Рыцарь бедный - Василий Панов

В Венском турнире 1882 года первые два приза поделили Стейниц и Винавер, добившийся крупнейшего в своей жизни успеха. Третьим был Мэзон. Четвертый и пятый призы поделили Мэкензи и Цукерторт. Блекберн был шестым. Чигорин же оказался на «роковом» тринадцатом месте.

Некоторым утешением для Михаила Ивановича было то, что он выиграл по одной партии у обоих претендентов на звание чемпиона мира: Стейница и Цукерторта.

Впрочем, неудача Чигорина имела и свои положительные стороны: она заставила Михаила Ивановича, которому вскоре исполнилось тридцать два года, серьезно призадуматься над своей будущностью.

Он понял, что силы человека не беспредельны и что для достижения спортивных успехов в шахматах мало иметь талант и даже гений, если нет сносных жизненных условий и возможности беспрепятственно совершенствоваться.

Препятствий к достижению успеха было много, но основным была связанность чиновничьей службой. На служебную карьеру без протекции нельзя было надеяться. Герцен, описывая в «Былом и думах» канцелярию министерства внутренних дел, указывал: «В регистратуре был чиновник, тридцать третий год записывающий исходящие бумаги и печатавший пакеты». И Михаил Иванович принял крайне смелое по тем временам решение: стать первым русским шахматным профессионалом!

В этом решении его укрепило и признание его таланта русской общественностью, и то, что у него появился постоянный добавочный заработок во «Всемирной иллюстрации», и то, что на обратном пути домой из Вены он, по совету неизменно дружественного Винавера, заехал в Варшаву и там провел несколько выступлений в виде сеансов одновременной игры и партий с сильнейшими местными шахматистами. Это был первый опыт гастролей в стране, которая только формально входила в состав Российской империи, а с шахматной точки зрения была «заграницей». Чигорин очаровал радушных хозяев блеском своего таланта, и это укрепило у него веру в возможность шахматного заработка.

Радовало и подбодряло Михаила Ивановича и то, что в результате его деятельности как маэстро, журналиста и теоретика началось повсеместное оживление шахматного спорта в России. Возникло много кружков в провинции. По примеру Чигорина московский шахматист Гельвиг попытался издавать «Шахматный журнал». Правда, вышло лишь два номерочка по десять страничек и еще один сдвоенный, после чего «предприятие» лопнуло, но уже само начинание было хорошим симптомом.

И Чигорин решил, избрав карьеру мастера-профессионала, продолжить борьбу за объединение сначала петербургских, а потом всех русских шахматистов и за создание нового шахматного журнала. Недаром же он накопил богатый литературный, теоретический, полиграфический и организационный опыт!

Все, что нужно было Михаилу Ивановичу для начала – время и деньги, то есть возможность свободно располагать собою. Но прежде всего необходимо было взять реванш за неудачное выступление в Венском турнире и восстановить репутацию сильнейшего шахматиста России.

Случай скоро представился: весной 1883 года в Лондоне проектировался один из самых крупных турниров прошлого столетия, и Чигорин был в списке приглашенных.

И он решился! 22 февраля 1883 года губернский секретарь Чигорин навсегда расстался с опостылевшей канцелярской службой, подав министру такое прощальное заявление:

«По домашним обстоятельствам моим не имея возможности продолжать службу по занимаемой должности регистратора, прошу к сему, дабы повелено было, прошение сие принять и сделать распоряжение об увольнении меня со службы в отставку».

Снова гордое умалчивание истинной причины отставки – шахмат! И снова ни малейшего участия или интереса со стороны министра к человеку, одиннадцать лет отдавшему, как тогда выражались, «коронной службе». Министр лишь милостиво «соизволил дабы прошение сие удовлетворить».

Мосты были сожжены! И Чигорин, свободный, как птица, отправился в Лондон отстаивать спортивную честь Родины.

Все силы – шахматам!

Середина девятнадцатого века была эпохой расцвета английского капитализма, золотой эрой Британской колониальной империи, о которой до сих пор с умилением вспоминают консервативные зубры. Эпоха, воспетая Киплингом и Райдером Хаггардом! Под скипетром королевы Виктории находилось несколько десятков миллионов белых подданных и свыше полумиллиарда рабов всех цветов кожи и наречий земного шара. Бронированные подвалы и стальные сейфы старинного Сити ломились от золота и драгоценностей, доставлявшихся с разных континентов и островов.

Процветание викторианской Англии отразилось и на шахматном движении – она и в этом отношении была ведущей страной.

В конце восемнадцатого века Англия еще только «пригревала» знаменитых иностранных шахматистов: француза Андрэ-Даникана Филидора, автора знаменитого руководства по шахматам и многих популярных опер, сирийца Филиппа Стамму – автора учебника под захватывающим названием «Разоблаченные Стаммой секреты шахматной игры».

Но уже в первой половине девятнадцатого века выдвинулось несколько превосходных английских шахматистов. Мировую известность завоевал Вильям Льюис, первоклассный маэстро, крупный теоретик, остроумный шахматный литератор. Его ученик и преемник шотландец Александр Макдоннел прославился своей борьбой в матчах со знаменитым чемпионом Франции Луи Шарлем Лабурдонне, в которых, правда, гениальный француз одержал победы с общим счетом +45, –27, =13.

Макдоннела сменил Говард Стаунтон – известный шекспировед, издатель шахматного журнала и автор ряда книг по теории игры. Одно время, до побед Андерсена в первых лондонских турнирах, Стаунтон имел репутацию лучшего шахматиста мира.

О блестящем Блекберне я уже рассказывал. Большой популярностью одно время, как «надежда Англии», пользовался семнадцатилетний лорд Сесиль де Вер, выигравший в 1865 году при форе «пешка и ход» матч у Стейница со счетом +10, –2, =3.

В Лондоне существовал ряд шахматных клубов – от обычных общедоступных до аристократического «Сент-Джордж клаба» и «Сити оф Лондон клаба», членами которого были богатые купцы, банкиры, промышленники. Особенную популярность завоевало шахматное кафе «Сигар-диван», оформленное в восточном, экзотическом стиле.

Были шахматные клубы и во многих других городах и в курортных местечках: в Манчестере, Ливерпуле, Лидсе, Ноттингеме, Гастингсе, Бристоле, Брайтоне и др.

В Лондоне в 1851 и в 1862 годах состоялись первые в истории шахмат международные турниры, принесшие, однако, победы не англичанам, а немцу Андерсену.

Характерно для английского шахматного движения, что во второй половине девятнадцатого века сильнейшие иностранные маэстро неизменно переселялись в поисках славы и денег именно в Лондон. Долгие годы там жили Стейниц, Цукерторт, Левенталь, в конце века – Ласкер.

Турнир 1883 года, проходивший почти два месяца – с 14 апреля по 10 июня, – был организован с неслыханным финансовым размахом.

В подписке на призовой фонд приняли участие клубы, рядовые любители игры, меценаты из аристократии и буржуазии. Рекорд поставил «Сент-Джордж клаб», подписавший 666 фунтов стерлингов – шутка в духе холодного английского юмора. Ведь тогда не было ни одного англичанина, с малых лет не читавшего Библию, и все они знали, что 666 «по Апокалипсису» является «звериным числом».

Общая подписка по Великобритании дала еще 123 фунта, а по Индии – 481 фунт. Особенно раскошелился раджа Визанагар, подписавший 200 фунтов. 300 с лишним фунтов были выручены от продажи входных билетов, а венгерский маэстро и банкир (уникальное сочетание профессий) барон Колиш учредил приз в 25 фунтов за лучший результат непризера против победителей.

Играли четырнадцать участников в два круга, но это вовсе не значило, как в наши дни, что каждый с каждым должен был сыграть по две партии. Принципиальным недостатком турнирного регламента тех времен была установка на переигрывание ничьих до победы одного из партнеров. Программой Лондонского международного турнира предусматривалось, что ничьи переигрываются два раза, и лишь третья ничья заносится, как таковая, – каждому по пол-очка – в турнирную таблицу.

Это была тяжелая добавочная нагрузка для участников! Даже Чигорину, обладавшему очень острым, смелым стилем игры и принципиально избегавшему всякого упрощения позиции, в двадцати восьми турах пришлось переигрывать шесть ничьих. Еще больше страдали другие маэстро, особенно те из них, кто не любил необоснованного риска или тяготел к позиционно-маневренной борьбе.

Не мудрено, что Лондонский турнир очень затянулся, так как было только четыре туровых дня в неделю. Играли по утрам и вечерам, так что отложенных партий не было, но два дня в неделю было посвящено переигрыванию ничьих.

Единственное достоинство системы переигрывания до победы было то, что она волей-неволей вынуждала участников к крайне острой, напряженной борьбе.