Время шинигами - Кайли Ли Бейкер

против всех. Он заступился за меня перед другими жнецами, последовал за мной через океан. Он подарил мне всю свою любовь, а я отмахнулась от нее. Из всех дурных поступков, совершенных мной, это предательство было самым ужасным. Я заслуживала судьбы хуже, чем у Нивена, и хуже, чем у Хиро.

Чем дольше он не двигался, тем сильнее страх сжимал холодными пальцами мое сердце. Мне никогда не попасть в рай, если он и существует. Возможно, я буду гореть в вечном огне или просто обращусь в ничто, застыв в небытии, неподвижная и бездыханная, на веки вечные. Я задрожала, чувствуя себя так, словно Нивен остановил время и запер меня в этом моменте перед смертью, навсегда оставив гадать, когда наконец обрушится его меч и мир погрузится для меня во мрак и больше уже не озарится светом.

Лезвие с грохотом упало на пол рядом со мной. Я подняла глаза и увидела, что Нивен сделал несколько неуверенных шагов назад, глядя на меня так, будто я страшнее любого ёкая. Он вытер слезы, схватил Тамамо-но Маэ за руку и, рывком подняв ее на ноги, бросился к двери.

Я подняла руку – и мои тени, скользнув по полу, захлопнули двери.

Он обернулся.

– По-твоему, я оставил тебя в живых для того, чтобы теперь ты держала меня здесь, внизу, взаперти? – возмутился Нивен, ударяя по двери кулаком.

– Нет, – ответила я, дрожа всем телом. – Наверху меня ищут жнецы. Они могут схватить тебя и использовать как приманку.

– Значит, мы станем твоими пленниками? – спросил он, и его лицо покраснело от гнева, а на шее вздулись вены. Ёкай вздрогнула от того, как крепко он сжал ее руку, но промолчала.

– Нивен, они убьют тебя! – крикнула я, и от внезапно громкого звука моего голоса он отшатнулся от двери. На мгновение гнев исчез с его лица. Я отвернулась раньше, чем он приблизился.

– Мы находились во тьме веками, – заговорил Нивен более мягким голосом. – Больше я не намерен в ней оставаться.

Я повернулась к Тамамо-но Маэ, которая до сих пор не произнесла ни слова. Она не выглядела злой, как Нивен, но ее круглые глаза смотрели на меня так безучастно, словно я была лишь движущейся картинкой. Казалось, ее на самом деле даже не было в этой комнате – будто она наблюдала за мной из другого мира.

– Я выведу тебя на солнечный свет, – пообещала я, отрывая взгляд от ёкая. – И пойду с тобой – на случай, если появятся жнецы. Но сейчас в человеческом мире ночь. Нивен, пожалуйста, останься здесь. Только сегодня.

Мы смотрели друг на друга через всю комнату – два незнакомца, пытающихся понять друг друга. Наконец Нивен кивнул.

– Тиё! – Я повернулась к служанке, потому что смотреть на нее было проще, чем на брата. Она мгновенно очутилась рядом со мной. – Покажи им комнаты для гостей. Позаботься о том, чтобы они получили все, что попросят.

Тиё поклонилась сначала мне, потом Нивену и ёкаю.

– Следуйте за мной, – сказала она.

Я не смотрела, как они уходят, лишь слышала, как их шаги в коридоре становятся все тише и как к ним добавляются шаги слуг.

Цукуёми приблизился ко мне, но я все еще смотрела в пол.

– Прошу тебя, уходи, – сказала я. У меня сейчас не было сил что-либо ему объяснять или выслушивать его непрошеные мысли.

Но вместо слов он поднял катану Идзанами, вытер ее безупречно белым рукавом своего кимоно, так что тот почернел, а затем повесил обратно над троном. Он поднял что-то еще, тоже вытер, затем опустился передо мной на колени и раскрыл ладонь.

На ней лежали часы Нивена, сияющие ослепительным серебром, как и прежде.

Я потянулась, чтобы забрать их. Его пальцы, коснувшиеся моих, были поразительно теплыми. Я прижала часы к груди.

Цукуёми поднялся на ноги, предлагая мне руку.

– Богини не стоят на коленях в лужах непроглядной тьмы, – заметил он. Но, в отличие от того раза, когда впервые пришел в мой дворец, он говорил не снисходительно: теперь в его тоне звучала нежность.

– Богини не делают многое из того, что делала я.

– Тебя это удивит, – продолжил он, – но стоять здесь на коленях ниже твоего достоинства.

Я не до конца верила его словам, но все равно позволила ему помочь мне подняться. Чувствовал ли Цукуёми что-либо подобное, когда сестра сбросила его на Землю? Я с легкостью могла представить, как меня срывают с неба и швыряют вниз, точно падающую звезду, как моя плоть сгорает в атмосфере, а кости при ударе обращаются в пыль.

– Что ты сделал? – спросила я.

Цукуёми выдержал паузу, но по выражению его лица я догадалась: он понял, что я имею в виду.

– Я ничего не мог с этим поделать, – признался он. – Я вернулся на луну, потому что я есть тот, кто я есть, и должен делать то, чего от меня требует мир. – Его тон был идеально ровным – я поняла: все это напускное.

Но он был прав. Мир и от меня требовал многого.

Я оставила Цукуёми и вернулась в свою комнату, где могла погоревать наедине, чувствуя себя так, будто мир разбился на тысячи острых осколков.

* * *

Через час я постучала в дверь спальни Нивена. Мне казалось странным стучаться в своем дворце, ведь я всегда могла ворваться в любую комнату и потребовать, чтобы тот, кто находится в ней, покинул ее.

Открыла мне Тамамо-но Маэ, а не Нивен.

В ее круглых черных глазах, похожих на две чернильные лужи, повисло мое отражение. В последний раз я видела ее ребенком, сейчас же она казалась примерно моего возраста. Она абсолютно не напоминала давшую ей имя ряску[6] – больше была похожа на хризантемы, росшие вокруг дворцового озера: царственные и изысканные, совершенные в своей симметрии. Ее лицо было способно развязывать войны и ставить на колени великие королевства.

– Спасибо, что разрешила нам остаться здесь, – поблагодарила она. Ее слова звучали как стихи. Наверняка никто никогда не говорил по-японски столь сладко.

– Где мой брат? – спросила я, проигнорировав ее слова.

– В ванной, – ответила она, кивая на комнату позади себя. – Он пропустил меня вперед.

– Разве Тиё не предоставила вам раздельные комнаты? – спросила я, стиснув зубы.

– Предоставила, – ответила ёкай. – Но Нивен предположил, что ты можешь убить меня, если я надолго останусь одна.

Я вздохнула, прижав руку ко лбу.

– Я не собираюсь убивать тебя, ёкай.

Нивен уже ненавидит меня, и, причинив вред его единственной спутнице, я ничем себе не помогу. К тому же если она желала ему зла, то за столетие в непроглядной тьме у нее было достаточно времени, чтобы убить его и обвинить в этом чудовищ.

– Знаю, – сказала она, пожимая плечами. – Но мальчишки не всегда умны. – В этом я была с ней согласна. Я вспомнила о Цукуёми, все еще бродящем где-то во дворце. – Я также хотела поблагодарить тебя за то, что ты забрала меня из моей деревни, – продолжала она.

На коже выступил холодный пот.

– Что?

– Когда я была ребенком, – пояснила она. – Я помню, что меня собирались продать якудза, но ты придумала, как вызволить меня.

– Ты это помнишь? – спросила я, поморщившись при воспоминании о том, как Хиро проткнул катаной ее бабушку. – Почему ты благодаришь меня, а не злишься за то, что я бросила тебя в непроглядную тьму?

– Потому что знаю: ты не хотела, чтобы мы туда отправились, – произнесла она так легко, будто столетия во мраке для нее действительно ничего не значили. – Кроме того, ёкаи способны читать сердца людей. Я знаю твое, Рэн.

Я с трудом поборола желание отстраниться. Как ёкай могла знать, что у меня на сердце, если это неведомо мне самой?

– Ты меня не обманешь, – произнесла я наконец. – Я знаю, кто ты и что ты сделала.

Я ждала, что она разозлится на меня, что у нее на макушке прорежутся лисьи уши, из десен выскочат клыки и она вопьется мне в горло. Но ее губы лишь сжались в кривую линию, а плечи опустились, как лепестки поникшего без солнца цветка.

– Во всех моих прошлых жизнях меня воспитывали как приз, как шлюху или как оружие, – призналась она. – Никто никогда не заботился обо мне. Я не видела в их жестоких сердцах искренности. Но впервые за тысячи лет я встретила того, кому от меня ничего не нужно. – Она замолчала, через плечо бросила взгляд в сторону ванной и понизила голос. – Я не могу изменить то, что уже совершила, – продолжила она, – но в этой жизни я иная. Той ненависти негде пустить корни.