Матильда Кшесинская. Жизнь в изгнании. Документальная повесть - Галина Вервейко

– Входите, входите, птичка улетела.

«Это произошло на другой же день, что я покинула свой дом, и он был занят какой-то бандой, во главе которой находился студент-грузин Агабабов. Он стал устраивать обеды в моём доме, заставляя моего повара ему и его гостям готовить. И все они пили обильно моё шампанское. Оба мои автомобиля были, конечно, реквизированы», – с горечью записывала Кшесинская.

На третий день нахождения Кшесинской у Юрьева, её нашёл там брат Иосиф, а по-польски Юзеф, которого в семье все звали Юзя. Решено было перебираться в дом брата. Они взяли на руки собачку и пошли все пешком по городу. Все драгоценности пришлось оставить в доме Юрьева, так как нести по городу их было опасно. Тот день был очень холодный, дул сильный ветер. Они шли по Троицкому мосту и, казалось, что их сдует в реку, и они там замёрзнут. Матильда в своём тоненьком, лёгком пальто продрогла до костей. Наконец, они дошли до Литейного проспекта, где на углу Спасской улицы находился дом Иосифа Кшесинского по адресу: Литейный проспект, 38.

Когда Матильда вошла в квартиру, то разрыдалась! В её слезах вылилось всё, что накопилось за эти три дня. Ей столько пришлось пережить за это время! Больше всего она, конечно, боялась за сына. Боялась, что его отнимут у неё, хоть он был уже не маленьким, а подростком четырнадцати лет… К счастью, никто из революционеров не знал, где она находилась в это время. А солдаты, забегавшие в квартиру Юрьева, не догадывались, кто она такая. «А то судьба моя и моего сына была бы печальная», – думала спустя полвека Светлейшая княгиня Романовская-Красинская.

Глава 2. Тревожная весна 1917-го. Борьба за особняк

Матильда переехала к брату в канун своих именин – 1 марта. Но и здесь её не покидало тревожное чувство. Спокойствия не было. Приходилось постоянно прислушиваться к шуму на улице. Особенно страшно было тогда, когда из окна был слышен звук проезжавшего грузовика. Кшесинской казалось, что он сейчас остановится около дома, и начнутся обыски и аресты или ещё что-нибудь более страшное.

На второй день до Кшесинских дошла ужасная весть: Государь отрёкся от Престола. Ничего страшнее Матильда не могла себе представить. Эта весть казалась невероятной и не укладывалась в мыслях. Казалось, что всё это неправда, такого просто не может быть. Почему отрёкся? Что побудило его к этому? Позже пришла вторая грустная весть: младший брат Николая Второго Великий Князь Михаил Александрович тоже отрёкся принимать Престол. Это было страшно: все старые вековые устои рушились. А кругом начался беспредел: непонятные аресты, убийства офицеров на улице, грабежи и поджоги – кровавые ужасы революции…

В своих мемуарах «Театральная улица» о революционных днях вспоминала балерина Тамара Карсавина. В начале февраля она уехала на гастроли в Киев, где и узнала позднее о событиях в столице: «…до меня впервые дошли слухи о революции в Петербурге. В течение трёх дней не было ни поездов, ни телеграмм. Когда связь была восстановлена, мы узнали об отречении императора». Дальше она продолжала: «Я вернулась из Киева среди ночи – вокруг ни единого экипажа, ни одной живой души. Город охраняла новая милиция. По дороге домой меня несколько раз останавливали – вежливо просили предъявить документы. Это были в основном студенты, странное сочетание гражданской одежды и винтовки на плече.

Утром из окна открылся новый вид. Напротив стояло здание тюрьмы. Я всегда восхищалась красотой его пропорций и двумя фигурами коленопреклонённых ангелов над воротами, теперь оно было искорёженное огнём, практически остался только остов. Дуняша (домохозяйка) рассказала мне, что наши оконные стёкла даже раскалились от огня.

Поджигали тюрьмы, арсеналы, суды. Разрушили и несколько частных домов; разграбили дома министра двора и Кшесинской».

Однажды дворник Матильды позвонил в квартиру брата и сообщил ей, что её дом начинают грабить. Сама она ехать туда опасалась. Поехали сестра Юлия и танцовщик Мариинского театра, её молодой партнёр, Пётр Владимиров, чтобы узнать, в чём дело.

Они приехали и позвонили у парадной двери. Это было в начале марта, когда дом Кшесинской занимал солдатский комитет мастерских запасного автобронедивизиона. Им открыл солдат с винтовкою в руках. На вид он был разнузданным, но принял их нормально: предложил пройти в дежурную комнату и пригласил сесть, а затем спросил, что они хотели узнать. Юлия сказала ему, что они получили сообщение, что имущество дома разграбляют. Он стал показывать пришедшим всё, что было в доме. В столовой на полках ещё стояли золотые чарки Матильды. Солдат рассказал им, что городская милиция вывезла какие-то ящики в дом Градоначальника. В то время им был пятидесятилетний Балк Александр Павлович. Владимиров тут же позвонил ему. Градоначальник попросил сестру Кшесинской заехать к нему.

Владимиров поехал в другое место выяснять об имуществе Кшесинской – в театр-варьете «Аквариум», который располагался вблизи дома Кшесинской – на Каменноостровском проспекте.

Сначала здесь был только ресторан «Аквариум», открывшийся в 1886 году. В нём был настоящий уникальный аквариум с рыбами. Живность для него приобретало Общество естествоиспытателей и рыболовства. Затем, в 1891 году, к ресторану пристроили театр на две с половиной тысячи мест. В нём звучали и оперетта, и настоящая опера. Среди посетителей театра «Аквариум» был когда-то и Пётр Ильич Чайковский. Здесь выступал в былые времена симфонический оркестр из пятидесяти пяти музыкантов. Гастролировала красавица Наталина Кавальери, певица, которая заезжала оттуда в гости к Матильде Кшесинской. Наряду с серьёзной музыкой в театре-варьете «Аквариум» давались и развлекательные программы. Здесь можно было увидеть выступления иллюзионистов, дрессированных собачек, акробатов, французских шансонеток. Иногда проводились и конкурсы красоты… А в мае 1896 года именно здесь прошёл первый в России киносеанс: публике продемонстрировали «движущуюся фотографию» братьев Люмьеров.

Солдат, который дежурил в доме Кшесинской, обмолвился, что кое-что из вещей балерины забрали в этот театр, с чем и поехал разбираться Владимиров.

А Юлия села на проезжавшие мимо дровни и, стоя, доехала до дома Градоначальника. Он любезно принял её в своём кабинете и внимательно выслушал. Открыв ящик своего письменного стола, Балк вынул венок – подарок балетоманов танцовщице – и спросил:

– Вы знаете эту вещь?

Юлия, конечно, узнала венок. Затем он повёл её в другую комнату, где стояла груда ящиков. Они были вывезены из дома Кшесинской. Александр Павлович обещал Юлии Феликсовне, что он примет меры к тому, чтобы вещи в доме Кшесинской никто не разграблял. Но, в конце концов, исполнить своё обещание не смог, так как совсем скоро эту должность заменили другой, и прежний градоначальник оказался не у дел. (Руководить городом с марта по сентябрь 1917-го года стал председатель исполкома Петросовета меньшевик Чхеидзе Николай Семёнович). Правда, золотой венок и ящики с серебром балерине позже вернули.

Некоторые вещи Кшесинской удалось спасти Арнольду – дворецкому из её дома. Их вместе с золотым венком Матильда Феликсовна сдала на хранение в Общество взаимного Кредита, которое располагалось на Невском проспекте. А одиннадцать ящиков – в Азово-Донской банк на Большой Морской улице. Его директором был сосед по дачному имению в Стрельне – Каменка Борис Абрамович, которому в то время было чуть больше шестидесяти лет. Они были в дружеских отношениях, и, может быть, потому он постарался так запрятать ящики Кшесинской, что уверял её позже в эмиграции, что их никогда не найдут. Он ещё тогда надеялся, что они вернутся в Петербург, и танцовщице всё будет возвращено. У Матильды Феликсовны до конца дней хранилась расписка банка в принятии на хранение этих ящиков. (Можно добавить, что и почти через столетие после этих событий, экскурсоводы будут рассказывать гостям Санкт-Петербурга, что драгоценности Кшесинской до сих пор не найдены!).

Магазин Карла Густава Фаберже находился на Большой Морской, 24. Здесь хранились самые дорогие и крупные драгоценности Кшесинской. После переворота семидесятилетний Карл попросил её забрать их себе, так как ожидал обыска и боялся, что все драгоценности у него конфискуют. Так вскоре и произошло, а престарелому ювелиру, родившемуся в Санкт-Петербурге, пришлось осенью 1918 года тайно уехать за границу и закончить свою жизнь в Швейцарии. Он постоянно бежал от революции: сначала в Ригу, затем в Германию, где сменил несколько городов, а когда здоровье ухудшилось, то семья перевезла его в окрестности Женевского озера – город Лозанну. Здесь он жил с мая по сентябрь 1920 года. До конца своих дней Карл Фаберже не мог оправиться от потрясших его событий, он часто повторял: «Жизни больше нет».