За закрытыми дверями - Майя Гельфанд

Ленечка кивнул. В тот же вечером он сообщил маме и бабушке, что идет в гости к Моисею Иосичу. Те благосклонно кивнули – старый фронтовик вызывал у них уважение. Он добежал до дома старика, а дальше они пошли вместе. Идти оказалось недолго – пункт назначения находился неподалеку, в одном из соседних дворов, хотя Ленечка никогда здесь не бывал. Уже стемнело, но он разглядел фигуры людей в необычных одеждах, которые стояли близко друг к другу с книгами в руках и что-то бубнили под нос. В свете луны он увидал колодец, вырытый посреди двора, где мерцала, слабо поблескивая, черная вода.

– Моисей Иосич… – потянул за рукав Ленечка. Но Моисей Иосич только прижал палец к губам: тссс!

Мальчик смотрел с восхищением и ужасом, как странные люди, раскачиваясь, что-то бормочут себе под нос, напевая. Как приходят мужчины, накручивают на руки ремешки, надевают на голову странную коробочку, укрываются черно-белым одеялом и тоже присоединяются к общему хору.

– Кто эти люди? – не выдержал Ленечка.

– Это евреи, – ответил Моисей Иосич.

– А что они делают?

– Они молятся своему Богу. Ты тоже еврей, Ленечка.

– Я? – Мальчик вытаращил глаза и тут же густо покраснел. – А это точно?

– Да. Бабушка твоя еврейка, а значит, и мама тоже. Ну и ты, получается, тоже еврей.

– А вы-то откуда знаете?

– Так мы своих сразу видим, – усмехнулся Моисей Иосич.

– И вы тоже?

– И я.

Новость эта стала для Ленечки настоящим потрясением. Он был октябренком, скоро планировал стать пионером, а тут – такое! Хотя в их интернациональном окружении его еврейство не было такой уж страшной новостью, но все равно стало немного неприятно.

– Это очень плохо? – спросил он.

– Ну, как тебе сказать… Не то чтобы очень. Но жизнь тебе не облегчит.

Тогда Ленечка крепко задумался.

– Нет, я не хочу быть евреем, – сказал он твердо. – Я советский человек.

Моисей Иосич только усмехнулся и, помолчав, произнес:

– Сегодня великий праздник. Сегодня евреи вышли из Египта.

– Прямо сегодня? – уточнил Ленечка.

– Ну, не совсем. Это было много лет назад. Но евреи помнят. Это праздник свободы. Праздник освобождения из рабства. Когда-нибудь ты тоже выйдешь из рабства.

– А зачем мне из него выходить? – фыркнул Ленечка. – Я и не собираюсь в него входить. Я ж не раб.

– Это от нас не зависит. Рабство – оно снаружи. А свобода – она внутри.

Но Ленечка не мог понять философствования старика. Тем временем двор постепенно заполнялся людьми. Среди них начали мелькать знакомые лица. Этого он видел в школе, он там сторожем был. А другой – муж бабушкиной приятельницы.

– Если я еврей, я тоже должен молиться? – спросил Ленечка.

– Должен. Но пока ты не можешь молиться вместе со всеми. Ты еще мал. Ты еще не мужчина. Мужчинами становятся в тринадцать лет. После этого ты сможешь молиться вместе с нами.

И с этими словами Моисей Иосич отвел Ленечку в сторону, а сам присоединился к остальным. Вскоре однообразное бормотание, периодически переходящее в хоровое пение, наскучило мальчику, и он задремал.

Его разбудили треск, грохот, испуганные крики. Кто-то громко выругался, послышался топот чьих-то быстрых шагов. Спросонья Ленечка увидел, как люди в черной одежде выволакивают молящихся, толкают, бросают. Кто-то выбил костыль из рук Моисея Иосича, он потерял равновесие, и вот он уже на земле, испачканный, его топчут ногами, он защищает руками голову, что-то умоляюще кричит… Наконец один из людей в черном велел остановиться. Побоище на время прервалось.

– Кто тут у вас главный? – спросил он. Вперед вышел сухонький старичок с длинной бородой и голубыми глазами. – Вы? – По всей видимости, человек в черном тоже узнал старичка, и лицо его изменилось, стало серым, нервным. – Никогда бы не подумал, – пробормотал он, но тут же взял себя в руки. – Чем вы тут занимаетесь?

– Празднуем день рождения, – ответил старичок не моргнув глазом.

– Чей? – сурово спросил человек.

– Мой.

Оба знали, что это в чистом виде вранье. И оба замерли, ожидая, что один из противников первым пойдет на попятную.

– Почему в такой странной одежде?

– Это одежда наших предков, – ответил старичок.

Формально одежда предков не была законодательно запрещена. Наоборот, поощрялись творчество малых народов и сохранение культурного разнообразия, и оба об этом знали.

– Почему в такое позднее время?

– А когда еще? Все же на работе.

Начальник обвел взглядом собравшихся. Работающими их никак нельзя было назвать. Кроме Ленечки, многим присутствующим было далеко за семьдесят, а среди тех, кто помоложе, как Моисей Иосич, немало было инвалидов вроде него.

– А это что? – вдруг осенило начальника. Посреди двора находился глубокий колодец – тот самый, что привлек внимание Ленечки. Антрацитовая вода поблескивала в лунном свете. Это был микве, ритуальный колодец для омовений.