незнакомая престарелая девушка в феерическом наряде: красное, в белый крупный горох платье. И чалма такого же цвета. Глаза дива накрасила густо-синим, губы — алым, обвисшие щеки обильно припудрила. Ник лишился дара речи — впервые в жизни. Неземной облик красотки потряс его до глубины души. Он даже руку к груди прижал.

— Никита? — приветливо, красивым сопрано пропела дама. — Меня зовут Олеся, я Машу заменяю.

— Как — заменяете? — опешил Ник и тут же спохватился. — Очень приятно.

— А Маша приболела. Я вообще-то Пранова помощник, но нас в управлении две, напарницу оставила Леониду Ильичу, а сама — сюда. Я в таких случаях всегда Машеньку заменяю.

— А что с ней конкретно, не знаете?

Олеся виновато улыбнулась. Ник испугался, что «штукатурка» на ее щеках пойдет трещинами.

— Не знаю, Никита. Я человек маленький, винтик. Меня даже в управлении поедом едят — слишком мягкая. Так что я и не спрашивала. Мне сказали, что Машенька на больничном, а звонить ей я стесняюсь — побеспокою еще… — Олеся захлопала прозрачными глазами.

Ник поскреб в затылке и кивнул на дверь Реута:

— У себя?

— У себя, подожди, я предупрежу о тебе. — Олеся набрала внутренний номер и пропела в трубку: — Тимур Аркадьевич, к вам Никита Каверин… Да. Хорошо… Никита, Тимур Аркадьевич просит тебя зайти через полчаса, он занят.

Ник забрал у Олеси входящую документацию из Управления статистики и, нагруженный бумагами, отправился в свой кабинет. Здесь в отсутствие Ника побывала уборщица, навела стерильный порядок, и даже складывать письма на стол было боязно.

Первый документ оказался из АХО: Нику нужно было заказать канцтовары. Дальше шла подборка от статистов — очередная группа слишком пассионарных школьников. Ник задумался: а что с ними делают? Убивают во младенчестве? Перевоспитывают? Едят на завтрак?.. Этой информации не было в открытой базе. Возможно, что-то знала Маша, но она болела.

Ник набрал ее номер — с сотового, не со служебного телефона. «Аппарат выключен». Что за карма такая злая?! Сначала Пашка, теперь Маша, не хотят с ним разговаривать. С другой стороны, Маше может быть просто дурно. Ник отыскал ее домашний номер в справочнике и позвонил. Трубку никто не брал.